Если бы была моя воля, я бы никогда тебя не отпускала.

Она была причиной его боли, ярости, из-за нее он мог убить, чтобы только уберечь от опасности хрупкое создание. И только она могла вернуть покой. Только с ней он хотел быть несмотря ни на что.

— Может быть, ты все еще зацикливаешься на том, что мы делаем что-то запретное? — Нет. Я никогда в жизни не делал ничего более правильного.

Боюсь, что, как только обниму, ты растворишься и я больше никогда тебя не увижу.

Кэти пошарила в своей коробке и извлекла изящный серебряный браслет с маленьким кулончиком в виде дельфина – вероятно, носила его до похищения. Примерила к фигурке девочки. Великоват… Неожиданно для Робин Кэти обмотала его вокруг голени куколки, а второй конец зацепила за ножку кофейного столика в гостиной. Значит, не ожерелье, а цепь…

Кэти подняла фермера и внимательно изучила кукольный домик. Сделав шаг назад, развернулась, подошла к песочнице и опустилась на колени. Следующим движением она погрузила игрушку глубоко в песок, а поверх насыпала высокий холмик. По мнению Кэти, вернуться в игру фермеру было не суждено.

Кэти развернула Джокера таким образом, что наконечник дрели уперся в голову фермера. Маневр был сложен для ее маленьких ручек – попутно приходилось одним пальцем придерживать кнопку инструмента, – и все же девочка, высунув от напряжения кончик языка, справилась. – О, нет, – вздохнула Робин. – Клоун прицелился дрелью прямо в голову фермеру…

Клэр отвела взгляд от Кэти. Оказывается, кричал лежащий на полу Ноа, держась за окровавленную ногу. Мелоди кинулась к сыну, а Клэр рассмотрела на его бедре колотую ранку, из которой еще сочились алые капли. Она вновь глянула на Кэти и заметила зажатый в кулачке карандаш с острым, испачканным в крови кончиком.

– Придется позвонить Питу, – с тихим отчаянием сказала она. Вера кивнула и заметно побледнела, а затем сказала четыре слова, которых Клэр избегала всеми силами: – Я сообщу в полицию. Короткая фраза поставила страшную точку: сегодняшнее происшествие – не просто досадное недоразумение, которое вот-вот разрешится.

– Алло… – Здравствуйте, это Клэр Стоун? Голос мужской, довольно официальный. Точно банк. – Да, слушаю. Она прислонилась к стене. – Э-э-э… Вы ведь мама Кэти Стоун? Клэр заморгала. Секунда шла за секундой, а ей никак не удавалось выдавить ни слова. – Д-да… – наконец выдохнула она. – С вами говорит инспектор Перес из управления полиции Джаспера. Миссис Стоун, мы нашли вашу дочь.

– Так, пациентка Ким Хиэ, одноместная палата-люкс повышенной комфортности. Палата заказана и полностью оплачена из внесенной суммы в размере пятидесяти миллионов вон. Операция назначена на второе сентября. Ноги у Мёнчжуна непроизвольно подкосились, и он плюхнулся на стул. – Кто… кто же все это оплатил? – Здесь указано, что плательщиком выступил Ким Мёнчжун. А вы что, не в курсе?

– А насчет ребенка как думаете? Может, похитили? Инспектор остановился, посмотрел на напарника. Девочка исчезла, оба ее родителя убиты. Если это похищение, то преступники обычно требуют выкуп, а тут у кого просить? Не у кого. Какой смысл тогда похищать? Да, дело обещает быть непростым… В любом случае сейчас самое главное – обеспечить безопасность ребенка.

В самом центре комнаты на полу лежал Чхве Чжинтхэ – он был проткнут здоровенным мечом с лезвием в метр длиной или даже больше. Из-за длинной рукояти, застрявшей у него в животе, профессор чем-то напоминал рыбу-удильщика. Вокруг было ужасно много крови – казалось, что пол покрыт красным ковром или покрывалом.

Вход в дом Рохи был перекрыт – его охраняла полиция. Наверное, из местного отделения на усиление прислали. Но если так, то тогда что-то должно было случиться внутри дома… И тут кто-то закричал: – Выходят! Ворота открылись, из них показался полицейский в белом защитном комбинезоне и маске. Руки у него находились за спиной – он нес что-то, накрытое белым покрывалом. Труп!

