Рейтинги
История Натальи Гончаровой и Александра Пушкина давно обросла мифами, но французский писатель Клод Марк Камински предлагает взглянуть на неё под новым углом. Его роман «Тайный дневник Натальи Гончаровой» — это смелая альтернатива канонической версии событий. Через вымышленные записи Гончаровой Камински превращает историю в захватывающий детектив, где за привычными фактами скрываются заговоры, политические интриги и бунт против патриархальных условностей.
Мы поговорили с автором о том, почему он решил переосмыслить эту историю, как создавал образ «другой» Гончаровой и что, по его мнению, на самом деле стояло за роковой дуэлью.
Что вдохновило вас на создание этой книги? Почему вы решили рассказать историю Пушкина и Гончаровой именно через её дневник?
Во Франции я был президентом престижной школы Ecole des Roches, основанной в 1899 году. Это международная школа-пансион, в которую приезжали дети со всего мира, в том числе и российские ученики. Книгу «Тайный дневник Натальи Гончаровой» я посвятил одному из моих учеников — Илье Свиридову, трагически погибшему от сердечной недостаточности. Илья был блестящим учеником и необычайно образованным для своего возраста. Мы много беседовали с его одноклассниками о русской литературе. Однажды во время нашей беседы я упомянул Пушкина. Должен признаться, что в то время, как, впрочем, и все французы, я прочитал единственное его произведение — «Пиковую даму». Именно Илья рассказал мне о невероятном и драматическом конце писателя. Это вызвало у меня интерес и я сразу же погрузился в творчество Пушкина и одновременно в его жизнь. Таким образом и возник мой роман, который, я настаиваю и подчеркиваю, прежде всего является Художественным Вымыслом. Этим заявлением я хотел бы успокоить дотошных пушкинистов, которых могут беспокоить выдуманные мною события его биографии.
Прочитав более 35 исследований и многочисленные статьи о Пушкине, я заинтересовался отношениями, которые могли бы сложиться у гения со своей женой. В своем романе я намеренно смешал или выдумал события, которые могли бы произойти, например, диалоги Пушкина с царем или письма, которые могли написать Наталья и Дантес.
Почему я выбрал форму дневника? Такая достаточно гибкая структура позволила мне разместить главы без хронологической связи друг с другом, поскольку Наталья должна была доверить своему дневнику самые значимые события своей жизни, которые она провела с Александром Пушкиным; поэтому главы следуют одна за другой согласно ее воспоминаниям.
Наконец, с самого начала книги, чтобы заинтересовать читателей, я придумал историю с передачей мне дневника потомками Пушкина. Многие на самом деле поверили в это, и первой была переводчица, которой я диктовал роман. «Это правда?» — спросила она меня. «Это невероятно!» Сейчас я мог бы добавить, что с самого начала меня увлекало исследование отношений между двумя исключительными личностями: Он, величайший поэт и писатель всей России, и Она, самая красивая женщина Российской империи. Наконец, будучи феминистом... мне показалось забавным придумать диалектику типа «Господин-Раб», в которой моя героиня Наталья Гончарова интеллектуально соперничала бы со своим гениальным мужем!
Наталья Гончарова в вашем романе — сильная, независимая женщина, бросающая вызов эпохе. Насколько этот образ соответствует историческим данным, а где начинается художественный вымысел?
Чтобы бунт Натальи Гончаровой не был воспринят читателями как что-то неестественное, я намеренно показал и обозначил его зарождение, оно произошло в тот самый момент, когда она, к ее собственному великому удивлению, дерзко ответила своей матери. Этот инцидент произошел в присутствии двух ее сестер, которые были ошеломлены, услышав ответ своей сестры.
На самом деле, в каждой семье наступает то время, когда подросток осмеливается «возражать» своим родителям. Это утверждение отныне означает: «Я взрослый человек, теперь вы должны слушать меня и считаться со мной!» С юмором можно вспомнить известную фразу Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую!» В тот момент, когда Наталья начинает дерзить своей матери Наталье Ивановне, она показывает ей, что она уже не ребенок.
Итак, начиная с этого бунта против своей матери и замечая, что та ей не противоречит, она внезапно психологически берет над ней верх. С этого момента она считает ее равной себе и заходит так далеко, что дает ей советы, как следует вести себя с мужчинами... Наталья быстро становится ее доверенным лицом. Отныне Наталья продолжит свое «психологическое восхождение»: сначала она будет противостоять своему мужу, затем Жоржу Дантесу, затем его приемному отцу барону Геккерену, а затем и дамам Салонов, своим соперницам и т. д. После этого психологического самоутверждения Натальи мне пришлось найти историческое и правдоподобное оправдание этому факту!
