Цитаты из книг
В доме напротив, где горело одно окно, вдруг засветилось второе. С минуту я подождал, не загорится ли третье. Нет, пока только два. В этой пьесе пока только два покойника.
Вчера, около восьми часов вечера, в одном из «спальных» районов Новосибирска выстрелом из снайперской винтовки был убит член Совета Федерации Ралиф Сарибеков, в прошлом известный бизнесмен, основатель и руководитель «Сибирской инвестиционной компании».
Трещилов склонился к лежащему на земле банкиру и отпрянул назад. Лицо Мякоткина было обезображено, вместо правой глазницы зияла дыра, в глубине которой пенился кровью бледно-розовый мозг.
На первый выстрел никто не обратил внимания. Живко слышал, как у него за спиной что-то резко хлопнуло, но оборачиваться не стал.
Желающих забраться по узкой стреле на самый верх не было. Памятник Ленину с постаментом возвышался над площадью на 13 метров. Одно неосторожное движение - и смельчак, решивший поиграть в верхолаза, превратился бы в лепешку.
Сара Блант прекрасно знала, что, несмотря на все перемены в России, слово «секс» и в разговорной, и письменной речи по-прежнему оставалось табуированным, вызывающим и неприличным.
Водка была теплой, отдавала ацетоном и еще какой-то химией. Чтобы она не вырвалась наружу, Сергей немедленно запил ее соком и пошел покурить на улицу. После первой же затяжки он слегка опьянел, повеселел и решил выпить еще сто граммов, но уже в другом месте.
Как всегда при появлении на горизонте новой женщины, Сергей почувствовал небывалый подъем. Жизненные силы в нем забурлили, мысли стали ясными и четкими, словно он пару месяцев вел здоровый образ жизни на отдаленной таежной заимке.
Денег всегда не хватало, и начальники отделений начинали мухлевать. Для пользы дела! Кроме того, оружие и обмундирование полицейским полагалось приобретать на свой счет. При копеечном жаловании это становилось серьезной проблемой. Начальство на местах выкручивалось, как могло. Обычно оно сознательно не заполняло всех штатных вакансий, чтобы неизрасходованные суммы разделить между сыщиками.
Кублицкий-Пиотух срочно отправился в Петербург. Там он под роспись сдал Лыкову большой донос на бывшего шефа. По его словам, генерал Толмачев сам порядочный жулик. Он окружил себя темными личностями, знакомыми ему по прежней службе на Кавказе.
Батюшка сидел в санях, притулившихся на обочине. Увидев конвой, он осенил его крестным знамением. Вахмистр остановил колонну и подъехал под благословение. Левый глаз у священника заметно косил. Он благословил вахмистра, возок с почтой опять тронулся, драгуны – следом. Тут ложный поп вынул из-под рясы бомбу и швырнул ее в солдат, а сам прыгнул рыбкой в придорожный сугроб.
Вдруг бандит схватил Лыкова за «шпанку» и сильно дернул. И борода оказалась у него в руках. Петька ахнул. А сыщик развернулся и во всю прыть бросился прочь из комнаты. «Дядя Ваня», сыпля матерщиной, погнался за ним. Ситуация была для Алексея Николаевича смертельно опасная, но при этом еще и дурацкая. Чтобы вынуть пистолет, снять его с предохранителя и дослать патрон в патронник...
Когда Лыков получил сообщение о побеге, то сказал своему помощнику Азвестопуло: – Серьезный человек готовил акцию. Смотри, как все рассчитал! Те десять дураков нужны были для отвода глаз, и он легко ими пожертвовал. Семь покойников среди беглецов, да еще зарезанный надзиратель.
3 января 1910 года в Херсонской каторжной тюрьме произошел групповой побег заключенных. Во время раздачи кипятка в корзиночной мастерской десять арестантов напали на двух надзирателей и обезоружили их. Отобрали ключи, открыли дверь на тюремный двор и выскочили скопом. С той стороны кто-то перебросил через стену веревку с завязанными узлами – побег готовили с воли.
Возможно, любовь вовсе не делает нас слабее, как все постоянно твердят.
Я согрелась и в один миг ощутила, как все перестало быть таким мрачным и безнадежным. Словно его прикосновения хватило для того, чтобы пробудить надежду там, где до этого жила бесконечная пустота.
Я не монстр. Никогда им не была. Темнота всегда была частью меня.
В конце концов, он понимал, что, если ему пришлось бы выбирать, — защитить ее или весь мир, — он выбрал бы ее, даже если бы его разум твердил об обязательствах перед всем Амбераном.
В этот момент я потеряла какой-либо контроль. Темная магия вырвалась наружу. Когда она разлетелась во все стороны, я закричала, почувствовав себя такой свободной и могущественной, как никогда раньше. Теперь уже ничто не было важным. Я хотела утопить все вокруг в темноте, хотела почувствовать, как она заполняет каждую клетку моего тела, как я становлюсь ее частью.
