Вы думаете, что, влюбившись в женщину, вы на нее смотрите с рассуждением, а на самом деле вы только глазеете с воображением.

Женщина всего на свете стоит, потому что она такую язву нанесет, что за все царство от нее не вылечишься, а она одна в одну минуту от нее может исцелить.

Всю жизнь свою я погибал, и никак не мог погибнуть.

Когда он улыбается мне, в его глазах больше нет холодности и мрака — по крайней мере пока. Их место заняла та безумная, отчаянная, безграничная любовь, которую я привыкла в них видеть. Такая же безумная отчаянная, безграничная любовь, которая — я это знаю — читается и в моих глазах, когда я смотрю на него.

Это моя схватка, схватка двух королев, и я не намерена ее проиграть.

— Значит ли это, что ты планируешь разлюбить меня? — спрашивает он. — Если да, то эта часть плана меня не устраивает. — Разумеется, я не планирую разлюбить тебя, — фыркаю я. — Но я не планировала разлюбить тебя и тогда, когда мы покидали Мир теней в прошлый раз. Но дерьмо случается.

— Ради тебя я прошел сквозь время, Грейс. Я люблю тебя. Я всегда любил тебя. И всегда буду любить. — Мне позвонил Джеймс Кэмерон. Он хочет получить строчку из своего диалога обратно. Хадсон смеется. — Ты просекла, да? — Просекла ли я, что ты только что процитировал «Терминатора»? Да, просекла. — Не моя вина, что в этом фильме так много удачных диалогов.

Я уже говорил тебе, что считаю себя везунчиком, раз моя девушка влюбилась в меня дважды.

Ты ворвалась в мою жизнь, как шторм, и перевернула ее вверх дном. С нашей первой встречи ты подняла меня в немыслимые выси, а сейчас у меня такое ощущение, что я падаю – падаю, потому что тебя со мной нет. И лишь теперь, когда после бури наступило затишье, я действительно осознал, что именно мне нужно.

Опыт научил меня, что самые близкие могут одновременно оказаться теми, кто ранит сильнее всего. Я до сих пор не оправилась от детских травм. Дело шло к тому, что мне это никогда не удастся. Так и придется жить со своими шрамами. Единственная цель – не разбередить раны снова; я и с этой-то задачей едва справлялась.

Я открылся ей – так же, как и она несколько дней назад на пляже, – и сам предстал уязвимым. Моя правда лежала в ее руках – как и ее правда в моих. Как дар, как сокровище, которое я должен беречь. Мы с ней так непохожи. Происходим из разных миров, однако нас связывает одно, тайное знание – люди видят в нас не тех, кем мы являемся. Лишь нам самим дано видеть себя такими, какие мы есть.

Казалось, я падаю – без опоры и без надежды на спасение. Вернуться назад невозможно. Джек Уилсон вскружил мне голову.

Я должна честно рассказать Джеку о себе. Кто я на самом деле и откуда. Какой балласт принесла с собой. Я надеялась, после этого он и дальше будет видеть меня такой, как сейчас. Ни в коем случае нельзя растерять то, что произошло между нами. Потому важно, чтобы Джек увидел меня настоящую. Со всеми заморочками.

Судя по моему опыту, тот, кто находится в поисках другого человека, часто ищет сам себя. Когда ты чувствуешь, что тебе чего-то недостает, помогает один прием – погрузиться в себя и спросить, почему так случилось. Действительно ли ты хочешь найти другого человека, или причина глубже?

– Хорошо воспитанная юная княгиня никогда так не поступит, – сказала Марианна Васильевна, помолчала и добавила: – Хорошо воспитанная юная княгиня никогда не воспользуется бейсбольной битой. Она выйдет из машины с аксессуаром, который применяют исключительно интеллигентные дамы: с палкой для скандинавской ходьбы.

И тут меня осенило. Вот он – шанс сбежать от сумасшедшей мамаши! Если я сейчас прикинусь мальчиком, который потерял память, меня отправят в детдом. Для ребенка из нормальной семьи интернат – стресс и горе. А для меня – трехразовая еда, новая одежда, сиротам, когда их выпускают из приюта, положена комната. Это я точно знал.

