Лицо хозяйки центра «Святогор» исказилось, на нем читались злоба и страх. Она повернулась и кинулась бежать по коридору – видимо, спешила в свой кабинет, может быть, хотела уничтожить какие-то бумаги. Но Гуров не дал ей такой возможности.

- Это пельменная «Ермак» на Пролетарской? Я хотел сделать заказ. Гуров мгновенно вспомнил слова, которые утром сказал Гуменюк: «Бронштейн может вам назначить встречу возле столовой или пельменной. Или прямо там, в пельменной».

Гуров припарковал машину в одном квартале от места встречи, назначенного Гуменюком, и направился не в сторону дома № 68, а в прямо противоположную сторону. Сейчас, когда предстояла встреча с человеком, который должен был стать его главным помощником, было важно не привести с собой на встречу «хвост».

- Кашкин был убит выстрелом в сердце, - отвечал Орлов. – Из карабина «Сайга», которым часто пользуются охотники. А на следующий день в полицию явился охранник кондитерской фабрики, который сообщил, что накануне они оба много выпили, и он в какой-то момент произвел выстрел, который смертельно ранил директора фабрики.

У меня не было первой любви, - сказал он наконец, - я прямо начал со второй.

Не забывай себя, не волнуйся, умеренно трудись!

Как подумаешь: нет ничего на свете сильнее… и бессильнее слова!

Сам бери, что можешь, а в руки не давайся; самому себе принадлежать – в этом вся штука жизни.

Крылья у меня выросли – да лететь некуда.

У счастья нет завтрашнего дня; у него нет и вчерашнего; оно не помнит прошедшего, не думает о будущем; у него есть настоящее – и то не день – а мгновенье.

Пулеметы, установленные в транспортерах, поливали огнем берег. Грузовики подвезли батарею, и прислуга живо растянула сошки орудий, уперев их в песок. Пушки включились в бой, на левом берегу русские приутихли.

Вслед за парой танков из рощи вынеслись несколько бронетранспортеров. Из задних отсеков бойко полезла наружу пехота в незнакомой форме. Теперь и Лямзин увидел немца.

На замахе Роман услышал, как трещит под стальным лезвием пропарываемый маскхалат, ватная телогрейка и ткани его живота. Свой удар он все же завершил, хоть и корявый он вышел, вполсилы, смазанный из-за вылетевшего навстречу штыка.

По жестяной крыше июльским ливнем стеганули осколки. Пронзительно крикнула подносчица снарядов и схватилась за поясницу. Оля Полынина. Как и Адель, бывшая студентка, любившая вышивать и читать стихи.

Она попала в него, Ада видела это. Хоть и не всей очередью, а лишь ее краем, но ему хватило. «Лаптежник» рано вышел из пике и приготовленная для зенитчиц бомба, не долетев, угодила в мостовую.

Прикатили несколько городских трамваев. На рифленых листах вповалку были уложены стонущие раненые. В хвосте каравана двигалась грузовая платформа с мертвыми…

«Да, Джо, не успел ты на свое последнее дело сходить, - почему-то подумалось Гурову. – Но, наверно, это и к лучшему. Мишка целее будет, не придется парнишке рисковать».

Патрульные увидели двух мужчин, стоящих рядом со входом в подвальный пивбар, работающий до полуночи, и разговаривающих на повышенных тонах. Один явно напирал на другого, яростно размахивая руками и обвиняя его в чем-то, другой не менее громко отпирался, срываясь периодически на визг.

Удары были четкими и уверенными. Это не удивляло – как-никак за неизвестным числилось уже тринадцать убийств с грабежами. Плюс отпечатки пальцев. Но они ничего не давали, так как в поле зрения правоохранительных органов Неуловимый Джо ни разу не попадал.

Преступник не всегда действовал ножом. Двоих он умудрился задушить, одному раскроил череп стареньким чугунным утюгом, еще одного утопил в наполненной ванне. Орудия убийства всегда оставлял на месте, из чего следовало, что ими становились подручные предметы.