И вот, чудом... во Франции во время революции, как известно, жила знаменитая Олимпия де Гуж, которая стала первой в мире, кто боролся за права женщин. Она также написала впечатляющий труд на эту тему. Я представил, что Наталья его прочитала; что было вполне вероятно, поскольку многие французы привозили с собой из Франции самые последние из опубликованных книг.
Итак, выдуманная психологическая конструкция присоединилась к исторической. А теперь перейдем к художественному вымыслу — и вот тут-то в дело вступаю я. Подобно Флоберу, который по случаю выхода в свет своей книги «Госпожа Бовари» писал: «Госпожа Бовари — это я», я мог бы сказать: «Наталья Гончарова — это я». Я пытался понять ее... И с точки зрения феминиста, и в отличие от многих биографов, утверждавших, что она не очень умна, я хотел защитить ее. Мой друг Дима Дибров почувствовал это и в своем интервью назвал меня д’Артаньяном, который хотел спасти свою Красавицу!
Считалось, что Наталья была Красивая и Глупая, но я превратил ее в проницательную женщину, которую не обманешь ложью и софистикой Александра Пушкина, а также соблазнами всех мужчин, которые слетаются к ней, как пчелы на мед! Я превратил ее в великолепного социолога, который будет анализировать двор и его придворных, балы и, наконец, драгоценную атмосферу русских салонов, пытавшихся подражать французским салонам XVII века. Но как иронично написал один французский писатель: «Хорошую литературу не создашь только с одними чувствами». Мои персонажи не взяты из книг графини Сегюр, урожденной Ростопчиной. К тому же, к счастью, «моя» Наталья Гончарова далека от совершенства... она не ангел и не святая: она часто капризна, транжира, соблазнительна и почему бы ей не быть макиавеллистской?
Вы предлагаете альтернативную версию событий, приведших к дуэли. Как вы считаете, есть ли пробелы в официальной версии этой истории?
Пословица гласит, что, когда хочешь показать слишком много, не показываешь ничего. Другая пословица утверждает: «За деревом леса не видно!» Именно так обстоит дело со смертью Александра Пушкина... С момента роковой дуэли 10 февраля 1837 года царь, Бенкендорф и весь высший свет стали невольными участниками этой трагедии — даже в лубочных картинках из Эпиналя художники изображали сцену, где Дантес стреляет в Пушкина.
Итак, для Истории с большой буквы Жорж Дантес является единственным и идеальным виновником. Правительству было очень удобно выставить напоказ ужасного Дантеса, дежурного убийцу. В то же время была сделана попытка скрыть, утаить и забыть смерть Пушкина; другими словами, правительство хотело убить его дважды! Кто-то хотел скрыть тело, опасаясь народного бунта. Доказательством служит то, что его должны были перевезти в церковь X, а потом, среди ночи, тайком, его отправили в маленькую церковь Z.
В конце концов погребение состоялось в родном селе Михайловском, далеко от Москвы. На его похоронах присутствовало всего лишь шесть человек. Это так странно похоже на судьбу Моцарта, который, как и Пушкин, достиг славы при жизни и был похоронен во всеобщем равнодушии в пасмурный, дождливый день...
Возвращаясь к пословице «За деревом леса не видно!», можно выдвинуть следующую теорию, которую я и описал. Что Дантес в конечном итоге скрыл огромный невидимый заговор, у 12 участников которого была веская причина заставить Александра Сергеевича Пушкина исчезнуть из русской истории.
Как вы работали с историческим материалом? С какими сложностями столкнулись при воссоздании реалий пушкинской эпохи?
Прежде всего я погрузился в творчество Пушкина. Я перечитал «Пиковую даму», которую читал в юности. Затем, несколькими годами ранее, мне довелось посетить уникальную постановку «Евгения Онегина» в Париже с известной русской театральной труппой в Большом театре Шаттле. Как я уже упоминал во введении, не зная ни слова по-русски, я был поражен игрой актеров. Кроме того, я прочитал несколько переводов «Евгения Онегина». Наконец, полное собрание его произведений представлено в нашей престижной коллекции «Плеяда». Я также прочитал его «Французские письма», опубликованные в Париже. 35 прочитанных мною книг познакомили меня с обычаями, традициями и жизнью в Москве и Санкт-Петербурге, в России XIX века. А дальше все было очень просто... Мне нужно было дать волю своему воображению. Некоторые главы были написаны на одном дыхании, в один присест, без каких-либо исправлений. У меня было такое чувство, будто кто-то диктует мне что-то через плечо, и я пишу под его диктовку. А некоторые другие главы, напротив, были написаны, исправлены, переписаны, удалены и, наконец, переписаны снова! Я также пытался найти книги по истории и социологии того периода. Наконец, все русские картины, которые я долго рассматривал в музеях Москвы и Санкт-Петербурга, позволили мне представить в моей голове фильм.
