Пантелей бросился к крайней хате, буквально у входа во двор столкнулся с дюжим немецким солдатом. Сильным ударом он отбросил в сторону направленный на него ствол «шмайсера» и схватил немца за горло.

Пуля попала точно под самый край каски. Сержант умер мгновенно, не осознав произошедшего. Стрелял снайпер и выбрал тот самый момент, когда голова сержанта на мгновение показалась из-за орудия.

Фаустник завалился в глубину комнаты, а сбившейся прицел направил снаряд высоко вверх. Пробив черепичную крышу соседнего здания, снаряд взрывной волной раскидал в переулки черепичные осколки и выставил наружу единственное уцелевшее оконное стекло.

Напоминая о себе, танкисты шарахнули в верхний этаж углового здания кумулятивный снаряд, и крутанувшись, увлекая за собой атакующих, «Т-34» двинулся к соседней улочке, с которой предстояло начинать штурм.

Михаил стеснялся своего увлечения. Невероятно конфузился, когда Бурмистров расспрашивал у него про стихи. Не самое подходящее дело для боевого офицера марать страницы четверостишьями, когда вокруг грязь и кровь.

В какой-то момент Бурмистрову показалось, что стрельба утихает, однако через минуту обстрел неожиданно усилился, но в этот раз в перестрелку вмешалась полковая артиллерия, – в упор и под прикрытием дымов она расстреливала укрепленные гнезда.

Окруженный, уже разделенный штурмующими соединениями на многие части, город продолжал упорно сопротивляться. Следовало отдать должное упрямству немцев, сдаваться они не собирались и, походило на то, что они рассчитывали драться до последнего солдата.

Когда грохнул выстрел, спугнув с веток стаю птиц, Буторин вздрогнул. Мгновенно сознание определило направление выстрела и точку, откуда он был произведен. Справа, метрах в пятидесяти.

Если полоса поплывет будущим летом, то толку от запасного аэродрома в Хандыге не будет никакого. А значит не сядут самолеты, значит, могут погибнуть люди и дорогостоящие машины.

Весь день охотники пытались выломать куски обшивки, чтобы освободить тело погибшего летчика. Хорошо, что погода стояла подходящая: сухая и еще не морозная. Тело начало портиться, появился запах.

Пограничник Волков сидел, прислонившись спиной к стволу дерева и сжимал рукой рану на плече. Парень был бледен, но держался хорошо.

Пулемет замолчал в тот самый момент, когда на мушке было трое нарушителей. Старшина выругался, перекатился в сторону и сжал цевье карабина.

Два выстрела раздались сверху. Это из своего карабина стрелял Волков. И ведь попал на второй раз! Пули ударили в камни возле головы старшины, срезали ветки, подняли столбики пыли, зарываясь в рыхлую землю.

Порой из-за любви люди готовы на самые нелогичные поступки и самопожертвование.

Любовь — это и про разговоры, и про поцелуи. И про объятия, и про взаимопонимание, и про то, как засыпаешь и просыпаешься с мыслью об одном человеке. Любовь — это вообще про все.

Можно долго скитаться в поисках счастья и даже не догадываются, что любовь живет с тобой совсем рядом, на одной улице.

Иногда некоторые вещи не происходит просто потому, что им не суждено произойти. Сколько бы ты не смотрел на падающие звезды, Загадывай желание, не скрещивал пальцы, не молился, не кидал монетки в море, ни «сжигал» свою мечту в бокале шампанским на Новый год... Ничего не забывается просто потому, что не судьба. Нужно принять это как данность и жить дальше.

Для некоторых любовь — единственное спасение и смысл жить.

Сыч, длинный лупоглазый парень, вытянул руку Максима, придавив ее к полу коленом в локте. Он сдавил кисть и втащив нож, прижал холодное лезвие к указательному пальцу пленника.

Максим пришел в себя, когда на него обрушился водопад, заливая горло, ноздри, глаза. Он закашлялся и стал ворочаться на полу, пытаясь повернуться на бок. Бок пронзила огненная боль, как будто туда вонзили раскаленный стержень.

Через полминуты решетка на окне и колючая проволока были перекушены. Отогнув решетку, Буторин змеей скользнул внутрь. Помощник поставили на место решетку и как ни в чем не бывало, продолжили ремонтировать ограждение.

Шелестов толкнул дверь и выбрался из машины, доставая пистолет. Водитель покореженной машины выскочил и бросился бежать, с другой стороны появилась женщина с пистолетом. Хлестко ударили пистолетные выстрелы. Водитель упал, к нему уже подбегал постовой милиционер.

Он видел пулевые отверстия на бедрах, засохшие потеки крови. Человеку простреливали ноги, пока он был жив. А потом бросили лицом в костер. Неужели это возможно, неужели можно до такой степени убить в себе все человеческое, чтобы поступать вот так?

Договорить юноша не успел. В лесу раздались один за другим три выстрела. Андрей схватил девушку и прижал к себе, с тревогой глядя на зеленую стену деревьев.

И вообще я больше не расстраиваюсь из-за того, что кто-то называет меня бегемотом под майонезом. А всем, кто переживает из-за того, что весы ему каждое утро показывают большую цифру, чем вчера, советую взвешиваться, держа в руках свою собаку или кота! Это не вы толстеете, это ваши любимчики слишком много едят!

Рецепт торта я нашла в Интернете, он назывался «Предсмертный рулет». Автор кондитерского шедевра писала: «Очень просто и офигенно вкусно. Представьте, что вы собрались на тот свет отъехать, вспомнили, что салаты на поминки нарезали, блинов напекли, мясо приготовили, а про сладкое... забыли!

