Алексей Герман/ Источник: Кинофреш
О начале работы Алексея Германа над фильмом «Довлатов» стало известно еще в 2015-м. В этом году картина выйдет в прокат, а также представит нашу страну на Берлинском кинофестивале. Редактор eksmo.ru Раиса Ханукаева узнала у режиссера, как создавалась эта история.
Начну с самого важного вопроса. На какую дату назначен выход фильма? И не будет ли она отложена из-за участия в Берлинале?
Нет, не откладывается, надеюсь, что все будет нормально. Вопрос в том, как подготовить этот выход. А сама премьера 1 марта.
Почему именно Довлатов? Ведь немалую роль в вашей истории будет играть и Бродский.
Ну а кто? Довлатов — это литературная суперзвезда. Он герой, человек хемингуэевской харизмы. Да, в то время было еще много замечательных поэтов и писателей, но все-таки более известными (не значимыми, я сейчас не сравниваю талант) были Бродский и Довлатов. Про Бродского фильмы есть. Кроме того, я понимаю психотип Довлатова, понимаю это время. Я в нем не жил, но жили мои родители. Понимаю этот район города, потому что сам там вырос, знаю, как разговаривала интеллигенция той эпохи.
Уже после того, как мы начали работать, когда Елена и Катя Довлатовы, вдова и дочь Сергея, приехали в Питер, я абсолютно случайно узнал, что они когда-то жили у нас на даче. Отец знал Довлатова, я не могу сказать, что был другом, но знал.
Давно известно, что этот писатель придумал свою биографию. Каким он был на самом деле?
Он довольно много работал, тщательно относился к слову. Кажется, он был сумасшедшим перфекционистом. Вся история про постоянное бухание — это, конечно, преувеличение. Он себя нарисовал, и этот рисунок не совсем соответствует автору. Как и всякий талантливый автопортрет — это некое творческое искажение. И, наверное, это ответ на вопрос о том, почему не так много удачных фильмов по Довлатову: нельзя достоверно экранизировать немножко выдуманную вселенную.
А как тогда с ней работали вы?
Я пытался вообще не ориентироваться на прозу моего героя. То есть она в фильме существует, но я начал писать свой текст. Это моя и Юлии Тупикиной (сценарист — прим. ред.) повесть о Довлатове, с вкраплениями его прозы. Отдельное художественное произведение, которое не претендует на достоверность.
Кадры из фильма «Довлатов»
При подготовке к съемкам ваша команда собирала вещи, соответствующие времени, о котором идет речь. Но довольно часто фильмы, в которых много внимания уделено именно деталям, теряют историю.
Это не так. Во-первых, Елена Окопная, наш художник, не фетишист. Она не пыталась сделать некую подмену, когда образ времени заменяется на набор предметов. Она пыталась соблюдать баланс и привести все к каким-то канонам достоверности с одной стороны и живописи — с другой. Каждый интерьер в фильме был построен с нуля в выселенных домах. Костюмы для каждого героя перешивались несколько раз. Опасность забыть об истории в фильме существует, когда режиссер восхищается каким-то предметом, забывая, что это бытовая деталь и не более того. Образ дает сочетание актеров, предметов, костюмов.
Насколько я знаю, на пробах вы просили актеров прочесть один из монологов Чехова. Что это за монолог и почему именно он?
Да, мы уже 15 лет просим читать этот монолог. Это отрывок из «Дяди Вани»: «Мы, дядя Ваня, будем жить, проживем долгие дни...». По таким текстам видна актерская потенция: может человек собой управлять или нет. Чтение монолога — это результат долгого разговора. Мы сначала отбираем фотографии актеров. Потом актеры встречаются с ассистентами, рассказывают о себе, о своих чувствах и эмоциях. Затем, если разговор получается содержательный и искренний, их просят прочесть этот текст. Потому что если ты тонко чувствующий человек, если ты умеешь управлять собой, то ты этот монолог можешь прочесть так, чтобы у тебя были не пустые глаза.
В фильме прозвучит много произведений, написанных и Довлатовым, и Бродским. Что это будут за тексты?
Не так много, но будут. У нас будут даже стихи Бродского, о которых никто никогда не знал. Я не люблю специальных подтекстов. Вся поэзия примерно ориентирована на тот период, когда она была написана. То есть если что-то читает Бродский, то это примерно того периода. Если Бродский читает стихи, которые ни один наш гражданин не читал и не знал, что они существуют, а мы их обнаружили, то они приурочены к определенному событию и определенной его работе.
Можно ли будет увидеть эти стихотворения и эту прозу после вашего фильма?
Мы подумаем, что с ними делать: издать их мы не можем, нам не принадлежат права, но, возможно, анонсируем. Я теперь много чего знаю, что другие не знают. Об известных людях пишут много книг, но половина из них — мусор. Я не буду конкретизировать все источники, но некоторые вещи, недоступные остальным, я видел. Видел даже прозу Бродского, о которой никто не знает.
Вы сами читающий человек?
Да, но сейчас чаще читаю книжки про вампиров и пришельцев.
Вы серьезно?
Абсолютно. Я читаю Панова, Зыкова, Лукьяненко, хотя и не всего, но, скорее, для того, чтобы расслабиться. Для меня иногда важно отключиться. Мне кажется, что того ощущения точности, достоверности, художественности, которое я получаю от чтения того же Довлатова, Бродского, Аксенова, Платонова, да кого угодно, в современной условно серьезной русской литературе стало меньше. Я читал некоторые современные романы, которые хвалят, мне показалось, что они стилистически не всегда хорошо написаны. Я не литературовед, не критик, просто я пока не могу «влюбиться» в современного автора. А вот интересная драматургия в стране есть. В основном в Екатеринбурге. Мне кажется, Уральская драматургия — это какое-то определенное событие.
У вашего проекта много сопродюсеров, в том числе и Министерство культуры. Режиссер Иван Вырыпаев в связи с делом Серебренникова призывал отказаться от государственных денег. Это вообще возможно для современного кино?
Я очень хорошо отношусь к Ване, но здесь я с ним не согласен. В моей жизни никогда не было государственных средств более 30% от бюджета. Были и 20%, какие-то проекты я вообще делал на частные деньги. Я думаю, мы вообще одни из самых успешных фандрайзеров в России, но существуют люди, у которых так не получается. Есть театры, которые не могут прожить без государственного финансирования, есть музыкальные коллективы или маленькие провинциальные студии. Много всего. И если он хочет, чтобы режиссер, работающий в театре и получающий мизерную зарплату, не брал государственные деньги, то он не прав. Нельзя же отказаться от своей биографии, от своей судьбы.