— А кого сейчас печатают? Кому нужна поэзия, кому нужна хорошая литература? Ты посмотри, что лежит на прилавках!

Мужчина взял у нее плед, бережно закутал в него свою промокшую подругу, и она посмотрела на него с такой преданностью, с таким обожанием, что у Виолетты все сжалось внутри. Эта парочка просто излучала флюиды любви и нежности, и Виолетта с болью в сердце подумала, что у нее в жизни никогда не было таких отношений с мужчиной. Чего только не происходило, кажется, даже счастлива бывала, а вот такого не испытывала никогда. Неужто уже не испытает?

– замуж надо выходить по любви. Одного уважения недостаточно и сытой жизни тоже.

Может, объяснишь почему?
Тут Мило единым духом выплеснул все то, что так долго держал в себе:
— Потому что Аврора не такая, как мы! Потому что она презирает нас! Потому что ей с самого рождения везет. Потому что для нее жизнь всегда была игрой, в то время как мы сражались…

"Можно соревноваться не в ненависти, не в приобретательстве, но в любви. Это гораздо увлекательнее."

"  А  может  , она  права ? -  подумалось  вдруг  Илье . - Что  толку ,  что  я  храню  это  прошлое ? Зачем  так  держусь  за  него ?  Что  оно  значит  ,  если  никто ,  кроме  меня  ,  его  не  ценит ?  Надо  жить  настоящим ,  а  настоящее  -  это  то ,  что  я  должен  хорошо  зарабатывать ,  чтобы  поддерживать  свою  семью  и  вернуть  этим  уважение  близких  людей ..."

Всех  вопросов  ,  которые  он  им  задавал  ,  Марина  не  помнила.  Но  один  буквально  врезался  в  душу. " Если бы Вы  писали  о  себе  книгу , то  какой  фразой  она  бы  началась ?"  И  первая  фраза , которая  пришла  ей  в  голову  ,  звучала  так :" Она  была  очень  некрасива ". Конечно  , Марина  не  написала  ничего  подобного , придумала  вместо  этого  что - то  в  духе  "  Шел  ласковый  весенний  дождь ...". Но   в  глубине  души  понимала ,  что  врет  сама  себе.  Прав  психолог - первая  фраза  самая  верная. Именно  сознание  своей  некрасивости  определяло   всю  жизнь  Марины , уж  в  подростковом  возрасте  и   юности  точно.

Любовь к сладкому – признак доброй души.

Я знал одно – со временем в моей жизни появится женщина, которой я отдам всю свою любовь. Женщина, которая будет любить меня в ответ и никогда не предаст. Уж я сумею этого добиться, я воспитаю ее такой. И эта женщина будет моей дочерью.

- Я тебе не верю.
- От этого правда не перестанет быть правдой.

Есть преступление и есть наказание. И не всегда они равнозначны.

Разве так уж важно то, что мы говорим? Важнее то, что делаем, что чувствуем, какие эмоции испытываем.

Закрываю глаза-только один мужчина.Все неправильно,нелогично,бредово-И БОЛЬНО.Я знаю,с кем бы я ни начала отношения-в конце БУДЕТ больно.Скорее всего-мне.Но возможны варианты.Ему будет больно-зачем?Мне от этой боли никакого удовольствия.Так надо ли?НЕТ.Я НИЧЕГО НИ ОТ КОГО УЖЕ НЕ ХОЧУ."
"Финальный танец или позови меня с собой

Триста шестая палата была «блатной», двухместной. Вальяжный мужчина лет пятидесяти, лежавший с газетой в руках на другой койке, смотрел на нового соседа со смесью ужаса и отвращения. Как бомжа ни мой, а все равно сущность проглядывает. А больше свободных коек в отделении не было.
— Я его убью, загрызу, замучаю! — рыдала на следующее утро Введенская в кабинете заведующей кардиологическим отделением Бондарь. — Что за диверсант! Зачем он так, Ада Мартыновна?! Ведь я же просила-а-а! Я с Борисовной договорилась… Вечером мне Савченко-старший высказал все, что он думает обо мне и о нашей больнице, а сейчас я узнаю, что ко мне бомжа заложили-и-и! Я ему сейчас дам, этому Боткину!
— Успокойтесь, Вера Андреевна! — потребовала заведующая, для которой срыв с Савченко тоже означал определенную финансовую потерю. — И не вздумайте никому ничего «давать». Лишний шум — это лишнее внимание.

И почему это так мало счастливых людей на земле? Ведь нет же ничего проще, чем любить друг друга!

