О том, что говорили перед своей смертью Бальзак, Достоевский, Блок и другие известные литераторы, читайте в нашем материале
Константин Душенко — российский историк, культуролог и переводчик, автор популярных сборников афоризмов и цитат. В своей новой книге он собрал последние слова великих писателей. О том, что говорили в ожидании смерти Оноре де Бальзак, Федор Достоевский, Лаймен Фрэнк Баум и другие известные литераторы, читайте в нашем материале.
Дидро, основатель знаменитой «Энциклопедии наук, искусств и ремесел», в 1743 году женился на Анне Туаннете Шампьон, девушке из простой семьи. Из их четверых детей выжила только младшая дочь Мария Анжелика. У Дидро было множество связей на стороне, но глубокое чувство, длившееся почти 30 лет, связывало его только с Софи Воллан. Софи умерла в феврале 1784 года, и тогда же у Дидро началось кровохаркание. Врачи диагностировали водянку легких. 1 июня того же года Дидро на средства русской императрицы Екатерины II переехал в прекрасный дом на улице Ришелье. Жить ему оставалось два месяца. О его последних днях известно по воспоминаниям дочери.
Незадолго до смерти философу привезли более удобную и просторную кровать; рабочие замучились, прежде чем установили ее на место.
— Друзья, — заметил Дидро, — вы уж слишком стараетесь ради мебели, которая прослужит четыре дня.
Утро 31 июля Дидро провел со своим врачом и своим зятем. Сев за стол, он поел супа, вареной баранины и выпил отвар из цикория. На десерт он взял абрикос, но тут жена попыталась остановить его. Дидро воскликнул:
— Но, черт побери, каким образом это, по-твоему, может мне повредить?
И, опершись локтем на стол, стал есть абрикос. Минуту спустя жена спросила его о чем-то; ответа не было. Она пригляделась поближе и увидела, что Дидро уже мертв.
14 марта 1850 года Оноре де Бальзак венчался в Бердичеве с богатой польской помещицей Эвелиной Ганской, что было мечтой его жизни. Увы, к этому времени он был уже тяжело — вероятно, безнадежно — болен. 21 мая супруги прибыли в Париж и поселились в доме Бальзака на улице Фортюне. Почти сразу же врачи диагностировали у Бальзака перитонит, за которым последовала гангрена. Писатель Теофиль Готье, уезжавший в Италию, решил навестить своего старого друга и попрощаться. 20 июня Эвелина ответила ему, что муж не может принять гостя. В конце письма Бальзак вывел нетвердой рукой свою последнюю в жизни строчку:
«Я больше не могу ни читать, ни писать».
Утром 18 августа больного соборовали, а потом началась агония. Великий романист умирал в полном одиночестве. Кроме врача, единственным его посетителем оказался Виктор Гюго, но он уже видел лишенный сознания полутруп. Собственно, только врач Бальзака Наккар мог слышать последние слова умирающего, однако он ничего о них не поведал. Тем не менее предсмертная фраза Бальзака известна каждому, кто читал хотя бы краткую его биографию:
— Мне нужен Бьяншон... Бьяншон мог бы меня спасти!
Можно с уверенностью утверждать, что это одна из самых прославленных предсмертных фраз в литературном цеху. Врач Орас Бьяншон — далеко не последний персонаж в романах и повестях «Человеческой комедии» («Отец Горио», «Утраченные иллюзии» и другие).
В конце 1879 года врач М. Н. Сниткин, двоюродный брат жены Достоевского, Анны Григорьевны, сказал ей, что сосуды легких больного истончились настолько, что любое физическое напряжение или сильное душевное волнение могут его убить. 26 января 1881 года, работая ночью, Достоевский уронил вставку с пером. Вставка закатилась под этажерку. Он отодвинул этажерку, и от усилия горлом пошла кровь. Вечером того же дня Достоевский пожелал исповедаться и причаститься, а утром 28-го сказал: «Я знаю, я должен сегодня умереть. Зажги свечу, Аня, и дай мне Евангелие». Это Евангелие было подарено ему женами декабристов в Тобольске, по дороге на каторгу. Он открыл книгу наудачу. Открылся стих Евангелия от Матфея: «...не удерживай, ибо так надлежит нам исполнить великую правду».
— Ты слышишь — «не удерживай» — значит, я умру, — сказал он и закрыл книгу.
Жена заплакала. Он стал ее утешать; благодарил за счастливую жизнь, которую прожил с ней:
— Помни, Аня, я тебя всегда горячо любил и не изменял тебе никогда, даже мысленно!
На другой день Анна Григорьевна ни на минуту не отходила от мужа; он держал ее руку в своей и шептал:
— Бедная... дорогая... с чем я тебя оставляю... бедная, как тебе тяжело будет жить!..
Потом он попрощался с детьми, а Евангелие отдал сыну Феде.
