Давным-давно над миром властвовали боги. Они управляли сменой времен года: по их велению распускались цветы, опадали листья, а реки покрывались льдом. Сезоны, придуманные богами, должны были напоминать людям о бренности их бытия и подчинять божественной воле. Но едва боги вернулись в свой мир, оставив землю во власти людей, привычная нам вселенная погрузилась в хаос.

Выслушав приговор, Лазарев воскликнул: - Если есть бог на свете, ты, Сара, до освобождения не доживешь! Часовщикова в ответ только ухмыльнулась. Ее приговор устраивал.

К ночи все успокоилось – бойцы Миколы перепились, устали, разошлись по домам. Сторожить школу оставили двух человек, которые напились и уснули. Все женщины и девушки, после целого дня изнасилований, лежали по классам чуть живые.

Говорила Часовщикова на каком-то славянском языке. Если бы она не строчила, как пулемет, я бы понял, в чем она обвиняет Горбаша, а так мы остались в неведении. Горбашу, кстати, ее обвинения были по фигу.

Передо мной на полу лежал человек в рабочей спецовке. Судя по его позе, он уснул на лавочке и упал вниз. В раздевалке было холодно. Холоднее, чем на улице – бетонные стены быстро остывали и долго сохраняли максимально низкую температуру.

Кража вина из цистерны была делом рискованным. Как-то один незадачливый расхититель сорвался с доски и сломал обе руки. При «разборе полетов» в милиции он заявил, что залез на ограждение склада на спор, но сорвался и упал прямо на территорию соседнего предприятия.

В полутемном помещении я не смог рассмотреть веревку, но предположил, что она слишком тонкая, чтобы применяться для погрузочно-разгрузочных работ на заводе. Скорее всего, главный инженер принес ее с собой.

Перекосов резко шагнул к нему и сгреб в охапку. Саша сделал все возможное, чтобы не допустить этого, и блок поставил, и руку попытался взять в захват, но мужик своей чудовищной силой просто смял его.

Человек в маске и бронежилете уйти не мог, под головой у него уже скопилась целая лужа крови, и она продолжала растекаться. В воздухе остро пахло порохом, более того, Саше показалось, что под сводами подвала все еще гуляет эхо выстрелов.

Рука противника оказалась в жестком захвате, дальше крутящий момент с переходом на болевой прием, и победа. Верзила взвыл от боли с заломленной за спину рукой.

Сивый большой мастер по части мокрых дел, и он уже готов на убийство. Живым из этих тисков можно было выйти только в двух случаях, или вернуть деньги, или убить всех, начиная с Каймана.

Сарычев не стал ждать, когда противник придет в чувство, ударил его ногой – мощно, с оттяжкой, в пах. А когда парень согнулся в поясе, правой рукой взял голову в захват.

Предположительно, трупы пролежали в земле два с половиной года, гнилостные изменения сожрали папиллярные узоры на пальцах, зато сохранилась татуировка на ноге у блондинки, хоть и с трудом, но ее удалось прочитать.

На выходе из аула снайпер пропустил Копотя. А командир согнулся от удара в живот. Первая пуля из трофейной советской СВТ-40 прошла насквозь, чуть царапнув галифе пленного - тот припал к забору не дожидаясь команды.

Они одновременно выстрелили с полушага, так что разлетелись-развалились в разные стороны. Немец, закинувшись с выбитым глазом, ещё судорожно дёргал ногами. А вот Живчику досталось точно в центр грудины.

Пичуга не услышал выстрелов командира, он просто прицелился и нажал на спусковую скобу. Получилось вовремя. Пулемётчик судорожно привскочил, подёргался под пулевыми ударами. И завалился вперёд на задравший ствол пулемёт.

Бах-бах-бах! Один за одним, из пролетавших на приличной высоте – километров пять – тридцати наших «илюшей», четыре выпали из строя и, дымя и кувыркаясь, спикировали куда-то за перевал. Бах-бах!..

В центре станицы, вздулся чёрный гриб, оторвался, посерел и отлетел круглым облачком. Через двенадцать секунд донесло грохот. В бинокли было видно, как разгоралась одна из административных двухэтажек. Чего там с нашими? Нарвались или сами подорвали?

