Михаил повернул голову и похолодел. Подскакивая на камнях к его ногам прикатилась немецкая граната на длинной ручке. Он знал, что у немецких «колотушек» запал горит дольше, чем у советских, до шести секунд. Но если гранату бросил опытный солдат, он мог ее и придержать.

Михаил приподнялся над камнями и дал три короткие прицельные очереди. Один немец опрокинулся на спину, пуля угодила ему точно в лоб, второй свалился на бок и замер в нелепой позе. Третий юркнул за камни и пополз в сторону.

Сухой треск автоматной очереди заставил Буторина и Когана остановиться. Они оглянулись и, не увидев Сосновского, поняли, что произошло. Вторая очередь и тут же в ответ - целый хор очередей «шмайсеров». Сквозь треск выстрелов был слышен злобный лай собак.

Мария обернулась, не глядя, дважды выстрелила в сторону Кирхнера и бросилась назад, по тому пути, по которому пришла. Но, увидев немцев на тропе, остановилась как вкопанная, крутя головой. Ситуация была безвыходной.

Самую глубокую колею страдания можно выровнять, буднично проезжая по ней снова и снова по другим делам.

Внутри она, трагедия, долго еще жила неназванной, глубоко личной. Просто затасканное слово отношения к ней больше не имело.

Я, ваша прекрасная мечта о единстве и любви, чувствую себя здесь сиротой, Мишкой Паддингтоном по папе и Чебурашкой по маме.

И эти продажи, распродажи, все только и делают, что покупают, покупают, становясь несчастней и несчастней. И замусоренней.

Все ждала, когда Кармелита скажет: «Вот и ты стала колонизатором и угнетателем, моя дорогая». Но та ничего такого не говорила. 

Цвет моря постепенно становился все более строгим, насыщался синим, потом фиолетовым. Солнце опускалось ниже и из спелого мандарина быстро превращалось в налитый бордовым гранат, разливало в желтое небо свою красноту и сладость.

– Что… что это было? – спросила я, переводя дыхание. – Что со мной происходит? Роан приблизился на шаг, понизив голос, чтобы никто не услышал: – Знаки, которую ты видела на теле, – это метки фейри. И я только что дал тебе заглянуть в Триновантум. Королевство фейри… Как я уже сказал, убийца, которого ты ищешь, не человек. Он – фейри, как и те, кого ты сейчас видела.

Прихватив дорожную косметичку, я вошла в ванную комнату – и тут же застыла; по спине медленно пробежала дрожь. Я была почти уверена, что в зеркале снова что-то промелькнуло… что-то, чего там уже нет. Я закрыла глаза, глубоко дыша через нос. Ладно. В следующий раз, когда такое случится, запишусь к психотерапевту. Если мне и суждено впасть в безумие, то буду вести себя как можно ответственнее.

Мой пульс участился, я почувствовала сильнейшее желание поцеловать незнакомца. А когда подняла глаза, лунный свет упал ему на лицо. И тут мое сердце замерло. К моему ужасу, прямо над его лбом мерцали золотые рога. Игра света, или это измученный мозг сыграл со мной злую шутку? Я в панике зажмурилась. Я схожу с ума… Рано или поздно это должно было случиться…

Блондин шагнул вперед. Его красные глаза сверкнули, а голова странно дернулась, как у делающей выпад рептилии, и он плюнул в меня. Я инстинктивно откатилась в сторону, и плевок пролетел в нескольких дюймах. Раздался странный шипящий звук, я взглянула на тротуар. В том месте, куда попал плевок, асфальт шипел и плавился. Какого хрена?

– Кэтрин Тейлор, – ответил Габриэль. – Девятнадцать лет. Водительские права лежали в сумочке рядом с телом. Мы пока не знаем, совпадение ли это. – Совпадение? Детектив Стюарт вздохнул. – В свое время Джек-потрошитель убил на Митр-сквер женщину по имени Кэтрин Эддоус. У меня перехватило дыхание. Вот дерьмо… Неужели преступник начал подражать настоящему Потрошителю?

– У тела не хватает каких-нибудь внутренних органов? – поинтересовалась я, вспоминания предыдущие преступления. – Как минимум сердца, но, возможно, чего-то еще. Завтра будет предварительный отчет о вскрытии.

Смерть, конечно, вызывала горе, но переживать времени не было – в зоне боевых действий нельзя расслабляться. Но два мертвых тела в постели… Его мутило, голова кружилась. Дивайн давно ушел из армии, но отчего-то было такое чувство, что он по-прежнему на войне. Всю дорогу он ни с кем не встречался взглядом.

Это был лишь вопрос времени. Любить по-настоящему можно только раз в жизни. Но нет уверенности, что этого человека ты не потеряешь. Она получила свое. На сей раз подробности описывать не стану. Скажу лишь, что было грязно и некрасиво. Но другого она не заслуживала.

– Знаешь, для разнообразия стоит хоть раз сказать правду. Дивайн чуть было не ответил: «Кто бы говорил», но вовремя сдержался. Она ушла, оставив его смотреть в безоблачное небо. Кто бы мог подумать, что в разгар дня может наступить столь непроглядный мрак?

«Я избил его сильнее, чем думал». Дивайн дошел до угла, повернул и направился в центр города. Полицейские от него не отстанут. Надо сбить их со следа. Не факт, что Кэмпбелл сумеет помочь. Поэтому предстояло решить одно дело. Очень рискованное. Стоит оступиться – и все будет кончено.