В молодости Бирс участвовал в американской Гражданской войне на стороне «северян». В конце 1913 года, в возрасте 71 года, он отправился на юг, чтобы посетить места своих былых сражений. Он проследовал через Луизиану и Техас, а затем направился в Мексику, охваченную революцией. В городе Сьюдад-Хуарес писатель присоединился к революционной армии Панчо Вильи в качестве обозревателя. 1 октября он написал своей племяннице Лоре:
«Я думаю, это отличный способ уйти из жизни. Лучше, чем старость, болезнь или падение с подвальной лестницы. Быть гринго в Мексике — о, это эвтаназия!»
Его газета получила от писателя отчет о битве при Тьерра-Бланка, случившейся в конце ноября. Последнее письмо Бирса, адресованное его доброй знакомой Бланш Партингтон, было написано 26 декабря. Оно заканчивалось словами:
«Сегодня я отбываю в неведомый пункт назначения».
Куда он отбыл, где и когда умер (или погиб?), неизвестно поныне.
К сорока годам Баум испробовал множество занятий, включая актерство, разведение кур, торговлю и журналистику, — и все они приводили его к разорению. Между тем он был человек женатый и отец четверых детей. Наконец ему пришла в голову счастливая, как оказалось, мысль — писать детские книги. В 1897 году он опубликовал «Сказки Матушки Гусыни в прозе» — забавные перелицовки традиционных детских историй. А в последнем году уходящего XIX века появился на свет «Удивительный волшебник из Страны Оз». За «Волшебником» последовали еще одиннадцать книг о Стране Оз. В 1914 году Баум перебрался в Голливуд и основал киностудию «Оз филм». Кинопромышленника из него не вышло, и год спустя студия закрылась.
5 мая 1919 года Баум перенес инсульт. На следующий день он впал в кому. Согласно биографии Баума, написанной при участии его сына, незадолго до смерти писатель очнулся и, обращаясь к жене, произнес:
— Теперь я могу пересечь Зыбучие Пески.
Каждый, кто читал книги Баума, знает, что Зыбучие Пески — это часть Пустыни Смерти, со всех сторон окружающей Страну Оз. Ступивший на песок этой пустыни сам превращается в песок.
13 февраля 1921 года Блок выступил с речью «О назначении поэта». Он говорил, что Пушкина «убила вовсе не пуля Дантеса. Его убило отсутствие воздуха», и что «поэт умирает, потому что дышать ему уже нечем; жизнь потеряла смысл». 18 июня он сделал одну из последних записей в дневнике: «Мне трудно дышать, сердце заняло полгруди». Жена поэта Любовь Дмитриевна, услышав шум в комнате Блока, застала его, разбивающего кочергой бюст Аполлона. Он спокойным голосом объяснил: «А я хотел посмотреть, на сколько кусков распадется эта грязная рожа».
Андрей Белый со слов матери Блока рассказывает, что в забытьи Блок вдруг сказал: «А у нас в доме „столько-то“ (не помню цифры) социалистических книг; их — сжечь, сжечь!» По воспоминаниям Георгия Иванова, Блок в бреду говорил: все ли экземпляры поэмы «Двенадцать» уничтожены? «Люба, хорошенько поищи, и сожги, все сожги». Вспомнив об экземпляре, посланном Брюсову, Блок требовал везти себя в Москву: «Я заставлю его отдать, я убью его...»
1 августа Блок сказал издателю Самуилу Алянскому:
«...Болей у меня сейчас нет, вот только, знаете, слышать совсем перестал, будто громадная стена выросла. Я ничего уже не слышу».
А когда Алянский собрался уходить, добавил:
— Простите меня, милый Самуил Миронович, я очень устал.
Это последние записанные слова Блока. 7 августа поэт умер.
Акутагава вывел новую японскую прозу на мировой уровень. Однако уже в тридцать лет с небольшим писателя стали одолевать мысли о самоубийстве. В июне 1927 года он закончил автобиографическое эссе «Жизнь идиота». Здесь говорилось: «Человеческая жизнь не стоит и одной строки Бодлера...» (цитата, ставшая знаменитой). И еще: «Я не так мечтаю о смерти, как мне надоело жить». 20 июня Акутагава отправил «Жизнь идиота» писателю Кумэ Масао, которого знал со студенческих лет, а 24 июля принял смертельную дозу веронала. Он умер в 35 лет.
В прощальной «Записке к старому другу», адресованной Масао, Акутагава писал:
«Я видел, любил и понимал больше, чем остальные. И хотя бы это дает мне некоторое удовлетворение, вопреки всем страданиям, какие мне довелось испытать».
Из шести прощальных записок Акутагавы одна была адресована его троим малолетним сыновьям. Сначала он написал:
«Помните, что жизнь — это битва», а после добавил: «...которая ведет к смерти».