Станислав аккуратно подошел, стараясь не вляпаться, натянул резиновые перчатки и осторожно приподнял голову убитого. Приятное мужское лицо. Таких женщины любят. В широко раскрытых серых глазах застыл ужас, смешанный с удивлением.

Удар в грудь лишил его речи. Потом еще один. Картинка перед глазами зашаталась. Евгений видел гостя с окровавленным ножом в руке, слышал затихающую музыку. Потом перед глазами все перевернулось, и наступила темнота.

Разбудил ее кошмар, ворвавшийся в квартиру. Открылась дверь, в комнату ввалились мерзкие морды, включился свет. Агата видела перед собой совершенно других людей. Видела наяву. Она с ужасом осознала, что не спит.

Агата уже сто раз пожалела, что связалась с бандитом. И даже проклинала себя за то, что влюбилась в Севастьяна. Но разлюбить его она уже не могла, а бросить тем более.

Одной рукой мордоворот закрывал Агате рот, а другой расстегивал пояс на своих джинсах. Но так и не распоясался. В дом кто-то вошел, что-то звонко стукнуло, стоявший посреди комнаты бандит вскрикнул и стал падать. Насильник вскочил, отталкиваясь от Агаты, но Севастьян выстрелил и в него.

Урри поставил блок и тут же ударил в ответ. И снова ногой, в челюсть. «Бык» вырубился мгновенно. Столь уверенная расправа над вожаком, еще больше деморализовала его бычков.

Ствол сам по себе выглядел как боевой, а появление глушителя усилило эффект, хорошо, Лысак на растерялся, подскочил к хитровану и отбил у него ствол. Тогда обман и вскрылся, ствол оказался пневматическим, а глушитель фальшивкой.

С бойцами проблем не возникло, целая мобильная группа под рукой – крутые парни в черной униформе и с лицензионным оружием. И это плюс к трем телохранителем, всего чертова дюжина если не головорезов, то близко к тому.

— И куда вы направлялись, леди Дионисия, в такое неспокойное время? — Когда бегут от реальности, маршрут не выбирают, — она уныло опустила взгляд на стол, теребя платье.

— Вы против любви, Ваша Светлость? Стефано даже изогнул бровь, явно удивленный ее вопросом. — Воинам не положено любить, это унизительное проявление слабости. Любовь свойственна лишь женщинам. — Значит, мне повезло родиться женщиной, хотя я не думаю, что полюблю вас.

— Мне просто сложно поверить в то, что вы — герцог Висконти, — слегка улыбнулась она, быстро окинула его взглядом и вновь стала скромной девушкой, которая смотрит в пол. — Почему? — У вас нет горба, не пахнет из рта и зубы ровные.

— Леди Девон, вы уяснили, что я не люблю, когда люди не подчиняются моим приказам? — Да, милорд. — Ваша Светлость. — Да, Ваша Светлость. — Диана, вы издеваетесь надо мной? — Стефано сложил руки на груди, пристально взглянув на нее. Он назвал ее... по имени... девушка даже не смогла сразу ответить.

— Спокойной ночи, Ваша Светлость, — отчеканила она. — Спокойной ночи, — улыбнулся он и вышел. — Если станет холодно, вы знаете, где тепло. — Я стерла себе память.

— У меня тепло и уютно, у вас холодно и одиноко, но у меня есть большая постель, которая бы согрела нас двоих. — Люблю холод. — Потому что вы холодная.

Крылатые существа не способны выдержать тяжести цепей.

Каждый в этом городе носит маску. Кто-то притворяется более храбрым, кто-то умным, в зависимости от того, какими они хотят показаться другим. Если носить маску не снимая, никто не узнает тебя… настоящую тебя. А увидят лишь то, что ты захочешь, чтобы увидели.

