К вечеру он достигал желаемого:он был один в океане своего горя,один в омуте своей бесцельной вины,один даже в своем одиночестве. Я не грущу, - снова и снова повторял он. - Я не грущу.Как будто надеялся однажды убедить себя в этом.Или обмануть.Или убедить других-единственное,что хуже самой печали, - это когда ты не можешь скрыть ее от других. Я не грущу. Я не грущу. А ведь жизнь его,подобно пустой белой комнате,была полна неограниченными возможностями для счастья. Когда он засыпал, сердце сворачивалось в изножье его кровати, точно домашний зверек,живущий сам по себе.Но наутро оно вновь оказывалось в клетке,за решеткой ребер,немного отяжелевшее,ослабевшее,но,как и прежде,работающее без сбоев. К полудню Янкелем вновь овладевало желание не быть здесь,не быть самим собой,быть не здесь и не самим собой.Я не грущу.