Представь себе, у меня в руке было кольцо, золотое кольцо, которое я ей когда-то подарил, которое она потом потеряла, а я нашел...обручальное кольцо! Я вложил его в ее маленькую руку и сказал: "Держи. Возьми его, это для тебя ...и для него. Это мой свадебный подарок, подарок бедного, несчастного Эрика. Я знаю, что ты любишь этого юношу...перестань плакать".

Они припарковались на обочине, вышли из машины. Шоссе было почти пусто, а в воздухе пахло любовью. Это чувствовалось во всем – в неторопливом, томном движении облаков, пышных и белоснежных, как перина для новобрачных, в нежном щебетании не смолкнувших еще птиц, в тепле и ярких красках бабьего лета, в совсем не по-сентябрьски буйном цветении лугов.

Упоминание налогов вызывало приступ ярости. Что именно – вынужденное безденежье после Первой мировой войны и революции или собственный характер – породило откровенное скупердяйство, неизвестно, но, заметив, что марка на присланном письме случайно не задета почтовым штемпелем, он эту марку отклеивал и использовал заново на своем письме.

- Возможно, я и мертв, но будь я проклят, если у меня будет жизнь после смерти. А как по-твоему, есть ли жизнь после загробной жизни?
- Нет.
- Почему нет? Мне кажется, все мы проживаем не одну жизнь. Почему бы все это не довести до абсолютного конца?

Когда людям есть чего бояться,они не всегда поступают так,как им кажется правильным .Они отворачиваются.Они закрывают глаза.Они говорят себе:Завтра.Завтра я постараюсь что-нибудь на сей счет предпринять.И так оно и тянется до самой их смерти

Я люблю тебя.Помни об этом,они никогда не смогут это отнять

Если рыба очень захочет утонуть – она утонет. Если человеку хочется изобрести себе несчастную неразделённую любовь, он изобретет её, даже если на руках у него будут все без исключения козыри.

Это только в школе говорят, будто самое важное в человеке - духовная красота. А на деле все совершенно по-другому. Кто станет разглядывать твою прекрасную душу, если ты сама выглядишь, как булочка, или на лице постыдно алеют прыщи? Тот же Ромео ни за что не взглянул бы второй раз в сторону Джульетты, будь та на несколько размеров крупнее.

— Мечта некроманта. Один князь, погибший в битве при реке Сити, другая — мертвая девица… Ты, кстати, Елизавета, как погибла?..
— Утонула.
— Ага,так и запишем: другая — утопленница, и оба выглядят как классические зомби. Лепота, как сказал бы друг наш Иван Васильевич!..

– Может, хватит комедий?
– Ну почему же? Весь мир – театр, а люди в нем – актеры. А еще говорят: игра – притворство. Это притворство и есть единственная реальность. И, заметим, это не я сказал, а Шекспир с Моэмом. Вы любите «Театр» Моэма так, как люблю его я? По-моему, превосходная вещь…

Она и не требовала от него никаких обещаний, не задавала вопросов и не строила планов на будущее, она была не из таких женщин…

В его душе пушистым урчащим котенком дышало какое-то удивительное, незнакомое доселе чувство нежности.

Когда мужчину и женщину что-то связывает, они должны быть вместе. В этом весь смысл. Даже не оборачиваясь, ты знаешь, тот, кого любишь, здесь, за твоей спиной.

Ты же сам говорил – разлука никогда не бывает долгой… И что тебе Москва или Женева, что тебе целый мир, если я буду с тобой?

Легкий вкус презрения к самой себе тронул ее губы – зачем унижаться перед этими людьми, зачем мечтать о несбыточном? Разве не знала она уже слишком хорошо, что ей нет ни места, ни счастья, ни надежды на этой земле; разве не ведала она, куда на самом деле ей нужно идти и к чему стремиться?..

Пока не встретишься с глазу на глаз со Смертью, сохраняется иллюзия, что впереди бессчетное множество минут, месяцев, лет. Можно хоть каждый день начинать «новую жизнь», а можно и этого не делать, откладывая все важное и нужное «на потом». Вот будут выходные… Вот закончу школу, и тогда… Вот устроюсь на работу… Вот пойду в отпуск… Но вдруг пробивает твой час, и понимаешь, что этого «потом» не будет уже никогда. Годы прожиты впустую, и виноват в этой своей бездарной, бессмысленно прошедшей жизни только ты сам.

