Если я и больной в самом деле, то сумасшедший, не умалишенный. Что ни говори, а это не то же самое. Сойти с ума — это волевое решение, а лишиться его — как быть ограбленным.

Те, кто умер, уже не смущают и сами не смущаются, когда разлагаются вонюче, шляпы не сняв, — совсем манер в этом плане не имеют, а претензий никто и не высказывает. Разве что говорят: "Ну, это ж мертвец. Что с него взять?" И правда, а в остальном мертвые — удобные в своей непритязательности люди, как их ни крути.

.. реальность, дрянь эту, мы у себя не потерпим. Только чистые иллюзии, верно, господа? Иллюзии, и ни капли по существу.

Вот так высунешь нос из зоны комфорта, втянешь им свежий воздух авантюрной жизни и с непривычки подавишься насмерть. Спертый ведь тебе роднее.

Удар пониже уха был так силен, что в голове Михаила что-то со звоном разбилось, голова тут же закружилась, и он повалился на дорогу. Потеряв сознание, он даже не почувствовал, как его тело на глазах изумленных иранцев затолкали на заднее сиденье легкового автомобиля.

И тут же темноту прорезали два пистолетных выстрела. Тело первого противника дернулось дважды от попадания пуль. Оно еще падало на землю, когда Буторин выхватил свой пистолет и выстрел в темноту.

Когда Буторин боковым зрением заметил движение справа от себя, он, не мешкая, всадил лезвие ножа противнику под левую лопатку и развернул смертельно раненного человека в сторону новой опасности.

Факт оставался фактом – когда француз догнал женщину и попытался с ней заговорить, ему врезали чем-то тяжелым по голове. И если бы за приятелем не поспешил Жобен, то неизвестно, чем бы все закончилось.

Они добежали до машины почти одновременно: и Шелестов и двое смуглых иранских полицейских. Вытащить тело можно было, только через проем лобового стекла, от которого остались лишь мелкие осколки, торчавшие по краям уплотнительной резинки.

Полыхнуло огнем, улицу заволокло клубами пыли и сизого дыма. Земля дрогнула под колесами. От неожиданности, Шелестов даже нажал на тормоз. Но мысли о машине Такера, которая несколько секунд назад свернула туда, где произошел взрыв, заставили оперативника тут же надавить на педаль акселератора.

Скаля зубы – острые, выпирающие, - бандит, не торопясь, с видимым удовольствием стал поднимать пистолет. Колька, понимая, что сейчас будет, как бы со стороны, отрешенно смотрел на черное дуло.

Сорокин вскинул «парабеллум» и спустил курок – полуторка вдруг круто вывернула, скрежетнула жестью по столбу освещения и повисла над обочиной. Некоторое время беспомощно крутились в воздухе задние колеса, ревел мотор, вырывался выхлоп из трубы, потом машина клюнула мордой в кювет.

Грохнуло знатно, как на фронте. Акимов, спросонья не сообразив, прямо в исподнем метнулся на звук, вышиб дверь – и с ужасом увидел Аркадьевну. Она лежала перед печкой, вцепившись в поленце. В глазах запрыгало: открытая топка, из которой валит дым, спавшие с носу очки – одно стекло выбито.

Уловка сработала. Последовал молниеносный, змеиный удар, и не будь Колька начеку, валяться бы ему, подбирая челюсть. А так увернулся, перехватил руку, провел бросок через бедро – но нога скользнула по траве, поэтому оба шлепнулись на землю.

Убитого обнаружили неподалеку от платформы, со стороны дачного поселка. Лежал навзничь, ногами к рельсам. Совершенно плешивый, без фуражки, сапог и верхней одежды, в гимнастерке и галифе, на груди с левой стороны – красное, уже буреющее пятно.

На носилки укладывали вялое, оплывшее тело, в глаза Кольке бросилась пухлая босая пятка, обтянутая знакомым, как бы ветчинным чулком, аккуратно заштопанным в одном месте. Парень, сглотнул, отвернулся.

С моего исчезновения в доме никого не было. Всё провели через интернет, и впервые я вас увидел, когда вы переехали.

Двое ребятишек, Как двое сиротин, Умер младший от тоски, И уцелел один.

Он клялся, что в Крайдорпе живут ведьмы. А потом вдруг сам неожиданно исчезает в середине ночи, словно никогда не существовал, словно от него избавились. И никто не знает, где он.

— У него в телефоне твоя фотография, она появляется, когда он тебе пишет. Потом сидит и улыбается.

— Квинтен с отцом съехали неожиданно быстро, не оставив никому контактов. Я какое-то время пыталась его разыскать и всё хотела тебя расспросить, но как-то забывала.

Слышали ли вы легенду о Мрачной школе? Жил в деревне один мальчик, который знал о ней всё: Квинтен.

Мужчина тяжело поднялся, мрачно хмыкнул и уставился на Ольхина. В его взгляде не было никакого испуга, а только дерзость и, показалось Ольхину, издевка. «Серьезный, должно быть, гусь, – подумалось Ольхину. – Ишь, как смотрит...»

Капитан что-то сказал сержанту, сержант вскинул автомат и пустил по крыше дома короткую очередь. Пули звонко и страшно защелкали по красной черепичной крыше.

Ольхин подал Гиви знак. Тот сделал ответный знак, отпрянул от стены, изо всех сил ударил в дверь ногой, и тут же вновь приник стене. Из-за двери тотчас же раздались два выстрела.

Ольхин упал на землю и засуетился, судорожно пытаясь вынуть из кобуры пистолет. За дверью раздались еще два выстрела, и две пули, пронзив тонкую деревянную дверь, с визгом ударились в стену.