Владимир пошел домой, сгибаясь под тяжестью своей добычи и думая о газе. Значит, где-то установлена емкость с отравляющим веществом? Из нее яд попадает в резервуар на двери. Володя благополучно дотащил до дома сумки. Вопрос, что делать с ловушкой, перед ним более не стоял. Он знал, как открыть дверь и не пострадать. Дело было за малым. Найти глупого, жадного подростка и отправить его в лес.

– Макс!!! Вульф в секунду оказался рядом. – Что? Я молча показала на аквариум. – Господи! – ахнул муж. – Коты! Разве они умеют плавать? Я вытащила из воды страшно недовольного Альберта Кузьмича. – Как видишь, они отлично овладели стилем кроль. И, судя по сердитому виду нашего царя, он хочет продолжать заплыв. Вылавливай остальных чемпионов.

И тут в комнату опять влетела Киса. – Маман и папан, ауф... э... э... забыла! Слово забыла! Сегодня опять на занятия пойду. Меня приняли в пенсионерки! Княгиня берет только пять девочек. Маман и папан... ауф... ауф... Ну почему я забыла? Это жуткая фото попа. Как прощаться интеллигентно? Ауф... вер... – Ауфвидерзеен, – подсказал Вульф. – Ой, точно, – обрадовалась малышка, – мерси, папан!

«Лифт отключен на время ремонта лестницы». Я заморгала, прочитала объявление второй раз, третий, потом посмотрела на соседку, которая стояла у почтового ящика в спортивном костюме и домашних тапочках, и спросила: – Сонечка, а как вы сюда попали? – По ступенькам сбежала!

И вообще милые дамы очень чувствительны. Правда, и мужчины обладают чувствами, они всегда хотят есть.

Женщины интересные создания, у них своя логика. Дама часто выбирает мужчину, думая не о том, нравится ли он ей, а о том, нравится ли он ее подругам.

Как все люди, я могу солгать, но тешу себя мыслью, что плету небылицы только в случае необходимости. Чаще всего барон Мюнхгаузен просыпается во мне в тот момент, когда я работаю над каким-нибудь делом. В обычной жизни я стараюсь говорить правду, но это не всегда получается.

Сначала конфета с коньяком, потом коньяк с конфеткой, затем коньяк без конфет. И пива нельзя. Оно вообще-то смерть для печени. А она у вас одна! И жизнь одна. Продолжишь пить? Умрешь. Ну, да и ладно, зачем дураку на солнце греться.

Не на все заданные женщиной вопросы надо отвечать честно. «Дорогой, мне идет это платье?» Мужчины, когда услышите эти слова, не вздумайте заявить: «Ты в нем похожа на батон языковой колбасы, плотно запакованный в синюгу». В этом случае правда никому не нужна. Дама оделась для выхода, она сама себе кажется прекрасной.

«Если вы вернулись домой в три утра, в рубашке со следами губной помады, а жена вместо радостного возгласа: «Дорогой, как я рада тебя видеть», шипит змеей: «Немедленно убирайся», то не следует хватать тряпку и начинать мыть пол».

Таким, как я, нельзя позволять познать счастье. Ведь это заставляет нас желать больше того, что нам дозволено иметь.

Ведь она моя пара, любовь всей моей жизни, самая прекрасная девушка, которую я мог бы отыскать во всех мирах.

— Похоже, дьявол в самом деле носит «Гуччи». Он фыркает. — Я же уже сказал тебе, что я вампир, а не дьявол — хотя, думаю, тебе можно простить эту ошибку, поскольку тебя угораздило связаться с моим непутевым младшим братом. И, чтобы ты не путалась, это не «Гуччи», а «Армани».

Ты моя путеводная звезда, и я всегда, всегда буду выбирать только тебя.

Я люблю тебя любовью, которая не умрет, пока солнце не остынет и звезды не постареют.