Коробка издала шипение, свечка приняла вертикальное положение, стартовала вверх, врезалась в люстру и взорвалась. Светильник рухнул на стол. Французские бульдоги кинулись к Наде. Альберт Кузьмич прыгнул мне на грудь, а я со скоростью молодой ящерицы юркнула на кухню. Из столовой запахло чем-то кислым, воцарилась тишина, которую нарушил голос Димона: – Все живы?

Альберт Кузьмич поднял шерсть дыбом, издал звук, которого я до сих пор не слышала, нечто между утробным воем и ликующим рыком тигра при виде добычи, а потом налетел на миску и стал есть. Нет, жрать! Нет, хватать куски корма, давиться им, одновременно «петь» и хлебать коричневую подливку. – Мама родная! – ахнула Рина. – Никогда мальчика в таком состоянии не видела.

Производители косметики не обманули, морщины пропали. Ни одной не видно. Но разве на надувном мяче бывают складки? А мое лицо сейчас напоминало этот спортивный снаряд. Щеки начинались от линии роста волос и заканчивались в районе ключиц. Больше у меня на лице не было ничего. Ни носа, ни рта, ни глаз. Сначала я опешила, но потом сообразила: если я любуюсь собой в зеркале, значит, глаза на месте.

Если, встав на весы, втягиваешь изо всех сил живот, это не сделает тебя стройнее, зато ты увидишь цифру, появившуюся в окошке.

Герасимов сбросил свою поклажу, перевел дыхание. Шлыков прижался с вещмешком к дереву, дышал, как загнанная лошадь. Немцы не собирались спускать это с рук. Несложно вычислить, куда побежали русские. Доносились отдаленные крики, снова захлопали выстрелы.

Пленник напрягся, забегали глаза. Шубин ударил в челюсть. Фельдфебель клацнул последними зубами и потерял сознание.

Граната сделала кувырок и упала в десяти метрах от разведчиков. Жар ударил в голову. Шубин повалился плашмя, заныли ребра. Ахнул Кошкин, упал ничком, потеряв пилотку.

Двое выпрыгнули из канавы, нарисовавшись в полный рост. Фактор неожиданности – на лицах, перекошенных от страха. Шлыков и Герасимов открыли огонь из пистолетов с глушителями.

Ситуация штатная, но пришлось понервничать. Отступать некуда – стоит податься обратно на горку, и за жизнь четырех разведчиков не дашь и ломаного гроша…

Красная Армия откатывалась, немцы проходили в день по тридцать-сорок километров, нанося фланговые удары, окружая части и целые соединения.

Ящер опять повернул голову, смотрел на судно. Но не изменил направления, все так же скользил по воде, ничуть ее не вспенивая – я бы сказал, преспокойно, уверенно. Страха перед судном в нем не чувствовалось нисколечко. Оно и понятно – вряд ли на него когда-нибудь охотились с кораблей. Учитывая размеры и несомненные клычищи...

И, наконец, главное. Немцы у нас столько разграбили... Иные нешуточные культурные ценности так и пропали неведомо куда – знаменитую Янтарную комнату до сих пор не нашли, куда девалась, неизвестно. Чернозем эшелонами в Германию вывозили...

И точно, стартер полыхал вовсю. Витя сорвал провода с аккумулятора, и мотор заглох. Я сшибал огонь куском брезента и довольно быстро с ним разделался. Коломийцу работы не нашлось, и он суетился возле нас, чтобы не стоять столбом, подавал какие-то советы, абсолютно бесполезные.

Он этак небрежно пошевелил пальцами, и рядом с ним возник человек в нашей летной форме, со знаками различия капитана. Словно бы вполне реальный человек из плоти и крови, не какой-нибудь полупрозрачный призрак. Только не живой, а мертвый.

В День Святого Патрика она познакомилась не с ровесником – с парнем года на четыре ее старше. Этакий Пэдди в квадрате – ирландец по имени Патрик, студент. И закрутилась... Мэри о нем рассказывала скупо, но по некоторым обмолвкам я заключил, что он и был ее первой любовью. Иначе не случилось бы того, что случилось.

Довольно скоро я немало узнал о семействе Мэри – она охотно рассказывала. Японцы захватили Корею в девятьсот десятом году. И еще примерно за полгода до этого отец и дядя Мэри сообразили, к чему идет, – и ничего хорошего для себя не ждали. Отцу к тому времени было под тридцать, а дядя был десятью годами его старше.

Урок для всех смертных – когда умоляешь бога о помощи, выражайся яснее.

Судьбу невозможно осмыслить, поэтому на нее так легко свалить всю вину.

Мы все сломлены. Значение имеет только то, что мы делаем с осколками.

Я построю храмы в честь нашей любви и буду преклоняться перед тобой, пока этот мир существует. Нет ничего, чем я не пожертвовал бы ради тебя.

Боги и смертные всегда хотят того, чего не могут получить.

- Вот что получается, когда людей не допускают к архивам, - сердито проворчал Губанов. – Рождаются сплетни и черт знает какие мифы. Ладно, юноша, доставайте свои причиндалы, блокнотики, диктофончики или что там у вас припасено. И приготовьтесь слушать: история будет длинная. Рано вы меня со счетов списали, рано.

Глаза Карины были прикованы к одной из плит. - Ты знал? – негромко спросила она. Петр пожал плечами. - Конечно. - Ты об этом не говорил, - в голосе девушки звучал упрек.

«Вот она, закономерность бытия,– Ты разрушаешь жизни творческой интеллигенции, запрещаешь спектакли, фильмы и книги, увольняешь режиссеров и актеров. Ты уничтожаешь возможность заниматься делом, которому человек посвятил всего себя, вложил душу и здоровье, много чем пожертвовал, и само дело тоже уничтожаешь. Но проходит всего пятьдесят лет – и твоего имени уже никто не знает и не вспоминает."