Словом, теперь ты знаешь овечий секрет. Они манипулируют нами, да так, что большинство из нас понятия об этом не имеет. А источник их силы — тот самый «коллективный разум».

Пусть беснуются без меня. Лучше я спокойно побуду в одиночестве. НЕ ВЫНОШУ всех этих болванов.

Зря учитель запер меня одну. Я ведь его предупреждала, что НЕ ВЫНОШУ одиночества.

Псалтирь делится на 20 кафизм. Слово «кафизма» переводится на русский как «сидение». Сама Псалтирь намекает вам, как ее можно читать.

Христианству вообще не свойственен термин «вымаливание». Но постоянство в молитве приветствуется. Просто мы забываем дать Богу свободу в Его действиях и обижаемся, когда Его воля не совпадает с нашей…

Отцы говорят, что мы будем полностью удовлетворены судом Божиим над ними. В принципе, если учесть, что загробная участь человека — это свободный выбор человека и его самоопределение по отношению к Богу, то так и есть.

Когда человек мало чем отличается от животного, с ним сложно говорить о любви и снисхождении. Пусть хотя бы своих детей в жертву Молоху не приносит — это уже неплохой результат. Бог не дает человечеству на разных этапах его развития заповеди, которые оно не в состоянии исполнить.

Знает, но не предопределяет. Человек сам творит свою судьбу. И если даже Бог не может предопределить человека к земному счастью, то уж тем более на него не могут повлиять звезды, сны, черные кошки и пустые ведра.

Спасибо, за лучшее лето в моей жизни.

Ну и что, если ты встретишь свою любовь в каком-нибудь крошечном городишке? Ну и что, если ты там застрянешь? Жить для себя, а не для других, и радоваться каждому дню – чего еще желать?

Знаешь, кого я считаю по-настоящему храбрым и выдающимся? Тех, кто живет собственной жизнью, не оглядываясь на других. Тех, кто счастлив по-своему.

Я взял привычку приходить к ней около полуночи и оставаться до трех или четырех утра. Это выматывает, зато у нас есть несколько сладостных часов. Кто бы мог подумать: я украдкой пытаюсь продлить лето.

Я убедил ее позволить мне сделать ей педикюр – само по себе занятие не из легких. Видимо, я все-таки мазохист, поскольку решил проводить художественный сеанс на обнаженной натуре.

– Есть лишь одна вещь, которая может сделать этот момент еще лучше. – Что? – Десерт.

Нервы у лейтенанта не выдержали. Он первым нажал на спусковой крючок. Короткая очередь прорезала воздух. Один из немцев выпал из цепи, свалившись на бок. Остальные или быстро залегли, или начали метаться по поляне, пригибаясь и приседая. Зачастили ответные выстрелы.

Мина ударила о землю буквально через пару секунд. До трухлявого ствола дерева, за которым находился Щукин, оставалось всего метра три. Если бы он там и остался, а не сменил позицию, то сейчас уже точно был бы убит!

Эта пауза была на руку Егору. Новая осветительная ракета ярко озарила двух солдат перед ним. Он вскинул перед собой автомат и прицельно выпустил по немцам две короткие очереди. Сраженные метким огнем разведчика гитлеровцы исчезли в черноте своего укрытия.

Егор освободил разведчикам дорогу. Они пронесли мимо него на себе и положили на землю огромный брыкающийся сверток, издававший глухие воющие звуки. На шум появился лейтенант. - Что там? – произнес он, кивая в сторону добычи. - Гауптман, кажись! – прошептал один из бойцов. – Капитан по-нашему!

Боец присел, обнажил острый нож, медленно положил на землю автомат и быстро двинулся вперед, навстречу опасности, решив сработать на опережение. Его расчет оказался верным. Пара резких глухих ударов ножом донеслись до всех остальных. Дело было сделано.

Трое крепких парней в белых маскировочных халатах, с автоматами, замотанными в белую материю, проследовали ползком по указанному командиром маршруту, а потом броском проникли в немецкую траншею. Надвигающаяся темнота скрыла их действия от взгляда со стороны.

Я всегда буду бороться с матерью и тем гневом, который унаследовала от нее. Но этот процесс обнажил мою жизнь и вскрыл все мои раны. И вот сама глубокая из них: я всегда чувствовала, что со мной что-то не так, что в глубине моей души таится что-то темное и грязное. Что-то такое, чего невозможно исправить и что невозможно любить. В детстве я сильнее боялась собственную мать, чем убийцу-психопата.

Ганнери почувствовал, что земля под ногами мягкая. Он опустился на колени и принялся рыть землю руками — влажная земля легко подавалась. Остальные полицейские собрались вокруг него. — Я что-то нашел! — крикнул он, вытаскивая найденный предмет. — Господи боже мой! С этими словами он выронил найденное прямо на землю. Том Ганнери нашел человеческую руку.

Тони взял в свой «лесной сад» Маршу, одну из своих поклонниц. Марша шла впереди, и вдруг почувствовала, как что-то с глухим стуком ударило ее в спину. Оглянувшись, она увидела на земле стрелу. Тони подбежал, извинился за «случайный» выстрел, сказал, что он целился куда-то, но стрела срикошетила о дерево и ударила ее в спину по ошибке.

