Рассказываем о писателях, которые переложили на русский произведения предшественников
Не секрет, что Набоков экспериментировал с переводом «Алисы в Стране чудес» Кэрролла, а Чуковский занимался произведениями Твена, Уайльда и Киплинга. Но этими примерами список не исчерпывается. Многие знаменитые писатели не боялись переводить зарубежных коллег по перу и подарили русской литературе настоящие шедевры.
О переводческой деятельности Жуковского известно многим. Оттачивая свое мастерство на переложении германских романтических произведений на русский язык, он затем создавал собственные, не похожие на иностранный «протограф» тексты, как было, например, с «Ленорой» и «Светланой». Жуковский переводил с немецкого, английского, французского, а в конце жизни и с греческого.
В 1842 году поэт заинтересовался гомеровской «Одиссеей». Прежде чем начать работу, он консультировался с дюссельдорфским эллинистом Грасгофом, который сделал для него список с греческого текста и подстрочник на немецком языке. Работа над поэмой продолжалась до 1849 года. Это время сопровождалось различными неприятностями в жизни поэта: тяжело болела после родов его молодая жена, неважно чувствовал себя и сам Жуковский, разладились отношения с царской семьей, приходилось часто переезжать. И тем не менее «Одиссея» была переведена.
Далеко не все критики встретили эту работу Жуковского благосклонно. Обозреватель «Отечественных записок» заявил, что «настоящего перевода „Одиссеи“ нужно было ожидать, даже не читая его, что это будет скорее „Одиссея“ Жуковского, чем Гомерова „Одиссея“, переведенная Жуковским». Но именно это переложение по сей день считается классическим.
Вторым грандиозным проектом Василия Жуковского был перевод «Илиады». К сожалению, этот труд так и не был закончен, и классическим осталось переложение Гнедича.
Удивительно, но автор «Грозы» и «Доходного места», знаменитый драматург, воспевший жизнь купцов и мещан, в 50-х годах XIX века увлекся переводами и подготовил 22 текста, среди которых комедии Уильяма Шекспира и Никколо Макиавелли, произведения римских комедиографов Плавта и Теренция, классические пьесы Карло Гольдони и Карло Гоцци.
Особого внимания заслуживают переводы интермедий Мигеля де Сервантеса, которыми писатель увлекся в 1870-х годах. Тогда в личной библиотеке русского драматурга появилось испаноязычное собрание сочинений Сервантеса, отдельный том романа «Дон Кихот», биография автора и два издания «Назидательных новелл». Сам же Островский почти семь лет работал над переводом интермедий.
«...как дивно и с каким разнообразием гений Сервантеса умел схватывать и раскрывать перед публикой и самые грандиозные и самые мелкие сюжеты; и мы осмеливаемся заверять, что в интермедиях Сервантес является более самим собою, чем во всех других произведениях, исключая „Дон Кихота“. В этих веселых картинках, писанных легкими штрихами, гений Сервантеса находится совершенно в своей сфере, тут невозмутимо льется неисчерпаемый поток его неподражаемого комизма. В рисовке характеров, восторженных, чудных и смешных, Сервантес не имеет соперников...»
Из авторского предисловия к первому изданию «Интермедий»
В текстах испанского писателя Островский, по мнению исследователей, нашел единомышленника: такого же внимательного, как и он сам, наблюдателя жизни захолустья, в котором обитают самые разные типажи.
Для многих писателей начала XX века перевод стал чем-то вроде спасательного круга: отлученные от литературы, не способные заработать хоть что-то на своих произведениях, они перекладывали на русский язык чужие тексты. В 20-х годах в таком положении оказался и Михаил Кузмин. По правде сказать, переводами поэт занялся гораздо раньше, но именно с этого периода он сделал их своей профессией. Кузмин работал с текстами Боккаччо, Лоренцо де Понте, Оскара Уайльда и многих других. Классическим стал его перевод апулеевских «Метаморфоз», который превзошел текст Ермила Кострова, столь любимый Пушкиным.
Перевод Кузмина вышел в 1929 году и был несколько раз переиздан в середине 50-х под редакцией Маркиша и Сыркина, которые внесли в текст стилистические правки. Сегодня «Золотой осел» в переложении Кузмина, как правило, издается в оригинальном варианте.
Переводы Пастернака, пожалуй, самый известный пример «сотрудничества» известного писателя и его литературных кумиров. Как и в случае с Кузминым, эта работа оказалась способом прокормить себя и семью в сложные годы травли. Но Пастернак обязан переводам и другим: переложения Шекспира, Шиллера и Гете на русский язык стали для писателя и поэта способом эскапизма. Пастернак сбегал в миры прошлого от реальности, в которой его стихотворения и роман громили на заседании Союза писателей и в «Литературной газете».
Практикуя творческий подход к тексту, поэт считал, что перевод должен быть адаптирован под реалии и мировосприятие читателя. Поэтому многие его переложения стали скорее произведениями Пастернака, чем переводами в классическом смысле. И может быть, именно поэтому «Гамлет» и «Король Лир» в его изложении до сих пор так популярны.
Константин Бальмонт в детстве сам, тайком от взрослых, выучил немецкий язык и переложил на русский несколько стихотворений германского романтика Линао. Удивительные лингвистические способности, начитанность и любопытство заставляли поэта браться за тексты Эдгара По и Перси Шелли, Адама Мицкевича и Шарля Бодлера, Герхарда Гауптмана и Педро Кальдерона де ла Барки. Что касается последнего, то Бальмонт не просто перевел десять пьес Кальдерона, в том числе и знаменитую драму «Жизнь есть сон», но и снабдил их издание подробными научными комментариями, многие из которых актуальны до сих пор.
Чуковский отчаянно критиковал переводы поэта, называя их оскорблением для всех, кого он переводит, но, по мнению более поздних читателей, Бальмонт, глубоко чуждый буквализму, сумел передать не только философский смысл произведений, но и их художественное своеобразие.
«В рифмованных стихах я связываю рифмой лишь вторую и четвертую строку, дабы иметь возможность не уклоняться от текста и передавать его с наивозможной близостью. Тем не менее я передаю все или почти все перемены испанского ритма».
Бальмонт К. Д. Предисловие к книге «Сочинения Кальдерона»
Именно с Кальдероном в переводе Бальмонта связаны многие творческие эксперименты русских режиссеров начала века. Так, Всеволод Мейерхольд вместе с художником Сергеем Судейкиным разными способами пытались «воскресить испанский театр XVI-XVII веков» и связать его с современностью. Не все их попытки были признаны удачными, но ни одна не была обделена вниманием публики и критиков.