Пушкин в вашей книге — не гений на пьедестале, а живой, противоречивый человек. Как вы балансировали между мифом и реальностью, создавая его образ?
Я сознательно не хотел впадать в «пушкинский пафос», который заключался бы в осыпании Пушкина похвалами или восхищенными эпитетами, поскольку до меня это делали тысячи писателей, критиков и пушкинистов. Мне хотелось вообразить человека из тела и плоти; не недоступного идола, а кого-то вроде нас с вами, с той лишь разницей, что он был гением.
Чтобы найти баланс между этим мифом и реальностью, я попытался представить его в повседневной жизни; как он живет, как говорит, как любит и как сражается. Подобно тому, как Мольер использует лупу, чтобы бесконечно увеличивать черты характера своих персонажей, таких как «Мнимый больной», «Скупой», «Ученые женщины» и т. д., я попытался сделать то же самое с Натальей Ивановной, матерью Натальи. Я считал, что она была суровой, скупой и набожной... Этого мне было достаточно, чтобы «преувеличить» и придумать несимпатичный и карикатурный персонаж, который мучил Пушкина.
Что касается Александра Пушкина, который итак был неумеренным человеком во всех областях: дуэли, любовь, пьянство, азартные игры, провокационные стихи, то не было смысла настаивать на его слабостях. Карикатура на недостатки Пушкина сделала бы его характер неправдоподобным и, главное, невероятным.
Работая над книгой, вы наверняка погружались в исследования о Пушкине и его эпохе. Чьи работы из современных или классических пушкинистов вам особенно близки?
Для меня, без всякого сомнения, единственным справочным трудом является книга Анри Труайя объемом более 800 страниц, посвященная Пушкину. Мне она кажется наиболее полной. Кстати, Анри Труайя был русским, его настоящее имя — Лев Тарасов. Между прочим, многие французские биографы не совсем честно цитировали его и даже не упоминали об этом. Из 35 прочитанных мною книг я не нашел ничего особенно оригинального, за исключением книги Витали Серена. В своей книге «Пуговица Пушкина. Расследование смерти поэта» она полагает, что нашла уникальный исторический документ: последнее письмо, которое Наталья Гончарова якобы отправила Жоржу Дантесу, чтобы сообщить ему о своем повторном замужестве и попросить его сжечь всю их переписку и любой ее портрет, который мог у него быть.
В дневнике Натальи чувствуется современное феминистское прочтение. Сознательно ли вы вкладывали в текст эти идеи, или они возникли естественно в процессе написания?
На ваш первый вопрос я сразу же отвечу, что это было совершенно добровольно! Это было осознанное решение — встать на сторону Натальи, не забывая, однако, о ее слабостях и недостатках. Практически в каждой книге, которую я читал, об этом либо забывают, либо игнорируют, либо принижают, либо не замечают. Мы довольствуемся тем, что нагромождаем хвалебные слова относительно ее красоты, как будто она — всего лишь тело, лишенное разума, души и чувствительности. Мне это показалось очень несправедливым, и я захотел восстановить истину, как я уже сказал, я включился в свою собственную игру и решил показать, на что она способна и что у нее есть силы анализировать своего любимого гения, противостоять ему, расстраивать его, а иногда и сбивать его с толку своей ложью, своими благовидными рассуждениями, своей недобросовестностью и своим софизмом.
Я заметил, что между ними слишком велика пропасть, если не сказать культурные различия, поэтому, чтобы сделать правдоподобным образ Натальи, которая должна была выступить против гения Александра, знатока французской, русской и английской литературы, я придумал историю о том, что она тайно брала частные уроки литературы и философии у профессоров. Будучи прилежной самоучкой, она пыталась заполнить свои пробелы!
Ей нужно было дать «интеллектуальное оружие» для самозащиты и нападения... Конечно, она не поэт, но в двух письмах, которые она адресует Александру, она демонстрирует свою способность холодно и трезво анализировать ситуации. Но невеста была бы слишком красива и получилась бы слишком идиллической... вот почему в конце романа я отдаю свое перо Жоржу Дантесу, который раскроет дьявольскую и макиавеллистскую сторону Натальи Гончаровой. Долой маски!