Ему пришлось покинуть единственную организацию, где он чувствовал себя как дома. Войти в финансовый мир Нью-Йорка, чтобы отец наконец мог им гордиться. Запереться в личной тюрьме, из которой нет выхода. Хотя, возможно, Кэмпбелл приоткроет перед ним дверь. Надо лишь себя показать.

– Основной признак – направление странгуляционной борозды. – Дивайн прочертил пальцем линию по шее. – При удушении она проходит горизонтально, при повешении – наискосок из-за силы тяжести, которая действует на висящее тело. Кроме того, под ногтями убитого нашли пеньку. Значит, убийца душил его сзади, а жертва сопротивлялась и дергала за веревку.

Ты не из тех, кто соглашается на условия. Ты из тех, кому нужны сто процентов. Все или ничего. Ты должна быть уверена. — И через пару секунд добавляет: — В том числе со мной.

Я знаю, что иногда меня слишком много. Но мысли у меня в голове скачут в разные стороны, и мне хочется все попробовать и испытать. Должно быть, это мой способ компенсации — за жизнь, которая мне уготована.

Я ничем не горю. Иногда мне кажется, что дело во мне. Может, я слишком поверхностная? Или ленивая? А иногда мне кажется, что это из-за братьев. Они одержимы достижением успеха, а я стараюсь как можно сильнее от них отличаться. В другие дни виню родителей. Потому что не сомневаюсь: даже если мне удастся найти свою страсть, скоро мне придется от нее отказаться.

— Сорбет — это десерт или нет? — Я бы сказал, что сорбет — это отличное промежуточное блюдо для людей с маленьким желудком, — произношу я. — Ха! Совершенно верно! Можешь подтвердить мне это в письменной форме?

— За тебя, — произносит он. — За то, что у меня перехватывает дыхание, когда ты рядом. Я краснею. И ощущаю на губах наш поцелуй. — За тебя, — тихо отвечаю ему. — И за то, что научу тебя, как жить, не дыша.

Позволь мне быть кем-то, кто важен для тебя.

Бейсбол — это и есть его будущее.

Мне не дано понять эту девушку. Предложил проводить, а она, по сути, послала меня куда подальше. Во всяком случае, я так услышал. И как на такое реагировать?

Улыбаюсь как кретин и ловлю себя на том, что мне до смерти хочется прийти с ней к ребятам, положив ей руку на плечо. Чтобы всем показать — она моя.

Непоколебимая любовь и поддержка — вот что у нас есть. И именно это будет наполнять нашу жизнь долгие годы.

Ты помогла мне с анатомией, позволь и тебя научить тебя кое-чему.

Он тот, кого я любила и продолжаю любить, несмотря на свою амнезию. Он тот, перед кем я хочу попросить прощения за свою ничтожность, тот, кого я любой ценой хочу вернуть в свою жалкую жизнь.

Я Аврора. Серая. Но я утратила это. Он может все исправить. Он вернет меня настоящую, со своими минусами и плюсами. Но кто он?

Если бы была моя воля, я бы никогда тебя не отпускала.

Она была причиной его боли, ярости, из-за нее он мог убить, чтобы только уберечь от опасности хрупкое создание. И только она могла вернуть покой. Только с ней он хотел быть несмотря ни на что.

— Может быть, ты все еще зацикливаешься на том, что мы делаем что-то запретное? — Нет. Я никогда в жизни не делал ничего более правильного.

Боюсь, что, как только обниму, ты растворишься и я больше никогда тебя не увижу.

Некоторых просто не нужно спасать, потому что они не хотят.

Деньги и стоимость вещей волнуют только тех, у кого их нет.

И не знаю, что будет со мной и тобой после этого лета. Даже если ты уже любишь кого-то другого, пусть у него тоже сердце замирает, когда ты смотришь на него своим взглядом. Я твой взгляд на всю жизнь запомню.

Никита замер. Через секунду, конечно, прижал ее крепче, но в те первые мгновения он был поражен тем, как приятно с ней вот так просто стоять. Он даже подумал, что нужно было тогда не поцелуя добиваться, а обнимать. Когда она пошевелилась, он легко опустил руки. Не хотелось ломать то хрупкое, что они вокруг себя возвели за эти несколько недель.

Они сидели под этим звездным окном, наверное, несколько часов. Много говорили, иногда танцевали, иногда молча смотрели наверх, на звезды. Чай уже давно остыл даже в термосе, а уходить из этого амбара – кто бы мог подумать! – Нине совсем не хотелось. Когда Никитины часы показали, что время близится к рассвету, он молча подав руку, пригласил Нину на последний на сегодня танец.

– Поцелуешь меня? – совсем тихо спросила она. Игра, которая развлекала их до этой минуты, уже была позабыта. – А пощечину не словлю?

Был понедельник, в воздухе витали ароматы малинового чая и любви.

Глядя на нее, больше не хотелось спрашивать, какая тема по гигиене, как правильно обездвижить лягушку, дописала ли она лабы, какой ответ в пятом вопросе или через сколько минут начнется следующая пара. Ею хотелось любоваться. Ей хотелось делать комплименты.

Человеку свойственно ошибаться и оступаться, главное, чтобы рядом оказался кто-то, кто сможет протянуть руку помощи и не станет смеяться над падением.

Если бы был день, они бы общались о неумолимо приближающихся экзаменах или контрольных, но ночи созданы, чтобы сближать людей.

Она улыбалась, глядя под ноги, чтобы не споткнуться или не поскользнуться, хотя знала, что Мира ее поймает. Более того, в глубине души ей даже хотелось упасть, чтобы оказаться в его объятиях.