Рейтинги
Антиутопии — относительно молодой, но очень популярный жанр. Чаще всего он отвечает на повестку дня и рассказывает о проблемах современности. Мы решили выяснить, что волновало и волнует русских писателей, работающих в этом направлении.
Мы. Евгений Замятин
Этот роман считается первой русской антиутопией, но еще до появления «Мы» свет увидела «Республика Южного креста» Валерия Брюсова. В повести «вождя символистов» рассказывается о чудесном индустриальном поселении в Антарктиде, где созданы все условия для рабочих металлургического комплекса. В то же время брюсовская «республика» полностью регулируется партией акционеров, СМИ в ней подцензурны, а полиция вездесуща.
-16% Мы Твердый переплет 545 ₽ 649 ₽ -16% Добавить в корзину
Замятин усилил мотив тирании, перенеся действие на много столетий вперед и рассказав о Великой Двухсотлетней войне, которую правительство использовало в качестве аргумента для оправдания своих действий. Единое государство в романе отгорожено от мира Зеленой стеной, управляется Благодетелем, а его жители носят не имена, а буквенно-номерные знаки. Здесь все «разумно» и просчитано заранее, обитатели не знают голода, бедности, любовных мучений и стремятся к великой цели — созданию Интеграла. Есть только одна проблема: Благодетель и его соратники забыли, что у человека есть душа и что она может проявиться в самой неподходящей ситуации.
Евгений Замятин начал работу над романом в конце 1920-х. В его произведении смешались неприятие западного разумного и механизированного общества, которое он высмеял в рассказе «Ловец человеков», и страх перед политикой молодого СССР.
Котлован. Андрей Платонов
В русском литературоведении исследователи различают жанры антиутопии и дистопии. И если первый основан на футуристическом материале, второй — максимально реалистичен. К дистопии можно причислить и платоновский «Котлован», написанный в 1930 году и рассказывающий о великой социалистической стройке. Дальше котлована тут дело не зайдет, поскольку руководство разрывается в противоречиях, а сами строители напрочь лишены энтузиазма.
-22% Котлован Мягкая обложка 233 ₽ 299 ₽ -22% Добавить в корзину
Автор практически убрал все маркеры места и времени, но в тексте все равно упоминаются СССР и Москва, на улицах «дребезжат» духовые оркестры, а в заброшенной церкви доживает свой век отрекшийся от Бога поп, стриженный по моде фокстрота. Платонов был одним из первых писателей, кто критиковал правление Сталина и рассказывал о том, что человечество еще не готово к социалистическим переменам.
iPhuck 10. Виктор Пелевин
В разговоре об антиутопиях важно понимать, что этот жанр часто обнажает страхи своего поколения. И если в бушующем войнами и революциями XX веке писатели раздумывали над социальными изменениями, механизацией и урбанизацией, то сегодня одной из ведущих тем стал искусственный интеллект. Дискуссии о том, могут ли роботы заменить человека не только на производственных конвейерах, но и в интимной и творческой сферах, не утихают до сих пор. Свою лепту в этот спор внес Виктор Пелевин.
-16% iPhuck 10 Твердый переплет 1164 ₽ 1379 ₽ -16% Добавить в корзину Контент 18+
Мало того что в мире, описанном в «iPhuck 10», занятие любовью с живым человеком считается делом грязным, неэтичным и заменено совокуплением с различными секс-машинами, так роботы еще и книги пишут! Порфирий Петрович — набор алгоритмов, которые помогают ему одновременно раскрывать преступления и создавать простейшие штампованные детективные романы. Надо ли говорить, что, по мнению Пелевина, ни к чему хорошему это не ведет.
Остров Сахалин. Эдуард Веркин
Параллельно с цифровизацией растет и крепнет страх ядерной войны и глобальных природных катастроф. Мир после всех этих злоключений описал Эдуард Веркин. Из всех существующих ранее государств, по его версии, осталась одна Япония, сделавшая Сахалин ГУЛАГом. В новом мире остров стал и местом ссылки, и своеобразным чистилищем, где живут люди, стремящиеся перебраться в более благополучную Японию.
-50% Остров Сахалин Твердый переплет 510 ₽ 1019 ₽ -50% Добавить в корзину Контент 18+
Молодая исследовательница-футуролог японско-русского происхождения с красивым именем Сирень приезжает на остров, чтобы изучить его и составить прогноз развития. Ее сопровождает Артем, один из немногих выживших русских. Вместе герои идут по стопам Чехова, вот только их история очень скоро превращается в квест на выживание.
В романе Веркин исследует не только страх перед глобальными катастрофами и строит прогноз на будущее, но и касается проблем самоидентичности и ценности национальной культуры.
Центр тяжести. Алексей Поляринов
Более реалистичный антиутопический роман получился у Алексея Поляринова. Его «Центр тяжести» начинается как история о постсоветском детстве и постепенно превращается в текст, затрагивающий проблемы кибербезопасности, политической активности и уличного искусства, способного менять жизнь.
Центр тяжести Твердый переплет
Главный герой романа Петро задумывается об отъезде из страны, стремительно превращающейся в тоталитарное государство. На стенах домов появляются граффити, рассказывающие о политических проблемах, а младший брат центрального персонажа впутывается в какие-то темные дела и в итоге попадает в таинственную Компанию, где разрабатывает самообучающийся алгоритм, который поможет спецслужбам отслеживать людей.
Мужчина апреля. Юлия Яковлева и Карина Добротворская
«Новая этика» в последнее время не сходит с повестки дня. Феминизм и расовое равенство, гуманное обращение с животными и забота об экологии: кто-то видит в этом спасение и обновление человечества, а кто-то боится очередной версии антиутопического мира. У Юлии Яковлевой и Карины Добротворской своеобразный взгляд на тему.
-86% Мужчина апреля Твердый переплет 105 ₽ 749 ₽ -86% Добавить в корзину Контент 18+
В их мире будущего «новая этика» победила, и мужчины мрут как мухи от непонятного вируса, преступления по отношению к животным караются законом даже жестче, чем по отношению к людям, лишний грамм веса влечет за собой штраф, а каждая отдельная эмоция подлежит контролю. В эту вселенную страшно попасть, и авторы надеются, что в будущем мы станем не такими «идеальными». Вопрос только в том, что считать идеалом.
