Сергей Есин. Опись имущества одинокого человека
Время текуче и ускользает. Человек смертен. Остается вещь. Она чуть ли не бессмертна. И человек, особенно если он писатель, испытывает особый, почти метафизический трепет — близкие ушли, а вещь, какой-то бездушный горшок, осталась. И взывает к своему — и нашему пониманию (через описание). «И плачет втихомолку». Пастернак рифмует «иголкой» — «втихомолку». Сергей Есин пришел к тому же, чем занят сегодня и Александр Кабаков: к тщательному, внимательному, подробному описанию-воссозданию предмета. Кабаков и Есин — почти одного поколения (хотя из разных концов литературной ойкумены), но вот открываю номер «Эмигрантской лиры» с рассказом молодой Екатерины Кюне — и что же вижу? «Вещи лежат и смотрят, но словно трещина прошла по ним». Вещи, вещи. Бусики.
А до этого у Есина много чего было. Были иронические повести, самая острая из них — разбудивший рой ос «Имитатор», шаги и шажки в сторону чего-то эпического, не очень удачные; выбросы идеологических протуберанцев и выбор идеологического приюта; даже Ленин был; были неприятные подробности разных «Дневников», зачем-то предъявленные современникам, да еще и с именным указателем... «Дневники» с именными указателями выходят после смерти их писавшего — и через много лет после смерти (если они тогда чем-то будут интересны живущим — или литературным уровнем, или исторической дотошностью!).
А вот теперь эта «Опись» — вроде и не дневник, и не сюжетное произведение. Вернее, так: в каждой новелле о вещи просвечивает свой сюжет, а все вместе они образуют мозаику жизни человека, который словами заговаривает боль, гоня от себя горечь смысла. Но она проступает, как кровь раненого через марлю.
Все бы так, но здесь есть и слова никакие, скороговорки, канцелярские обороты, разрушающие горечь. Хорошо бы обходиться без них.
зам. главного редактора «Знамени» — Наталья Иванова.