Двое батальонных ножами сняли часового. Заняли позиции по траншее справа и слева. Всё тихо. Остальные трое батальонных нырнули за бруствер, выгорбились, сцепились мостком, чтобы по их плечам перебежали дивизионные.

С тех самых пор желтизна и ало-пунцовая, ржавая листва кленовой Канады, эти августовские цвета восходящей осени, над которыми медленной сказкой поднимаются в небо десятки радужных аэростатов, так и остались цветами моего последнего счастья.

«Бабий ветер» – это сухой приятный ветерок на Камчатке; на нем бабы сушат белье. В конце весны и летом побережье там практически всегда окутано плотным морским туманом. Волгло, вязко, сыро так, что трудно дышать, – ну, и белье, сама понимаешь, не сохнет. Осенью и ранней весной задувают штормовые ветра. Простынку-то они высушат быстро, но заодно и унесут с собой.

Парикмахерша Роза произносила два магических слова: «Дора, агрегат!» И Дора вносила агрегат – небольшой чемоданчик, обитый черным дерматином. Жертву сажали на стул, волосы накручивали на маленькие металлические трубочки, которые втискивались в большие металлические цилиндры. От каждого цилиндра шли проводки к толстому проводу. Все это вставлялось в розетку и… елочка, зажгись!

Я не могла дождаться, когда теть-Таня доползет в своем поэтическом бреду, когда наконец откроется дверь; стояла, приплясывая от нетерпения. И бросалась бегом по коридору – мимо сундуков, стиральных ребристых досок, тазов, корыт и велосипедов – скорее здороваться со всеми! В первую очередь, с Юриком-Шуриком: мы сталкивались где-то на середине коридора и сразу хватались за руки...

Короче, явилась такая вот черная пантера, зубы сияют, глазки стреляют… Поставила ее в привычную позицию, вид сзади, смотрю – мама родная! – да у нее вся задница искусана! Вся в шрамах, даже следы зубов различимы. О чем при виде этакого пейзажа думает нормальный человек? Конечно, о собаке. Осторожно интересуюсь – какой, мол, породы любимая собачка? А она мне с кокетливой гордостью: это муж.

Ты когда-нибудь видела, как ставят шар? Во всем мире аэростаты запускают на заре, либо уже на заходящем солнце, ибо температура вокруг взлетающего шара должна быть низкой, земля – холодной, а погода безветренной, без «термиков» – восходящих термальных потоков.

Воспоминания — забавная вещь. Те, что нам хочется сохранить — блекнут, а те, что мы хотим забыть — остаются с нами, пока отец не заберет их. Если бы нам было дано право выбор.

Воспоминания — забавная вещь. Те, что нам хочется сохранить — блекнут, а те, что мы хотим забыть — остаются с нами, пока отец не заберет их. Если бы нам было дано право выбор.

— Ладно, но как я пойму, что я поймала воспоминание. ? И что если я схвачу не то? — Ты не схватишь не то воспоминание. Когда дело касается нежеланных воспоминаний, все люди между собой похожи — их разум почти всегда готов расстаться с этими ношами.

Зрительный контакт — это самая важная часть. Это именно то, что помогает найти воспоминание, но это в свою очередь позволяет воспоминанию найти тебя. Ты не можешь разорвать контакт до тех пор, пока не овладеешь этим воспоминанием в своем разуме.

Люди не приходят к нам с просьбой забрать хорошие воспоминания. Они отдают нам свои печали. Это значит, что и мне придется прочувствовать их печаль, когда я буду ее забирать из их мыслей. Я прекрасно это понимаю. Сколько себя помню, я наблюдаю, как ты это делаешь. Но я хочу помогать людям. Я хочу быть как ты. Это и есть то, чем занимается наша семья — мы помогаем людям.

Папа говорит, некоторые воспоминания похоронены так глубоко, что приходится продолжать тянуть за все корни и частички, прежде чем они полностью выходят выйдут наружу.

На ночь, чтобы я не спал, меня за руки подвешивали на цепях к блоку, прикрепленному к кованной фигурной металлической решетке во дворе. Подвешивали таким образом, чтобы я только вытянутыми пальцами ног мог достать до земли.

