Величайший парадокс в том, что в романах содержится правда, а в газетах – ложь.

Настанет день, когда уже нельзя будет отличить реальное от виртуального. Тогда сознание станут оценивать по качеству идей, а не по внешнему облику носителей.

Идти на шаг впереди в любовных вопросах – дело очень утомительное. Но отставать на один шаг? Быть соблазняемым? Это совсем другое дело!

Все это уже в прошлом, опять подумал он. Как и все эти приключенческие и любовные романы, написанные при старом режиме и которые так нравятся моему другу.

Но, любовь моя, Москва – не порт, хотя о ней и говорят, что это «порт семи морей». Москва расположена в центре европейской части страны, а Кремль – в самом центре русской культуры, психологии и судьбы страны.

Учитывая это, справки наводились очень осторожно. Выяснили, что актриса находилась в любовной связи с членом Политбюро уже более шести лет.

Однако самодисциплина графа объяснялась не любовью к военной муштре или слепым повиновением правилам, к которым его приучили в детстве. Даже в десятилетнем возрасте всем было понятно (и это могли подтвердить его репетиторы и учителя), что граф – не солдафон и не чувствует себя слишком связанным правилами и разными установками.

Серов с изумительной точностью передал ее черты: черные как вороново крыло волосы, легкий румянец на щеках, мягкое выражение всепрощения на лице. Кто знает, может быть, вышивание и давало ей великую мудрость? Если она была такой в четырнадцать лет, оставалось только представить, какой бы она могла быть в двадцать пять…

Если жизнь и вправду похожа на коробку шоколадных конфет, то выходя замуж, ты словно выбираешь одну начинку и захлопываешь коробку со словами: «О да, теперь это моя любимая начинка».

Любовь — это не подвиг и не достижения. Это скорее… привилегия.

Иногда в жизни все же приходится тыкать палкой пчелиный улей, и невозможно знать наверняка, вернешься ли ты с медом или с волдырями на руках.

Любовь — это не обладание. Любить — значит видеть в другом человеке великую тайну и стараться ее постичь

Расставания с любимыми никогда не бывают легкими и безболезненными, — говорит она. — Если все легко, с такой любовью явно что-то не так.

Неиспользование скелетной мускулатуры ухудшает состояние всех органов и систем человека.

Не путайте – лечит не вода! Вода только помогает лечению, но без нее выздоровление невозможно. Дружба с холодной водой сохраняет ясный ум и молодость кожи.

Анализируя свой профессиональный опыт, я пришел к выводу, что гимнастика должна быть в радость: не следует выполнять упражнения «любой ценой», против своей воли, потому что в этом случае психика рано или поздно даст сбой, и тогда человек откажется вообще что-либо делать.

Само по себе движение не лечит – лечит только правильное движение

Слабые мышцы ног => слабый кровоток => слабое питание сустава => артрит => артроз => постоянная боль => эндопротезирование (если есть деньги) => инвалидность

Маленькую боль терпи, большую не допускай.

Разве может быть поцелуй таким сладким? Столь тягучим и одновременно властным?

— Ты в моих объятиях, — уточнил Ордерион, потираясь носом о ее щеку. — И поверь, велико¬лепнее вида быть не может.

Да, сочетание красоты, решимости и ума что-то сделало с его сердцем, покрытым ледяной коркой обмана и лжи.

«Уступи и промолчи. Покажи ранимость, не теряя гордости, но и не бравируй ей, выставляя напоказ. Пелена гнева сойдет с глаз твоего супруга, и, когда его взор обратится к тебе, ты с легкостью пустишь ему пыль в глаза».

Сумерки — смутное время, и наш враг, кем бы он ни был, начинает им овладевать.

— Глупцы те, кто видят в тебе чудовище, — зашептал ее голос. — Ибо не знают они, что настоящие чудовища прячутся в них самих.

— Запомните раз и на всю вашу вечность — никогда никого не жалейте. Жалость бывает губительна. Всегда доводите дело до конца.

— Скажите мне, есть ли какой-то смысл в вашей жизни? — Ты, — не задумываясь ответил он.

— Я позабочусь о тебе и подарю целый мир. Ты станешь сильной, неуязвимой и никогда больше не почувствуешь боли. Никто на этом свете не сравнится с тобой. Тебе понравится, обещаю. Я научу тебя жить, покажу настоящую жизнь.

— Если тебе так тяжело убивать девушек, учись убивать мужчин, — посоветовал ей Эдгар. — С твоей ангельской внешностью, моя красавица, это будет проще простого. Однако легче ей не стало.

В твоем распоряжении целый мир и бесконечное время, а ты не хочешь приложить ни малейших усилий, чтобы стать умнее или сильнее.

— Я убила тебя, мой обреченный мальчик, — всхлипывала она его кровью. — Неизвестно только, кто из нас мертвее…

По субботам я начала посещать базар в стиле «органик» — этот единственный подобный рынок в Стамбуле, к превеликой радости, располагался в ста метрах от дома. Здесь нет места пластику, который успешно заменили прочными холщовыми сумками и пакетами из крафтовой бумаги. Кругом царит аура безмятежности и любви к природе.

Вскоре я начала задавать правильные вопросы в мяснойлавке, звучно цокать при виде сочной бараньей ноги и просить получше отбить шницель. В рыбном ряду я стала любимицей усатого и насквозь пропахшего сардинами Мехмета: завидев меня, он каждый раз махал руками и напевал какую-то весе- лую песенку. Потом он приглашал в каморку за прилавком, где на гриле доходило филе рыбы-фонаря или пыхтел чугун.