Иногда Тони увозил нас из города к кладбищу Пайн-Гроув на границе леса Труро. Ему нравилось в этом месте — там было тихо и спокойно, а мужчине, у которого дома двое маленьких детей, нужно хоть где-то побыть в тишине и покое. Иногда мы катались целый день и возвращались уже после заката, голодные, усталые и сонные. Мама не возражала — похоже, она вообще не замечала, что нас нет.

Она поняла, что Тони способен получить сексуальное удовлетворение, только когда она теряла сознание или находилась на грани кататонии — до этого состояния он доводил ее хлоральгидратом, «наркотиком насильника». Это сильное седативное средство было в таксидермическом наборе Тони. Авис спрашивала, почему секс ему нужен только с бесчувственным телом — «словно с мертвой».

Я тряхнула головой, чтобы отогнать видение и снова повернулась к маме. — Серийным убийцей?! Тони?! Бэбиситтер?! Но мы ездили вместе с ним по всему Кейпу, — пробормотала я. — Он брал нас с собой на свалку и в лес Труро…. Тони был Вампиром из Кейп-Кода? Наш Тони? Серийный убийца? Я не могла подобрать слов. — Да, ну и что? — ответила мама, потянувшись за джином. — Он же тебя не убил, верно?

Узнаешь человека — узнаешь его слабости.

Хочу делать великие вещи. Это всегда было долгом Хоторнов. И «великие» не в плане «очень хорошие». «Великие» — значит, «грандиозные», «долговременные» и «потрясающие». Великие, как водопады.

Конечно же, внуки миллиардера Тобиаса Хоторна никогда ничего просто так не изучали. Когда они выбирали себе увлечение, подразумевалось, что они должны жить им, дышать им, овладеть им в совершенстве.

Что было в домике на дереве, остается в домике на дереве.

С играми такое бывает — иногда ты проигрываешь.

Мне не нравится идея неизменного будущего, у нас должен быть выбор в нашей судьбе. Но прошлое – это другое. Оно свершилось, написано на камне.

Мы просто хорошие друзья. Друзья, которые любят друг друга.

Ей не нужна была Красная Карта, чтобы изменить свою судьбу. Все, что ей было нужно, это желание.

Любовь – это быть равными. Это доверять и довериться, быть тем, кто ты есть рядом с любимыми, и не скрывать своих истинных чувств.

Любовь сильнее смерти, сильнее судьбы.

Люди совершают и худшие поступки ради любимых.

Тогда я еще не знал, что такое любовь. Но оказалось чертовски здорово возвращаться каждый вечер домой к Эбби и видеть ее приветливые, наполненные любовью глаза. Самое интересное — придумывать новые способы, чтобы влюблять ее в себя снова и снова. Теперь это стало смыслом моей жизни и действительно приносило мне огромное удовольствие.

Безумие? Да. Ошибка? Нет.

Сколько раз мы причиняли друг другу боль, кричали друг на друга, а через секунду в объятиях падали на кровать? Но мы видели, насколько хрупкая материя жизнь. Кто знает, когда для кого-то из нас настанет конец? Я решительно посмотрела на Трэвиса. Он принадлежал мне, как и я ему. Если я чего-то и смыслила в жизни, только это и имело значение.

Голубка, я боюсь лишь одного — жизни без тебя.

— Что вам надо? — спросил он дрожащим голосом, лишь слегка повернув голову в сторону Владана. — В одном черном-черном городе жила-была одна талантливая фигуристка. Однажды повстречала она принца на белом коньке. Могли бы они жить долго и счастливо? Могли бы. Но не случилось. Я хочу знать, почему.

Я быстро сообразила, что попытка нападения на Забелина, вероятно, была спланировала. Эти четверо на несколько минут парализовали жизнь улицы. — Что это было? — поинтересовалась я. — Слабоумие и отвага, — ответил Марич. — Распространенный в Яме недуг.

До выезда из Ямы оставалось метров сто, когда из-за поворота на фантастической скорости и с оглушительным визгом вылетел тот самый тонированный Опель. Марич выругался, затормозил и, бросив: «Сиди здесь», вышел из машины и помчался вперед.

Вскоре в поле нашего зрения возник стихийный памятник. Море цветов, самых разных: от красных гвоздик до белых роз и ярких букетов, мягкие игрушки, свечи и фото в черной рамке с траурной лентой. Молодая девушка в ярко-розовом платье подняла к лицу золотую медаль, висевшую на ее шее.

Хоть Владан и называл меня полноправным сотрудником нашего детективного агентства, я все равно воспринимала его как босса. Впрочем, на то имелись причины. Помимо уважения и связей в этом городе, был у него огромный жизненный опыт. Слишком большой для человека его возраста. Именно это помогало ему в решении сложных задач. Ну а мне помогала любовь к Владану.

Ты — все, что делает меня хорошим. А я — все, что делает тебя ужасной.

Где же ты? Жду, чтобы провести тебя сквозь тьму, если ты выведешь меня к свету.

Ты Персефона. Ты моя жена и моя царица. Ты для меня все.

Я у тебя есть. Нет места, где заканчиваешься ты и начинаюсь я.