Но если о том, что ты побывала в мире эльфов, узнает кто-то, кроме выбранной тобой троицы, проход туда будет закрыт навсегда. Тоска поглотит тебя и сведет с ума, но дверь для тебя не откроется больше нигде в мире.

Честно говоря, мне казалось, Элиза – уже практически устаревшее имя. Оно означает «семь». О чем это должно говорить? Семь смертных грехов? Семь гномов? Все прекрасно знают, что семь – число несчастливое.

Магическая печать дает огромную силу, но ты должна помнить, что эта сила исходит от темного колдуна. Она не может сделать ничего хорошего, это против ее природы.

Давным-давно маги сражались с колдунами. Последние проиграли войну и согласились принять условия магов. Одним из таких условий было то, что колдуны отказывались от воспитания собственных детей. С того момента они должна были отдавать детей сразу после родов. Только если ребенок сам находил обратную дорогу, гильдия принимала его.

Весь магический мир связан сетью невидимых линий, – начал вещать он, тыкая узловатым пальцем в воздух, будто старый школьный учитель. – Там, где они пересекаются, находятся так называемые места силы. Все линии берут начало в Лейлине.

Странно, что я ощущаю магию, но не вижу, чем или кем она вызвана.

На мгновение перед глазами Люси отчётливо возникло видение будущего. Блэкфорд-Хаус почувствует, что мисс Грейвс и близнецы Кодзима плохие люди, и изгонит их, как и мистера Куигли. Мисс Грейвс сообщит о случившемся властям, и кто знает, что за люди тогда здесь появятся, может быть, даже очередной алхимик, вроде мистера Куигли! С бешено бьющимся сердцем Люси помчалась в дом и присоединилась к осталь

— Моего работодателя зовут Оскар Снокетт, — объяснила мисс Грейвс. – Он двоюродный дедушка близнецов и после смерти родителей стал их опекуном. Однако мистер Снокетт – старый холостяк, которого не интересуют дети, и поэтому он отправил их сюда. Блэкфорд-Хаус принадлежит семье Кодзима с материнской стороны. Да, они дальние родственники изначальных владельцев, но тем не менее вполне законные.

— Меня зовут Беделия Грейвс, — сказала женщина. – Близнецы Кодзима и я приехали из Англии, чтобы жить в Блэкфорд-Хаус. Дети – его законные наследники. У Люси сжалось сердце, и она беспокойно посмотрела на Оливера. Насколько она понимала, в Блэкфорд-Хаус не было законных наследников, и именно поэтому договор на дом передали папе.

Всё изменилось, когда в девятнадцать лет Беделия Грейвс начала работать на Агентство. Конечно, были и другие дети, но никого похожего на Агату и Алджернона Кодзиму. И по прошествии двух лет с того дня, как Оскар Снокетт нанял её приглядывать за ними в этом мрачном и тёмном особняке, Беделия Грейвс нарушила главное правило Агентства: она привязалась к детям.

В Уотч-Холлоу было много вещей, которых Люси не понимала. А непонимание всегда приводило к беде. Вспомните, что случилось с Мортимером Куигли. Он считал, что всё знает, а потом случайно вернул из мёртвых злого алхимика по имени Эдгар Блэкфорд. В результате огромные часы в Блэкфорд-Хаус остановились. Мистер Куигли нанял отца Люси их починить, но на самом деле за всем стоял Эдгар Блэкфорд, злое лес

Самой трудной из всех своих работ в кинематографе Ярмольник считает роль дона Руматы в фильме Алексея Германа «Трудно быть богом». Работа над тем, прямо скажем, «убогим Богом» длилась для Лёни… 15 лет.

Заботливо и нежно растя дочь, Хмельницкий не прекращал заниматься творчеством. Его колоритную типажность заметили даже голливудские продюсеры. В начале 80-х сам Кирк Дуглас, так потрясающе сыгравший Спартака, пригласил Бориса в свою картину «Скалолаз».

«Мы начинали с Зиной вместе. Она много сделала для того, чтобы театр стал популярным. Зина - потрясающая работяга. Такая лошадка, которая всю жизнь, от восхода до заката, ходит по кругу. По кругу театра. Ведь это феноменальная цифра - было сыграно 1600 спектаклей "Доброго человека из Сезуана», где она была бессменной Шен Те и Шуи Та.

Сердобольный режиссёр Назаров решил пощадить Золотухина и напихать в глечик какой-нибудь начинки, чтобы артисту не пришлось второй раз два литра молока употреблять. На что Валерий Сергеевич сказал: серьёзный зритель обязательно заметит «подставу». А сцена жизненно важная и в ней нельзя халтурить. Ты лучше смотри, Володя, чтобы не пришлось в третий раз переснимать.

