С отвисшими усами
«Шестеро североафриканцев играют в шары под статуей Флобера. Звонкие удары перекрывают глухой ропот уличной пробки. Коричневая рука посылает вперед серебряную сферу — прощальным, ироничным, ласкающим движением пальцев. Шар приземляется, тяжело подскакивает, прочерчивает борозду в медленно оседающей твердой пыли. Бросающий остается стоять изящной временной статуей: колени не до конца выпрямлены, правая ладонь самозабвенно раскрыта» — начинает Барнс свое повествование и са же себя обрывает: «Давайте начнем со статуи: той, что наверху, не временной, не изящной, с бронзовыми дорожками слез, с небрежно повязанным галстуком, в жилете и мешковатых брюках, с отвисшими усами; глядящей холодновато и недоверчиво. Взгляд писателя направлен на юг, от площади Кармелитов к собору, поверх презираемого им города, который был равнодушен к нему в ответ. Голова заносчиво поднята — только голуби могут увидеть его лысину в полном объеме».
Да, это о нем. О том, кто говорил: «Эмма Бовари — это я». Об этой фразе наслышаны в России многие, даже если они Флобера отродясь не читали. Барнса интересует все: как жил создатель великого романа, как в книгах отражалась его собственная жизнь. Почему именно попугай? Да потому. что Барнса заинтересовала птица, чучело которой якобы стояло на флоберовском столе. «Я начал с памятника, — пишет Барнс, — поскольку именно с него началось мое паломничество. Почему литература заставляет нас преследовать литератора? Почему мы не можем оставить его в покое? Разве книг недостаточно?»
Чтобы ответить на эти вопросы, каждый читатель мог бы написать свой собственный роман, но, к счастью, этого не требуется. Достаточно просто узнать, как на этот вопрос отвечает Барнс.
Елизавета Кривощекова
Источник: kvnews.ru