Вскоре на теле Фредди стали проявляться первые признаки болезни. Несколько крупных красных пятен выступили на тыльной стороне ладони и на левой щеке. Это была саркома Капоши. Первые отметины обработали специальным лазером, и они постепенно исчезли. Но после лечения остались небольшие шрамы, поэтому всякий раз, как он выходил в свет, приходилось маскировать их легким макияжем.

Проснувшись, я обнаружил, что всю ночь в постели был один. Фредди со Стрейкером проболтали всю ночь и все еще пребывали в каком-то чудаковатом настроении. Я поднялся, надел на работу костюм с белой рубашкой. Заскочил к ним сказать «привет и пока» и направился в прихожую надевать пальто. И услышал, как Фредди спрашивает у Питера: «Это кто был?» — «Дорогуша, это же твой муж!». Фредди аж завизжал.

Чего мы оба боялись, так это одиночества. «Тебя может окружать множество друзей, но это не избавляет от мучительного одиночества», — часто повторял Фредди. Мы прекрасно понимали, что многих наших друзей-геев ждет перспектива быть одинокими, отверженными и нелюбимыми.

В студии Фредди думал лишь об одном — о работе. Я наблюдал за ним сквозь стекло, но он редко смотрел в мою сторону, настолько был поглощен своим занятием. Ему вечно необходимо было действовать, казалось, это у него в крови. Закончив петь, он влетал в аппаратную, усаживался за микшерный пульт и регулировал настройки звука.

«Дурак, ты просто свихнулся!» — говорил я сам себе. Никогда прежде я не дарил парням цветы и сейчас удивлялся своему порыву. Вдобавок фрезии выглядели какими-то жалкими, стыдно такие дарить. Повернув на Стаффорд Террас, я выбросил их в первую попавшуюся урну. Я и не подозревал, что это одни из любимых цветов Фредди, и, если бы в тот день я ему их принес, он бы сошел с ума от счастья.

Стоит собраться с духом, чтобы что-то сделать, и все начинает получаться очень быстро.

Вспыльчивый нрав при остром уме — опасное сочетание.

Но никакая роскошная машина не скрасит путешествия туда, куда ехать не хочешь.

– «Лучше б умерла Алисия»? Ничего себе! – Так он и сказал. – И Алисия это слышала? – Конечно! А потом шепнула мне: «Он убил меня. Папа только что убил меня». Никогда не забуду ее слов!

Мужчина в темном снова там. Он появился сразу после того, как Габриэль уехал на работу. Я принимала душ и увидела жуткую фигуру из окна ванной. Сегодня он расположился поближе к дому, возле автобусной остановки, – словно в ожидании транспорта. Интересно, кого этот тип пытается одурачить? Я быстро оделась и пошла на кухню: из того окна лучше видно. Однако мужчина исчез.

Почему мама так поступила? Этого я уже никогда не узнаю. Раньше я думала, что мама хотела совершить самоубийство. А теперь расцениваю ее поступок как попытку убийства. Ведь, помимо мамы, в салоне машины находилась еще и я. А может, она собиралась убить только меня, а не нас обеих? Впрочем, нет. Это уже слишком. С чего бы ей желать смерти собственной дочери?

Как же я ошибался! Тогда я еще не знал этого, но было уже поздно: образ отца прочно засел внутри меня. Я внедрил его в себя, спрятав в области бессознательного. Куда бы я ни бежал, я нес его с собой. В голове звучал адский, неумолимый хор из размноженных голосов отца: «Бестолочь! Позор! Ничтожество!».

Я – Тео Фабер. Мне сорок два года. Судебным психотерапевтом я стал из-за того, что крупно облажался. И это чистая правда, хотя, конечно же, это не то, о чем я говорил на собеседовании.

Это казалось единственным логичным объяснением всего случившегося. Иначе зачем ей связывать любимого супруга и стрелять ему в лицо в упор? И чтобы после такого не было раскаяния и объяснений? Она вообще не говорит. Сумасшедшая, не иначе.