Случайно одну из тех проб увидел Марлен Мартынович Хуциев. Пришёл на очередной худсовет и с порога заявил: «Да вы что, обалдели? Вы в своём уме? Это же – наша советская Анни Жирардо вылитая! Неужели не видите?» И начальство дружно сложило лапки. Так Марина снялась в моей картине.

Как в воду глядел Янклович. Долго и нудно я уговаривал сердитого, вспыльчивого как спичка, Высоцкого старшего прочитать мною написанное. И потом ещё дольше корил себя за недальновидную настойчивость. Хотя с другой стороны, как знать. Да и прав поэт, наверное, утверждавший, что «провиденью видно всегда дальше нашего куцего взора»…

Мафия часто вербовала наемных убийц из числа местных пастухов, и они брались за эту работу, потому что просто не было других способов добыть себе пропитание. Майкл размышлял об организации, созданной его отцом. Если она и дальше будет действовать успешно, то, разрастаясь подобно раковой опухоли, произведет в стране опустошение, какое уже совершилось на этом острове.

Порукой тому – мое слово, а те из вас, кто хорошо со мной знаком, подтвердят, что я слов на ветер не бросаю. И до-вольно об этом, перейдем к делу. Мы тут не юристы собрались, чтобы выдавать друг другу заверенные и подписанные ручательства. Мы – люди чести.

Его массивное лицо с тяжелыми чертами Купидона, с мясистыми, круто изогнутыми губами, окаменело, изуродованное бешенством. В мгновение ока он очутился на ступеньках и сгреб Карло Рицци за грудь рубахи. Он рванул Карло на себя, пытаясь оттащить его от других и вытянуть на тротуар, но Карло оплел мускулистыми руками железные перила крыльца и прилип к ним намертво.

Вито дал Фануччи время спуститься по лестнице и выйти из подъезда. На улице было полно народу – десятки свидетелей подтвердят, что он выходил из этого дома невредимым. Вито выглянул из окна. Фануччи сворачивал в сторону Одиннадцатой авеню – значит, зайдет домой убрать в надежное место добычу. Возможно – убрать и оружие. Вито Корлеоне вышел из квартиры, взбежал вверх по лестнице и вылез на крышу.

Секунда – и Майкл, круто развернувшись корпусом, наставил пистолет на Макклоски. Капитан полиции вытаращился на Солоццо изумленно и безучастно, как если бы случившееся не имело к нему отношения. Опасности для себя он, казалось, не ощущал. Вилка с куском телятины задержалась на полпути ко рту, взгляд неспешно перешел на Майкла.

Они были в черных пальто, в черных шляпах, низко надвинутых на глаза, – свидетелям после не опознать. Но они не рассчитали: реакция у дона Корлеоне была молниеносная. Он выронил пакет и кинулся к машине с проворством, почти невероятным при его грузной фигуре, крича на бегу: – Фредо! Фредо! Лишь тогда двое выхватили автоматы и открыли стрельбу.

Физически очень крепкий, полностью седой – и густые волосы, и борода – бандит тоже лежал лицом вниз, по направлению старшего лейтенанта полиции. Крови из пробитого горла вытекло столько, что прощупывать пульс смысла не было.

После третьей длинной очереди вперед бросился и капитан Одуванчиков. Он успел заметить автомат, который спрятался за косяк последней двери по правой стене, и дал короткую очередь туда, но попал только в торцевую стену, с которой посыпалась штукатурка.

Сдвижная дверца уехала вбок, и парни в черной униформе, в бронежилетах и при оружии выскочили раньше спецназовцев. Таким образом, группа захвата первой ворвалась в здание.

В голове у Волка настойчиво стучала одна мысль. Он надеялся, что спецназовцы и росгвардейцы, представленные ОМОНом, посетят палату Алмагуль и найдут ее с пулей в сердце.

Устраивать засады эмир Нариман умел и любил. Именно такой тактикой он и прославился в свое время и за это получил прозвище Волк.

Нариман даже свой отряд в шесть сотен бойцов, с которым он пешком прошел почти весь Ирак и большую часть Сирии и где он каждого знал не просто по имени, но еще и по характеру, считал маленьким и мысленно готовил себя к командованию большим подразделением.

Быть королевой - значит видеть в любом препятствии на своем пути очередную жертву, которую надо принести.

Твенг погнал по останкам, разя налево и направо, проехав насквозь почти без сопротивления с горсткой рыцарей следом. Седовласый человек без шлема вывернулся из давки чуть ли не прямо перед ним; шедший за ним по пятам рычащий, коренастый здоровяк ткнул спутанным синим флагом с белым крестом в ноги спотыкающегося коня сэра Мармадьюка, заставив его споткнуться и рухнуть.

Что-то громадное и тяжелое наступило ему на бедро – его собственный конь, – и послышался хруст ломающейся кости. Чудовищный удар саданул по спине, пока он тужился встать на карачки, ткнув лицом в мягкую землю, и он затрепыхался, чувствуя на языке мускусный вкус раздавленного дождевого червя, задыхаясь и ослепнув, потому что грязь забила отверстия для дыхания и смотровую щель.