Теперь в мире для него больше не существовало никого, остались только он и Хиэ. И так было до тех пор, пока ей не исполнилось девять. До тех пор, пока не появилась его бывшая жена – так же резко и неожиданно, как и исчезла. До тех пор, пока не предложила похитить ребенка: «Заберем девчонку – и родители заплатят сколько нужно».

– Эй, а ты почему ко мне на «ты» обращаешься? – Сейчас это важно? «Она права, сейчас это неважно». – Э-э-э… хорошо. Я твой… – Папа?

Ничего передавать я не собирался. В этом конверте признание, что мой дед убил человека. Мой дед, которого я любил больше всех! Я, может, и сам бы убил того человека, если бы он поступил с моим сыном так же.

Я встал и решил направиться домой, как вдруг услышал осторожные шаги. Они приближались ко мне и на шаги Адама не были похожи. Я стал вглядываться во тьму, пока не узнал знакомый силуэт. Это был тот, кто шел за нами сквозь мрак и вторил нашим шагам.

Я передал ключ инспектору, и нам с Адамом разрешили подняться, но в комнату входить запретили. На верхней площадке лестницы, когда инспектор отворил дверь, в горле моём дыханье застряло. Гарпуна в шее Кампиона не было!

Натан Тернер разогнулся, почесал затылок. С досадой произнес: — Он мертв часа два, не меньше. Дед прикрыл рот рукой, взгляд завис на страшной стреле, что прошла сквозь его друга.

В круглой маячной комнате, прислонившись спиной к центральному столбу, сидел на полу Рэй Кампион. В его шее сбоку, где проходит сонная артерия, торчал хвост зубчатого гарпуна.

Как бы мы ни хотели, но следы от уколов на левой руке Джозефа было ни за что не скрыть, и теперь об этом узнают все — о том, как Джозеф погубил сам себя.

Кочински попытался сбросить с себя священника. Они вцепились друг в друга намертво, будто в тот самый гордиев узел, который каждый из них двоих хотел разрубить по-своему. Я рванулся к ним и почти ухватил проректора за руку, но не успел. Они полетели вниз, сцепившись, как два борца. Их тела раскидало в стороны при встрече с землёй.

Терпение у Питера лопнуло, от его молниеносного джеба говнюк Тео полетел навзничь на разостланный ковёр. Я никогда ещё не видел, чтобы столько гнева выплёскивалось из Питера. Мы кинулись разнимать. Все, кто находился в зрительном зале, поспешили к сцене, как муравьи на каплю сиропа.

Во входную дверь влетел монстр. Огромное чудище. «Меня, — говорит, — зовут Фредди». Потом оно бросилось на Шивон, повалило на тахту… Она кричала… В общем, дикий ужас! Когда чудище слезло с сестры, то засмеялось. При свете ночника Шивон разглядела огромного кальмара…

Грохнул выстрел. Раздался чей-то вскрик. Мимо открытого окна с шумом пронеслась стайка вспугнутых жаворонков. Дарт и Треверс сражались с Диксоном. На шум из коридора прибежал Секвойя. Ружьё выпало из рук Диксона, лесника скрутили и держали втроём.

Двери резко распахнулись и ударились о стены. Перед нами стоял Диксон, лесник, в руке он держал ружьё. Вид его был дик и страшен. Грудь тяжело вздымалась, глаза мерцали злобным огнём, рубашка взмокла, и редкие волосы прилипли ко лбу.

Даже нам, крутым ребятам, устраивающим оргии на Волчьем кладбище, бывает порой жутковато в этом лесу. Того и гляди из-за деревьев выйдет в одеждах из тумана одна из погибших душ, чтоб потребовать ответа за загубленную жизнь.

– Ты хочешь сказать, что трудно разорвать связи с преступным миром? – Нет, нет, кое-что более важное. Вспомни все задания, за которые ты брался, все, что ты делал. Все это были очень плохие поступки, я в этом уверена. Ты отбирал чужие вещи, ты забирал чужие жизни. И ты действительно думаешь, что человек может просто смыть свое прошлое, нажав кнопку «Перезагрузка» и начав жизнь сначала?