Допрашивающий каждое утро перед началом допроса взял себе за традицию бить меня по голове тяжелым портсигаром. Вот от того удара голове было в действительности больно.

Он рухнул на асфальт, раскинув в стороны руки. Нокаут был чистый, стопроцентный. Парень даже не застонал. Просто отключился, словно на него метеорит упал.

В последний момент я сумел среагировать так, что его кулак прошел рядом с моим ухом, чуть задев его, а прямой правой отбил предплечьем левой руки, применив традиционную китайскую боевую систему «вин чун».

Но сержант не ответил. Вместо него прогрохотала винтовка «Корд», звук от выстрела которой прокатился по ущелью грозным эхом, заглушившим лязганье затвора автомата младшего сержанта Доржиева.

Бандит думал высунуть голову только на пару секунд, но, всматриваясь в темноту, задержался дольше. И Сергей Николаевич успел послать в его голову две пули.

Киллеры не мазали, отец стал падать, но Семен и не думал опускать Майю. И разворачиваться не стал, подставляя под выстрелы свою спину. Он испугался! Этот трус закрывался своей молодой женой!

Замерли все, ждут, когда фотограф запечатлеет момент ее «смерти». А ведь она, считай, умерла. Ощущение такое, как будто Семен выносит из загса гроб с ее телом. Ведь если незамужняя девушка погибает, в гроб ее кладут в подвенечном платье.

Родион не сомневался, что ему придется лоб в лоб столкнуться с вооруженными преступниками. Не зря же его предположение совпало с информацией, которую не смог донести до него Абакумов. Расстрелянная невеста, месть через двадцать лет…

Родион поймал обе руки, чуть отступил назад, сдергивая противника с точки равновесия и резко шагнул вперед, заставляя выгнуться в спине. Туманов и не хотел, но прогнулся, и тогда Родион ударил его по ногам. На землю противник ложился с заломленной за спиной рукой.

Мужчина выдернул Славика со двора, как рыбу из воды, и тут же, ударив по ногам, сбил наземь. А удар четкий, поставленный, Славик не мог ему ничего противопоставить.

Сынок высокопоставленного папы Варшавин положил глаз на его Валерию, а, получив отказ, подставил ее под статью уголовного кодекса, Родиона подлость сынка вельможи взбесила, он не смог справиться с эмоциями, в итоге понижение и в должности, и звании.

Алевтине захотелось расцеловать коллегу. – Супер, спасибо! Я вернусь, самое позднее, в три. Если пробок не будет, управлюсь раньше. Как интересно! Это было последнее, что Алевтина сказала в стенах рабочего офиса. Она не знала, что больше в эту контору не вернется. Никогда.

Вега не стала садиться, остановилась у стола и в очередной раз склонила голову набок, словно силясь понять, почему же Виктор такой тупой. – Ты так и не понял, глупый. Не обязательно кого-то убивать, чтобы посадить человека.

Внезапно Пашка ударил кулаком по столу с такой силой, что показалось, что он сейчас треснет или сломается. Сын медленно повернул голову и пристально посмотрел на отца. Глаза Паши за считаные секунды налились кровью, поза, мимика, даже его дыхание, казалось, выражали одну ярость.

Многие завидовали отношениям этих девочек и говорили, что им повезло: они выйдут замуж, нарожают детей, которые будут играть и дружить друг с другом, и будет им всем вместе весело и интересно. Такое будущее им пророчили родители, родственники и все, кто их знал. Однако несчастный случай изменил их судьбы.

Картина была странной и пугающей: заполненная наполовину ванна с кроваво-красной водой. У Оли перехватило дыхание. Она медленно перевела взгляд на Валькину голову. Лицо подруги по-прежнему закрывали волосы, но на затылке Оля отчетливо разглядела бордовое пятно.

Не обратив внимания на изуродованное лицо мертвого мужчины, она приступила к вскрытию. Спустя пару часов, выйдя по локоть в крови и с горящими от удовольствия глазами, она доложила Семену Игнатьевичу, что смерть наступила в результате множественных гематом, которые стали причиной разрыва селезенки и внутреннего кровотечения.

Едва он выставил из-за угла опорную руку и голову, как в правый глаз ему ударил яркий луч света. Одновременно раздался выстрел, и правая рука подломилась в районе локтевого сустава.