— Нет, не могу, canım1. Поет не человек, поет душа. А моя уже давно спит. — И она в третий раз слила кипящую воду из медной кастрюли в форме тыквы. Мы снова поставили ее на средний огонь, и Тукче медленно отмерила нужное количество сахара: по 2 столовые ложки на апельсин.

Стамбульский мужчина: 1. Красив как Бог, и он это знает (в смысле, мужчина). 2. Боится стамбульских женщин как огня. 3. Беспрекословно слушает маму. 4. Знает, что мама готовит лучше всех. Даже лучше жены. 5. Безмерно любит детей. 6. Примерно так же любит котов. Бездомных. 7. Много флиртует, но не настаивает на продолжении.

Когда-то Ататюрк пошел наперекор султану, подписавшему акт о капитуляции в результате Первой мировой войны. Османская империя отдавалась на растерзание европейским державам. Это был крах, унизительный конец великой империи, простиравшейся когда-то от Вены до Малой Азии. Объединив вокруг себя войска, Ататюрк двинулся освобождать Стамбул — и победил.

Внутри мечеть была еще более прекрасна, чем снаружи. Окутанная нежным флером розовых мозаичных стен и тончайшей золотой росписью, которую собственноручно каллиграфировал султан Абдул-Меджид, она похожа на сказочный дворец с высокими стрельчатыми окнами, глядящими на Босфор.

– Осьминоги не живут больше пяти лет, – мягко возразил Кисё. – Обычно они умирают в два-три года, так что вас, видимо, ввели в заблуждение, Ясуда-сан. Если это, конечно, не мифический осьминог из старинных преданий, который мечтал переродиться самым богатым даймё

Александр заставил себя повернуть голову: огромный хираме валялся у самого края кафельной площадки и отчаянно изгибался всем телом, с усилием приподнимая хвост, под которым виднелось желтоватое, как газетный лист, брюхо, и мокро шлепая им по полу. Спина у хираме была глянцево-черная, а глаз Александру видно не было, но он и так знал, что они маленькие, как бусины, черные и совершенно бессмысленные

Дождь на улице, на пару минут было притихший, зарядил с новой силой. Девушка поежилась и попыталась еще плотнее укутаться в джинсовую куртку. Александру она напомнила маленького воробья, нахохлившего мокрые перышки в безуспешной попытке согреться.

Его спутница в слишком легком для начала октября европейском платье и босоножках смущенно улыбнулась. На ее плечи была наброшена потертая джинсовая куртка, видимо, принадлежавшая ее другу. Она не вдела руки в рукава и куталась в нее, как в платок, но все равно явно зябла.

В ресторан зашла пара: парень и девушка, судя по их виду, вчерашние студенты. Кисё обернулся на звякнувший дверной колокольчик и улыбнулся – как показалось Александру, чуть более сердечно, чем обычно. Парень приветственно махнул рукой...

Александр приходил сюда уже несколько дней подряд и обычно перебрасывался с официантом парой дежурных фраз, а теперь, видимо, перешел в разряд постоянных посетителей и мог рассчитывать на беседу взамен рассматривания деревянных дощечек с написанными прихотливой скорописью названиями блюд и подвешенных над барной стойкой сушеных рыб-фугу.

Неожиданно Эмма остановилась в особенно узком месте и прислонилась спиной к скале. – Боже! И куда это я все лечу? Почему бы тебе не пройти вперед, Софи, чтобы самой определять нашу скорость? Какая я эгоистка, что не подумала об этом...

В этот момент я повернула голову, чтобы посмотреть на тропу, пролегавшую вдали вдоль берега, и неожиданно увидела ее. Хелен нахмурилась и проследила за моим взглядом. – С тобой всё в порядке, Софи? Ты похожа на человека, увидевшего призрак. Ничего не ответив, я заморгала, чтобы восстановить зрение. Промельк красного парусинового пальто исчез, когда женщина повернулась и скрылась из вида.

Я все давила и давила на рану изо всех сил. И ждала. И все это время Джил пристально смотрела мне в глаза. Держа в руке большой нож. И вот еще что… Руки у меня были все в крови.

А потом я увидела. Алый цвет. Яркий и раздражающий, он был… повсюду. Через всю стену шли капли крови, походившие на еще не высохшую абстрактную картину. А он лежал в большой и кошмарной алой луже и смотрел в потолок невидящими глазами. Мертвый.

Я ощущаю порыв ветра. Дождь. Подтащив чемодан поближе к двери, становлюсь на него. Это будет непросто. «Батюшки мои! Вы только посмотрите на эту женщину! Она лезет через окно». Я решаю, что падение на траву будет не таким страшным, как кажется… На третий раз у меня получается. Я схожу с поезда.

Сотрудники никак не могут определить, кто есть кто из двух мальчиков. Во время последнего разговора мне в голову неожиданно приходит мысль о том, что я могу послать им фото, если еще раз одолжу телефон у той женщины… Но уже слишком поздно. Обоих детей увозят в операционную. А это значит, что мы не знаем, кому удалят селезенку, кто из них находится в большей опасности…

Жизнь слишком коротка, и не стоит тратить ее на то, чтобы лелеять в душе вражду или запоминать обиды.