Дел у человека, который должен будет послезавтра умереть, всегда немало. Необходимо все закончить, успеть, подготовить, продумать… Хотя надо ли? Может, ну его к чертовой матери? Какая ему разница, что будет потом? А сейчас, в оставшиеся дни, даже часы, он может позволить себе все что угодно, любой поступок, любое безрассудство. Оглядываться и ограничивать себя уже не нужно – все равно вот-вот умирать…

Я ведь тогда уже любила тебя… Только сама этого не понимала. А когда поняла — было уже поздно.

Он и умом понимал, и душой чувствовал — эта женщина совсем не такая безразличная ледяная фигура, которой хочет казаться. .

Почему так? Только-только начинаешь понимать всю прелесть жизни, ощутишь свободу от условностей, предрассудков, каких-то обязанностей. А старость – вот она. На пороге.

— Витьку убила я.
— Заткнись, — приказал Гришка. — Не то придется мне убрать этого парня.
— Он хотел правду, вот она правда.
— Заткнись, я тебе запретил вспоминать об этом. Витьку убил я, — сказал он вкрадчиво. — Застал их в его квартире и немного понервничал.
— Он врет, — перебила я с усмешкой. — Таболину я ни минуты не верила, без Витьки мне было не обойтись, и я вовсю распиналась о большой любви. Он привез меня на квартиру…
— Это был несчастный случай, — встрял Гришка. — Он вел себя по-свински, она толкнула его, и он упал очень неудачно.
— Это правда, — кивнула я.

…Склиф! Таксисты, когда узнают, где я работаю, вместо денег телефончик просят! На всякий случай, от которого никто не застрахован.

Промывание желудка в подавляющем большинстве случаев благотворно действует и на мозги. Почему так происходит, наука еще не установила, но когда-нибудь непременно установит. К тому моменту, когда доктор сказал: «Достаточно», Кате очень хотелось жить. Разумеется, при условии, что ей больше никогда не станут промывать желудок

Прошедшая рядом смерть меняет взгляд на мир. То, что казалось незыблемым, рассыпается в прах – правила, нормы, обычаи… и остаётся лишь действительно важное и настоящее – долг, честь, любовь.

Да есть ли разница, кем быть и как прожить жизнь, стоит ли уделять столько внимания речам на митингах и зависеть от того, что думают о тебе незнакомые люди, купаться и стирать трусы в грязном пруду, сушить их в маленьком дворе среди пятиэтажек под подозрительными взглядами коптевских пенсионерок и ночевать на вокзальной лавке, есть черный хлеб и запивать его газированной водой без сиропа, стоит ли, наконец, делать частные и постыдные подробности достоянием миллиона охочих до них людей...

Что-то ищешь, от чего-то отказываешься, на кого-то зло держишь… Сидишь себе здесь, на этом валуне, и воспоминания свои, как гладкие камушки под ногой, в памяти перекатываешь.

Я хотела, чтобы ты мог смотреть на звезды, когда меня больше не будет с тобой, и отыскивать там мою тень.

Но мужчина и девушка, соприкасавшиеся с ним каждый день и бывшие единственным его обществом, не замечали в нем ни его трогательной еще юности, ни многочисленных, связанных с нею комплексов. Они видели лишь легкую седину в его волосах, зажившие рубцы на красивом, но всегда несколько отстраненном лице, — и не делали никаких скидок на его возраст.

«Держи на юго-запад, ради спасения человеческой жизни. Скорость хода должна быть не менее трехсот метров в минуту. Торопись, пока не поздно»

Много, много есть необъяснимого на свете. Бывают чудеса и в нынешний смутный век»

Возможно, она была бы рада приобрести друзей, но желающих не находилось, а сделать первый шаг она не могла. Настоящих дружеских отношений — не приятельских, когда вместе отмечают праздники, сплетничают, болтают, а именно дружеских, чтобы можно было излить душу и получить взамен поддержку и дельный совет, ей всегда не хватало.

Я представляю своих друзей. Ресторан в Новомосковске. Лангет, оливье, селедка «под шубой». Старый «пазик» с рваными сиденьями. Нет. Нет! Не будет такого! Что, Ивасюк будет распоряжаться моей жизнью? И жизнью моего горячо обожаемого и единственного сына? Комфортом моих друзей и родственников?
– Нет! – почти выкрикиваю я.

Слышу гул пылесоса.
Сынок взялся за пылесос?!
«Плохи наши дела», – думаю я.
Все гораздо серьезней, чем мы предполагали.

Понимаете, есть же на свете люди, начисто лишенные музыкального слуха. Они ведь не виноваты в том, что им медведь на ухо наступил: просто не дал Господь, вот и все. Так же и у Тины. Ну нет в ней, нет от природы, тепла, любви, материнских чувств, не дано ей! Но разве можно ее за это винить?