В этом мире есть два типа героев, сынок – те, что вдохновляют и ведут за собой людей и те, что прикрывают тыл. Первые всегда на виду: именно им, как правило, достается вся любовь и почести. Как ты догадался, Андрей Деванширский из их числа. Однако это вовсе не значит, что вторые менее важны. Если бы их не было рядом в нужный момент – первые бы никогда не выстояли.

Когда мы хотим найти компромисс с человеком, мы не подставляем дуло пистолета к его голове.

Оказалось, по-настоящему мы способны полюбить лишь то, что делаем исключительно по собственному желанию или же, наоборот, вопреки желанию других...Это, кстати, относится и к людям.

Боль тех, кого мы любим, разбивает наше сердце гораздо сильнее, чем собственная.

– Молчание никого не спасает, Алик, – отрезала я. – Ты думаешь, что таким образом оберегаешь людей, но со временем все становится только хуже. Правда, какой бы ужасной она ни была – реальность, с которой рано или поздно придется столкнуться. И к этому тоже нужно быть готовым. Нет ничего хуже неизвестности.

Правда отбрасывает длинные тени.

Вот же я расписался-то! Хоть и умирающий, а все-таки мужик: как про психологию – так все сократил до минимума, а как про машинки – так меня и понесло, даже забыл, что сам же принял решение экономить время и силы. Дурак я… Устал. А столько хотел еще тебе сказать сегодня. Ладно, бог даст – до завтра доживу и еще кое-что успею. Но, похоже, успею я совсем мало…

Ненависть во мне не умерла, но я устал от нее. Она выжигала мое нутро. И я хотел вытеснить ее, отодвинуть, отвлечься.

Короче, здесь нужен задержанный, а лучше – уже арестованный, совершивший два убийства исключительно по личным мотивам или в связи с наркотиками. Министр в принципе и против маньяка не возражает, но при условии, что мы его очень быстро поймаем, а так не бывает, сам знаешь.

Время – это единственное, что имеет смысл экономить. Деньги можно заработать или получить, в наследство, например, здоровье можно поправить при помощи медицины, и только время абсолютно неумолимо, мы над ним не властны, потратим впустую – другого уже не выдадут, и не одолжить его, и не украсть, и не купить.

Любому следователю и оперативнику прекрасно известна разница между преступлениями, которые нужно «как бы раскрыть», и преступлениями, которые действительно должны быть раскрыты.

Насте стало немножко легче, но настроение все равно испортилось. А ведь только сегодня утром все было таким радужным! Стасов отпустил ее на год, на целый длинный прекрасный год, в течение которого Анастасия Каменская собиралась заниматься тем, что ей нравится. Впервые в жизни!

Его слезы были подобны дождю в грозовых серо- зеленых глазах. Буря боли и сожаления, трех потерянных лет. Но под ней — любовь. «Сначала была любовь».

— Отлепи глаза от этих фотографий, — сказала Энджи, потянув меня за рукав. — Пришло время полюбоваться настоящим.

Его прекрасное лицо было частично скрыто фальшивой бородой, превратившей его из девятнадцатилетнего американского парня XXI века в могущественного и всезнающего царя. Я никогда не была религиозна, но в тот момент я готова была поклясться, что свет, посланный греческими богами, падал на него. Он был божественен. Словно из другого мира.

Я остановилась и мгновение наблюдала за ним, а мои глаза любовались им, запоминали каждую деталь. Длинные ноги в джинсах, черная футболка, подчеркивающая широкую грудь. Горы бицепсов и загорелые предплечья. На одном татуировка «Я горю. Я страдаю. Я погибаю».

— Если вы строите эмоциональный замок в этой сцене, — сказал Мартин, снова привлекая мое внимание, — основой должна быть любовь. Разрушение любви — первый этаж. Наверху — безумие.

Я хочу сделать для тебя все на свете.

Выражай то, что чувствуешь, Бекетт. Сними замок со своего сердца. Твои слова прекрасны. Они обладают силой.