На бетонном полу лежит молодая женщина, на ней джинсы с протертыми коленями и потрепанный кардиган, некогда желтый. Ее рот приоткрыт, а глаза, наоборот, закрыты. Кожа мертвенно-бледная. Только женщина там не одна. Рядом с ней сидит ребенок и дергает ее за волосы. Такого они не ожидали.

Чаллоу топает ногой – слышно глухое эхо. – Кажется, ты права. Он приподнимает край циновки: из нее сыплются грязь и песок, в разные стороны ползут мокрицы. – В кои-то веки, – обращается Чаллоу к своей команде, – нам повезло. В полу под циновкой спрятан люк.

– Тогда как, черт возьми… – Как, черт возьми, Тоби попал в Уиттенхэм-Клампс? – Да, – говорит Куинн. – Я предупрежу пресс-службу. Если мы нашли связь с делом Гардинер, писаки тоже скоро на него выйдут. Мы должны опередить их, ребята. – Слишком поздно. Они уже в курсе, – мрачно сообщает Гислингхэм, посматривая на свой мобильный.

– Ну же, Фаули, шевелите мозгами – связанные руки, разбитый череп, труп лежит лицом вниз… Писаки быстро найдут связь с телами, найденными на Уиттенхэм-Клампс, так что подумайте хорошенько перед тем, как выпускать официальное заявление. – Черт! – Вот именно. Не знаю, как вам, а нам и так жутковато. Не хватало еще заголовков, где большими буквами написано «ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ»…

Обычно, когда Декеру приходилось иметь дело со смертью, его синестезия проявляла себя в полной красе. Все вокруг начинало видеться в ярко-синем свете, как от электросварки. Этот свет окружал его со всех сторон, подавлял, вызывал удушье. Но ничего такого с ним на сей раз не произошло. Он просто видел перед собой труп. Как будто вся его синестезия вдруг куда-то девалась.

– Декер, никакой связи между ними полиция не обнаружила. – Ошибаешься, связь есть, и очень серьезная. – И какая же? – Их убили в один и тот же час в одном и том же месте.

Убрав телефон, Алекс вновь посмотрела на догорающие обломки трейлера. – Кто-то хотел нас убить. – Это очень хороший признак. – В каком это смысле? – возмутилась она. – А в таком, что мы наступили кому-то на хвост. Это означает, что мы движемся в правильном направлении. Так что это действительно хороший признак.

– Это означает, что нам надо искать тех двух мертвецов в совершенно других базах данных. – Мы проверили все базы по преступникам и гражданским лицам, к которым у нас есть доступ. – Я не думаю, что они – бывшие преступники или вообще гражданские лица. – И кто же они, по-вашему? – Копы.

«Я пытаюсь поймать убийцу Кэсси и Молли снова и снова. И конца этому не будет, поскольку убийцы неистребимы. И это мой собственный мир. Милости просим».

Кто лишил вас жизни? Или – кто вас убил? Вообще-то разница весьма существенная.

А когда придет вечер, и в окнах загорятся мандариновые и млечные лампы, Юля направится домой, где свет и тепло, и тлеющие тайны, и обыденная суета... И любимые. Уходить и возвращаться. Уходить – и возвращаться. Ей нужно было и то, и другое, и она, держа в ладонях оба драгоценных слова, ступала по кромочке, балансируя и еле заметно улыбаясь.

Через минуту он увидел на экранчике смартфона лицо матери. Она выглядела худой, как постаревшая балерина, но в глазах была знакомая кремниевая твердость. Брови в стиле Марлен Дитрих мама нарисовала безупречно, будто по циркулю, но высоковато, и они придавали ей изумленно-надменный вид, словно она хотела воскликнуть: «Как? И ты, Брут?!»

Вечером Богдан хлопал Степку по плечу: «Ну, бывай, сын!» - и тот отвечал улыбкой. Улыбкой столь же теплой, как скобка степлера.

- Что сидеть, поехали, - мотнул головой отец. - Будем полагаться на мое безошибочное чутье. - Это то чутье, извини, извини, благодаря которому твой бизнес склеил ласты в трубу, угу? И у тебя подчистую, подчистую пропали твои золотые яйца? - не сдержался Степа. - Два остались. Не надо грязи, Степаша. Мы, погоревшие бизнесмены, должны держаться заодно.