Как вы думаете, почему образ Натальи Гончаровой до сих пор вызывает такие споры? В чём, на ваш взгляд, главная загадка её личности?
В большинстве биографий, которые я читал, как я уже отмечал, авторы не были благосклонны к Наталье. Ее описывают как поверхностную, капризную, любящую наряды, расточительную, не думающую о финансовых проблемах мужа, легкомысленную, непостоянную в отношениях с Жоржем Дантесом, соблазнительную, как мы бы сказали сейчас: дразнящую. Какая картина!
Я же хотел сделать ее сложной личностью, которое развивается от главы к главе: от чистой и невинной девы до женщины-любовницы, которая не позволяет управлять своей жизнью, но управляет своей судьбой. Чтобы подчеркнуть свою таинственность, она может опасно манипулировать с царем и в тоже время быть абсолютно холодной, эгоистичной, и даже бесчувственной и откладывать свой визит на могилу мужа (это исторический факт, она вернулась туда только через 4 года после его смерти). Чтобы избежать искусственно драматичной концовки (Пушкин уже умер), я представил себе комическую сцену из загробного мира. Если в Наталье и есть тайна и загадка, то для нее, как и для других, это двойственность, разрыв между Плотью и Духом, Красотой и Нормальностью. Невероятная красота этой женщины ослепляет и сияет среди ее соперниц при дворе и в салонах.
Как это ни парадоксально, но дерзкая красота Натальи — это скандал, потому что она выходит за рамки нормальности! Более того, она это осознаёт, потому что в какой-то момент сравнивает себя с героиней Расина Федрой, которая носит проклятие в своей плоти. Так какова же природа этого проклятия, которое преследует семью Натальи Гончаровой на протяжении нескольких поколений? Это Красота. Она парализует Александра Пушкина, когда он видит ее впервые; очарованный Натальей, он часто становится беспомощным свидетелем. То же самое относится и к царю, который, плененный ее волшебной красотой, почти забывает о своем положении (позже слухи распространятся вплоть до воображаемой связи Натальи с царем). Но в конечном итоге «моя» Наталья нравственна...
Насколько известен Пушкин во Франции?
По правде говоря, хотя имя Пушкина хорошо известно французской интеллигенции, его стихи и произведения, за исключением «Пиковой дамы», читали очень немногие. Французы, по моему мнению, не любят поэзию, они предпочитают романы. Однако их любовь к поэзии известна по французским песням, известным во всем мире.
Французам нравятся русские писатели: Гоголь, Достоевский и Толстой. Они обожают Чехова, в столицах почти всегда идут театральные представления: над Парижем часто пролетает «Чайка»! Время от времени по телевидению можно увидеть постановку шедевра Пушкина «Евгений Онегин».
Как вы относитесь к тому, что ваша версия событий может вызвать споры среди поклонников Пушкина?
Я приветствую критику моей смелой интерпретации характера Пушкина и, особенно, Натальи. Я думаю, что, каким бы ни был писатель, необходимо различать творца и его произведение, если только поведение человека не является постыдным и противоречащим гуманизму: так было во Франции с Луи-Фердинандом Селином, который тесно сотрудничал с нацистами и даже осуждал своих коллег-писателей. Поэзия Пушкина бессмертна, но интересна и его жизнь, очень похожая на роман Александра Дюма. Чем сильнее противоречия, тем больше возможностей для дискуссий.
Если бы вам предложили экранизировать эту историю, какие актёры могли бы сыграть главные роли?
Ваш вопрос — необычайное совпадение, потому что когда я впервые встретился с Екатериной, директором по связям с общественностью ЭКСМО, первое, что она мне сказала после прочтения синопсиса моей книги... было то, что по моему роману необходимо снять фильм или телесериал. Точнее, я не только об этом подумал, но и уже написал полный синопсис фильма, и многие эпизоды уже готовы.
О чём бы вы хотели написать следующую книгу? Планируете ли ещё обратиться к русской истории?
Я думаю, что определенно заразился вирусом, неизлечимой болезнью под названием «пушкинист». Как мы знаем, все слова, оканчивающиеся на -ист, переводятся как «тяжелое воспаление»... Мой следующий роман, который я уже начал, посвящен исключительно Пушкину; это вымышленный роман, а не классическая биография. Итак, вот краткое содержание: жил-был русский человек по имени Александр Сергеевич Пушкин...