На соседней боковой улочке кто-то вдруг окликает меня: – Извините, эй, с вами всё в порядке? Я оборачиваюсь и вижу ту самую женщину, которую мы едва не сбили. Она выглядит взволнованной. Затем я замечаю в ее руке нож. Она бросается на меня, делая выпады. Моя голова раскалывается от боли после удара о дверь машины, но я все еще могу двигаться быстрее, чем она…

– Мне правда жаль. – Извинения, которые Жук-носорог приносит насекомым, – это больше, чем он когда-либо говорил кому-либо из убитых им людей. К его удивлению, на глаза у него наворачиваются слезы.

– Кажется, есть кто-то, кто собирается сделать вам операцию, – в своей обычной бесстрастной манере сообщил врач. Разумеется, и на этот раз, говоря об «операции», он вовсе не имел в виду полезную для здоровья медицинскую процедуру. – Вам что-нибудь известно про Шершня?

– Это не так… – Мужчина вновь бросается на него, и Жук-носорог отступает, как тореадор перед быком. Взрывотехник пытается его обойти. – Почему ты не прикончил меня сразу после того, как вырубил электрошоком? – А-а, – отвечает Жук-носорог, контролируя свое дыхание и ни на секунду не сводя глаз со своей цели. – Мне не нравится убивать тех, кто не может дать сдачи. Лучше, когда всё по справедливости.

Если его цель – «злокачественная опухоль», то есть другой профессионал, и если он сможет предотвратить взрыв, в котором погибнет много людей, груз, который ляжет на его совесть, будет гораздо легче.

Никто и никогда не переубедит меня отказаться от тебя. Если придется ждать сотни лет, я готов. Готов вытерпеть все, зная, что ты станешь моей. Что вся нежность, любовь и страсть, которые скрываешь, достанутся только мне.

Не задавай вопросы, на которые не хочешь знать ответ.

Каждый одинокий человек, скрывающийся за маской равнодушия, в душе мечтает встретить того, кто сможет принять и полюбить его таким, какой он есть.

Я готов умереть от ран, которые ты можешь нанести. Но молю лишь об одном — всегда возвращайся ко мне. Возвращайся домой.

Ты управляешь пламенем, а не оно тобой.

Смерть покарает каждого.

Ник отозвался на поцелуй, и по всему телу у меня разлилось сладостное тепло. Даже если бы сейчас пошёл снег, я бы не заметила. В это мгновение для меня не существовало ничего, кроме безмолвного леса, лимонного аромата мармелада и мягких губ Никиты.

Как легко принять дружеское отношение к себе за нечто большее, а поцелуй — за клятву в любви. Не прошло и пяти минут, а я уже построила воздушный замок и принялась облагораживать помещения внутри.

— Пообещай мне кое-что, ладно? Осторожно кивнула, чуть надавив подбородком на плечо отца. — Береги себя. И я пообещала, не представляя, как скоро нарушу слово.

У жизни всегда свои планы, вне зависимости от того, чего человеку хочется.

Я постаралась улыбнуться в ответ, как можно естественнее, но отражение в очках преподавателя мягко намекнуло, что ничего не вышло.

Когда мы уезжаем, вместо нас всегда возвращается домой кто-то другой.

– Доброе! – эхом отозвалась Кристина и потянула руку к моей разбитой скуле. На сей раз я перехватил ее ладошку и прижал к своей щеке. – Ты мой подорожник, – вновь улыбнулся я. – Таких комплиментов мне еще никто не делал, – тихо рассмеялась Кристина. – Расскажешь, как все произошло?

Тут лучшее в мире море и лучшие в мире звезды, понимаешь? Скоро ты сам в этом убедишься. И разве можно променять такое богатство на что-то другое?

– Как бы там ни было, мне бы хотелось стать чьей-то музой, – вдруг важно заявила Женька. – Изменить чью-то жизнь... – Ты-то изменишь, – улыбаясь, пообещал я Женьке. – Будь в этом уверена.

Разве, живя у самого моря, могут появляться дурные мысли?