Он даже стал насвистывать что-то, чтобы показать: ни капельки я не огорчен, пустяки, угу! Он и в самом деле еще не расстроился, потому что – он знал себя – многие чувства к нему приходят с запозданием. Ум уже все понял, а диспетчер, посылающий сигнал в сердце или куда там, все тормозит, все крутит задачу: это что за хрень, к добру или к худу?

Только когда получишь свободу, понимаешь, что теперь тебе нужна привязанность.

Пятьдесят два часа. Я узнала об исчезновении Мириам Родвелдт пятьдесят два часа назад. Две бессонных ночи. Три столкновения с немецкими солдатами. Один спасенный младенец. Одна пропавшая девушка, которая так еще и не нашлась.

А потом я скорчила рожу, и он поцеловал меня, и мы пошли есть мороженое. У нас с ним все только начиналось - в мире, который был близок к концу, о чем мы и не подозревали.

Любовь не прекращается даже во время войн.

Может быть, делая хорошие поступки во искупление плохих, нельзя ожидать, что уцелеешь.

Сейчас, когда я смотрю на школьную записку, кажется, будто включили свет в неряшливой комнате. Эта записка такая жизнерадостная! Точно такие мы писали задолго до войны. Мы гадали тогда, кто может нас полюбить, а кто нет.

Я одержима желанием найти Мириам во имя справедливости. Загубив одну жизнь, я должна спасти другую.

Сана не знала, каково это, ходить, словно в тумане столько лет, чувствовать, что твоя жизнь не принадлежит тебе, а потом внезапно проснуться, зажить.

Это неправильно, что женщины должны скрывать свои тела и лица от наших взглядов. Кто от этого страдает больше: женщины, совершившие гнусное преступление, просто родившись женщиной или мужчины, которые относятся к женщинам как к своей собственности? Если вас оскорбляет вид непокрытой женщины, оставайтесь дома или наденьте на глаза повязку. А еще лучше — залейте себе глаза кислотой. Тогда вы больш

С самого нашего детства, когда мы еще совсем маленькие девчушки, нас пугают «плохим дядей», который может нас забрать. Мы становимся старше и боимся быть изнасилованными, оскорбленными и даже убитыми «плохим дядей», но проблема в том, что мы не можем отличить плохих мужчин от хороших, мы должны опасаться их всех. Нам говорят не выходить из дома поздно ночью, не одеваться определенным образом, не

Когда я думаю о своей прежней жизни, я представляю ее себе небольшой диорамой в обувной коробке: улицы, парки, авеню и я — черное пятно посередине.

Как будто они ставили клеймо «что-то не так» на мне, когда я всей душой мечтала стать такой, как все.

Идеология Диетлэнда — сделать женщину ничтожной делая ее худой!

Люди могут быть способны на нечеловеческие зверства.

Вот к чему на самом деле всегда все сводится: цена.

– Если вы найдете того, кто согласится взять такую, как я, в жены, вы всех свах Каира оставите без работы.

Иногда скромные начала приводят к поистине могучим свершениям.

Ничто так не объединяет племена, как сплетни об их правителях.

– Значит, ты воровка? – Какой-то однобокий взгляд на ситуацию. Я предпочитаю называть себя мастером деликатных дел.

Президент Соединенных Штатов был пьяницей, развратником и бил женщин. Он улыбался перед объективами камер, целовал маленьких детей и обхаживал старушек, завораживая их своим обаянием, проводил важные совещания, летал по всему миру в качестве главы государства – и при этом был похотливым козлом, трахавшим замужних женщин и избивавшим их, а потом еще и становившимся причиной их смерти.

Уитни узнал обоих, кто находился в комнате. Женщину он уже видел сегодня, на фотографиях: это была любимая женушка, предпочитающая наряжаться как шлюха. Мужчину Лютер узнал по совершенно другой причине; определенно, это был не хозяин дома. Потрясенный, Уитни покачал головой и медленно выдохнул. Его захлестнула волна тошноты. Поборов ее, он уставился на то, что происходило в спальне.