Человек никогда не забывает вкус своего первого алхимического коктейля. Он разливается по языку, словно игристое вино. Но даже ему не сравниться с тем, что испытываешь во время поцелуя с Ночной птицей.

Магия — любая магия — опьяняет.

Ты не сможешь вечно летать на свободе. В конце концов, тебе придётся остановиться и свить гнездо.

Гуров, который стоял чуть позади Пятакова, уловил, как глаза Терентьева чуть округлились от удивления, а губы, до этого плотно сжатые, чуть приоткрылись. Он явно не ожидал, что речь пойдет об убийстве тринадцатилетней давности.

Вдруг в голове у Льва Ивановича что-то щелкнуло, и он вспомнил, где и от кого слышал фамилию Дробышева. О ней упоминал писатель Калистратов, когда рассказывал о ссоре Кирьяновых, которую их соседи нечаянно подслушали в вечер перед убийством.

Увидев Гурова, Ольга шагнула к нему и прошептала севшим от пережитого голосом: – Лев Иванович, я… Я ничего не делала… И она снова расплакалась.

– При первом осмотре места происшествия и опросе свидетельницы было установлено, что Кирьянов Евгений Петрович был убит неизвестными в своей спальне в тот момент, когда его супруга находилась в ванной. Выстрела, по ее словам, она не слышала.

Сердце у Гурова вдруг застучало гулко и тревожно, словно напоминая, что оно у него есть, и что его предчувствия, от которых он так опрометчиво отмахнулся, начинают сбываться.

А в кладовке лежали шесть свечей странного желтого цвета. Алексей уже встречал такие и пояснил Федору Ивановичу: – Они отлиты из человеческого жира. Того несчастного, который лежит в выгребе. Полицмейстер отшатнулся: – Господи! Какой ужас! Зачем им такие свечи? – Старая разбойничья примета: если идти на дело с такой свечой, оно обязательно будет удачным.

Благово самодовольно улыбнулся и продолжил: – Воды в утопленнике всегда изрядно. В легких, в левом сердце, возможно и в желудке. Если Архипа Осташкова окунули головой в ушат, то воду туда набирали не из реки или канала, а из городского водопровода. – Могли и из Невы, – опять возразил Алексей. – Могли, но зачем? Канализации в столице почти что нет, а водопровод есть во многих домах.

Игафракс положил испорченную монету на буфет и удалился. Лыков с Цукеркой впервые остались одни. Алексей подошел к женщине, та смотрела на него с вызовом. Потом шагнула навстречу и жарко обняла. Силач чуть отстранил ее, посадил себе на ладонь и поднял на уровень груди. Хозяйка ахнула, а сыщик так на ладони и понес ее в другую комнату, где он разглядел кровать…

Лыков ухватил наглеца за кисть, резко повернул и ответил в тон: – Ну-ка, ну-ка… Что я вижу? Никак якорь. Ты моряк, что ли, братское чувырло? Покажись, кто таков. Парень заорал от боли и попытался вырваться, но куда там. Новенький выкручивал ему руку все сильнее. Крик перешел в вой, потом в визг. Кругом столпились другие арестанты и с интересом наблюдали. Со своих постов пялились караульщики.

– Гниль есть, только как ее вычищать, ума не приложу. Идет зараза от командира Седьмой роты капитана Рутковского. То ли он сам банкомет, то ли на его квартире балуются, но – играют, стервецы. На деньги. А какие у офицера деньги? Жалование подпоручика – сорок восемь рублей в месяц. Ну, столовых двадцать рублей. Едва хватает на еду и обмундировку. Откуда берутся средства на карточную игру?

Алексей сварил похлебку, сделал из кавказской брусники чай и долго сидел, глядя на пламя. Ему было бесконечно жаль убитого им храброго достойного человека. Действительно, что он тут делает, в чужой земле? Пора домой. А эта боль останется теперь с ним. Навсегда. Могли бы быть друзьями. Иметь подобного друга – большая честь…