– Тошнотворная страна… – говорил граф Суррейский, оборвавший на полуслове и поднявший на Крессингема свои водянистые глаза с набрякшими под ними лиловыми мешками. – А вот и казначей! – вскинулся он. – Вы что, намеревались весь день проспать? – Я был занят, – огрызнулся Крессингем, уязвленный его тоном. – Разбирался с пропитанием и снаряжением того сброда, что вы привели под видом армии.

– Я – шотландец, в конечном итоге. Свет державы, епископ. – Ответил как по-писаному, выхватил бокал прелата из его жирных, унизанных перстнями пальцев и осушил его с кривой ухмылкой. – А сверх того, у вас есть ваш боевой медведь. Вероятно, вам нужен кто-то, способный направить его в нужную сторону. Направить вас всех в нужную сторону.

– Ваш муж покинул армию Эдуарда без дозволения при первой же возможности. Теперь один лишь Бог ведает, где он. Я прибыл из Аннандейла, дабы захватить сие владение и попрать его, государыня, в качестве наказания. И то, что я не слишком его порушил, беря под свою протекцию, означает, что долг мой выполнен, а вы и ваши чада в безопасности.

Эдуард уже отъял Крест, Печать и Камень, как и грозил, лишив власти и короля Иоанна Баллиола, и королевство. Но Длинноногий захапал не всю Шотландию – малую толику Королевства вырвали из его кулака. Плащеносец улыбнулся, согретый этой мыслью.

Первое правило было простым: если используешь магию, чтобы причинить боль или подчинить волю другого – получаешь имя своей жертвы, высеченное на твоей коже. Если используешь магию, чтобы помогать другим, углублять свое понимание ремесла, поддерживать равновесие – тебе не причинят вреда.

Смерть в магии – это темный путь, на котором легко можно заблудиться.

У потомственных ведьм всегда есть гримуар, который передается из поколения в поколение. – Гримуар? – Семейная книга, книга теней, как угодно. Она впитывает сущность каждой ведьмы, которая делает в ней записи, сохраняя силу родословной для следующего поколения. Обученным ведьмам не разрешается даже прикасаться к нашим гримуарам: сила в них настолько священна.

Ты бы удивилась, узнав во что верят люди, в минуты особенного отчаяния.

Наш вид покрыт шрамами с именами тех, кого мы ранили своей магией, чтобы служить предупреждением другим: держитесь на расстоянии. Но у каждого правила есть исключение, и мы не являемся исключением из этого правила. Только хитрость может скрыть их истинный облик, но за это приходится платить.

Мир снаружи – ничто иное, как игровое поле, а мы – персонажи. Правила просты: их нет.

Люди – бессердечные твари! – перебивает фея-мать. – Они не знают пощады, и поэтому мы не щадим никого. Мы не делаем различий между невиновными и виноватыми, потому что кто бы сегодня ни был одним, завтра станет другим.

Любовь – худшее из чувств. Она делает вас слабыми, уязвимыми, не дает вам ясно мыслить.

Судьба не терпит бегства. Она преследует, пока не получит то, что хочет.

Мы – избранные, мы – могущественные. Наши жизни кажутся бесконечными, наши истории – фантастическими. Они наполняют книги, детские мечты – и их кошмары. Нам никогда не было суждено быть добрыми, по крайней мере, большинству из нас. Ведьмы – так нас называют сегодня. Ужасу нужно имя, чтобы избавиться от страха. И выследить его.

Ты хотела любить. А любить – значит страдать. Неужели ты так до сих пор и не поняла этого?

Афиняне бились до последней капли крови, но в ходе изнурительной войны, длившейся почти десять лет, их город лишился остатков армии и флота. Афины вынуждены были признать поражение, чтобы заключить мир со Спартой. Городские стены вновь сровняли с землей, а власть оказалась в руках отвратительного Крития, ставшего марионеткой спартанцев. Разумеется, афиняне оправились и от этого удара. В результат

В лихорадочной атмосфере эпохальных перемен и политических интриг, в городе, где при помощи рабства и угнетения создаются величайшие творения западной цивилизации, простые афиняне, столкнувшись с чрезвычайными обстоятельствами, пытаются продолжать жить обычной жизнью.

Весной 416 г. до н.э. афиняне все еще наслаждаются мирной жизнью. Пятью годами ранее Никиев мир положил конец первому этапу разрушительной Пелопоннесской войны (431–404 гг. до н.э.). Неоднократные нападения спартанских войск опустошили окрестности города, однако сейчас Афины сильны как никогда. Более того: Алкивиад, enfant terrible афинской политики, подталкивает горожан к дерзкой попытке вторжени