Четверо из них были следователями, которым нужно было установить истину, а другие четверо, как ни крути, подозреваемыми: очень могло быть, что кто-то из них фашистский шпион и предатель.

В том, что группу «Салгир» кто-то предал, у Ольхина после беседы с Ласточкой не оставалось никаких сомнений. Уж слишком явственным был след, оставленный предателем.

Первым выстрелил Павло. Он выстрелил туда, куда и было нужно – в плечо Луту. Лут заорал от боли, и рухнул на пол. В тот же миг солдаты набросились на Стася и на Свирида Зеленюка.

В комнату ворвались люди, причем это были не «ястребки» и не милиционеры, а люди в военной форме. Сразу же вслед за этим раздался звон выбитых стекол, и во все четыре оконца комнаты просунулись стволы автоматов.

Как только они справятся с бандитами, так сразу же должны сами окружить дом, а другая часть «ястребков» тем временем вломиться в хату и взять живыми тех болотяныков, кто находился в ней. Обязательно живыми. С мертвых проку немного.

Сжигать в доме женщину, детей и стариков Стась не хотел. Ему хотелось, чтобы их тела лежали на фоне пепелища, которое останется от хутора. Так будет поучительнее: и для самого Евгена Снигура, и для всех прочих, кто хочет помочь Советской власти.

Видать, на двери были не очень крепкие запоры, потому что она поддалась после первых же ударов. Да и не просто отворилась, а соскочила с петель. Трое бандитов ворвались в дом. Тотчас же зазвенели стекла и затрещали рамы – это другие бандиты высаживали прикладами окна.

«Ястребков» бандиты ненавидели лютой ненавистью, впрочем, и сами «ястребки» платили бандитам тем же самым. Это была борьба, в которой никто никого не щадил – ни «ястребки» бандитов, ни бандиты «ястребков».

Сыч, длинный лупоглазый парень, вытянул руку Максима, придавив ее к полу коленом в локте. Он сдавил кисть и втащив нож, прижал холодное лезвие к указательному пальцу пленника.

Максим пришел в себя, когда на него обрушился водопад, заливая горло, ноздри, глаза. Он закашлялся и стал ворочаться на полу, пытаясь повернуться на бок. Бок пронзила огненная боль, как будто туда вонзили раскаленный стержень.

Через полминуты решетка на окне и колючая проволока были перекушены. Отогнув решетку, Буторин змеей скользнул внутрь. Помощник поставили на место решетку и как ни в чем не бывало, продолжили ремонтировать ограждение.

Шелестов толкнул дверь и выбрался из машины, доставая пистолет. Водитель покореженной машины выскочил и бросился бежать, с другой стороны появилась женщина с пистолетом. Хлестко ударили пистолетные выстрелы. Водитель упал, к нему уже подбегал постовой милиционер.

Он видел пулевые отверстия на бедрах, засохшие потеки крови. Человеку простреливали ноги, пока он был жив. А потом бросили лицом в костер. Неужели это возможно, неужели можно до такой степени убить в себе все человеческое, чтобы поступать вот так?

Договорить юноша не успел. В лесу раздались один за другим три выстрела. Андрей схватил девушку и прижал к себе, с тревогой глядя на зеленую стену деревьев.

Опера коротко переглянулись – ничего себе, перспективка! Согласившись выслушать профессора Платонова, они рисковали повторить и его же судьбу – однажды (а может быть, и очень скоро!) оказаться убитыми неведомо кем…

Человек, может быть, доживает последние минуты в этом бренном мире, осмысливает уже, по сути, ушедшую жизнь, подводит какие-то итоги, так сказать, «беседует с ангелами», а два опера из угрозыска желают его допросить.

Спасаться бегством учёным пришлось столь стремительно, что сам Рябинин напрочь забыл о «кузнечике». С горечью глядя на громадную груду разнокалиберного камня, он и сам, как изваяние, недвижимо стоял на краю обширной каменной чаши.

По его словам, недели две назад в их Уральский институт палеонтологии пришло сообщение о том, что при разработке каменного карьера у села Кряжунова было обнаружено нечто совершенно непонятное, отдалённо напоминающее очень древнее захоронение.

Лев сразу понял, что эту истерическую сцену на случай провала задержанная заготовила заранее. Судя по всему, она рассчитывала, прикрываясь своим ребёнком, вызвать возмущение пассажиров действиями оперов, что могло бы ей помочь выйти сухой из воды.

Первое, что он увидел, – склонившуюся над «спящим» Стасом, который для маскировки завернулся в одеяло с головой, ту самую женщину с волчьим взглядом. Она осторожно приподняла край одеяла, укрывающего голову Крячко, и сунула туда правую руку, что-то держа в кулаке.

Шубин не стал больше ничего спрашивать у немца. Он просто выхватил «Вальтер» и выстрелил ефрейтору в голову. В ту же секунду Дозоров напал на водителя и ударом кулака впечатал его в радиатор.

Еще две пули пролетели рядом с Шубиным – на этот раз совсем близко. «Третья точно будет моей», – успел он подумать.

Шубин схватил пистолет и, не целясь, выстрелил в ближайшего немца, стоявшего у него на дороге. Тот еще падал, а разведчик уже перепрыгнул через него и с размаху ударил всем телом в дверь.

Нельзя было терять ни одной секунды! Случилось именно то, чего Шубин и опасался, идя на совещание. Нашелся знакомый убитого танкиста, который обнаружил подмену.