Он хотел защититься, хотел скинуть с себя это чудовище и умереть в бою — если ему все же суждено умереть, — но тело отказывалось ему повиноваться. Его охватывала оглушающая слабость, а части тела словно парализованы. Он был полностью во власти мара.
— Все взаимосвязано, Эбби, — проговорил он, подступая ближе. — Душу переполняет боль или вина, стыд или огромное счастье. Но эти чувства возникают вовсе не в душе. Они рождаются из наших воспоминаний, из наших поступков.
Прикосновение его губ было похоже на росчерк пера. Такое нежное, почти неосязаемое, и все же оно обожгло каждый дюйм моего тела.
— То есть ты думаешь, люди с радостью согласятся отдать тебе частичку своего сердца? — не упустила я возможность уколоть его, при этом постаралась смотреть на него с такой же злостью, как и он на меня. — Люди за этим сюда и приходят, Эбби. Они сами хотят, чтобы кто-то послал в их сердца некий импульс. Чтобы кто-то заполнил пустоту в их сердцах и помог открыться другим.
Мы, хранители колец, не можем позволить себе отношения. Чувства нас просто уничтожат.
Ты особенная, и мы не до конца понимаем природу этой уникальности, но я думаю, что ты нечто большее, чем сама можешь представить.
Многие люди одиноки и несчастны. Завидуют чужому счастью. Или их переполняет ненависть. Но таким людям можно помочь.
Все в этой жизни имеет свою цену.
И четыре небесных светила объединят Солнце и Луну и создадут тринадцатый зодиак в хороводе двенадцати. Мощнее всех других.
Если путешественник во времени соберет все двенадцать знаков зодиака, он станет бессмертным правителем времени в одиночку.
Я ухватился за единственный способ защитить ее, даже если это означало, что я больше никогда ее не увижу.
И пусть сегодня вечером я оказалась в очередном тупике, черта с два я из-за этого сдамся!
Власть Табулы — благословение, но в то же время проклятие.
Но ведь замерзшее сердце — это сила.
Между нашими мирами пролегает волшебный барьер, и ничто не может к нам проникнуть: ни человек, ни фейри, ни животное. Но есть одно исключение — ледяные осколки, которые замораживают сердца, из-за чего человек начинает видеть только плохое. Даже в прекрасном королевстве весны глаза будут на каждом углу видеть только зло и ненависть.
Будешь бездействовать — ничего не получишь.
Я никогда принимала самостоятельных решений. Ни как принцесса, ни как избранная. И есть совсем мало вещей, которые я могу решить самостоятельно.
Магия есть в каждом, но это не значит, что каждый может ее вызвать.
Он смотрит на меня так, будто в мире остались только мы вдвоем. Как будто для него существую только я.
Ricciolini Мягкое лимонно-миндальное печенье Для тех, кто не любит вкус горького миндаля, есть ricciolini — сладкое и простое мягкое миндальное печенье, которое готовится из обычного миндаля, яичного белка и сахара. Добавляется мелко натертая цедра хорошего лимона, и вкус получается легким, приятным и цитрусовым.
Passeggiata — чудесная штука, очень итальянская. Это ленивая прогулка вечером, для того чтобы пообщаться или поесть мороженое. Одна из самых моих любимых особенностей итальянской жизни, после collazione al bar 5 и aperitivo 6. Прогуливаться по улицам в лучах послеполуденного солнца с мороженым в руке, размышляя о жизни и махая рукой, проходя мимо соседей/коллег/друзей, — один из лучших способов...
Неважно, сделанное дома, купленное в pasticcerie или съеденное в баре, в Италии, как и в большинстве других регионов мира, сладкое едят каждый день почти все. Это может быть ложечка сахара в утреннем или послеобеденном эспрессо, печенье или кусок сладкого пирога на завтрак, десерт после ужина — место для «сладкого момента» в течение дня есть всегда.
Все годы, что я помню, у нее рядом с подушкой стояла маленькая жестянка, полная печенья, для ее собственных полуночных «чрезвычайных ситуаций» или для раннего утра, когда все мы, внуки, заваливались к ней в постель и умоляли ее почитать нам сказки. Всю свою жизнь она почти никогда не расставалась с «печеньками», держа их под рукой.
Начать день с пирожного, печенья или сладких булочек — это прекрасно… К счастью, в Италии завтрак редко бывает несладким. Обычно он представляет собой горсть печенья, иногда тосты с вареньем, и практически всегда сладкое запивается кофе.
Сладости заставляют нас чувствовать себя счастливыми. Десерты эмоциональны — они пропитаны сладким сиропом ностальгии, ароматизированы приятными детскими воспоминаниями и подаются с порцией игривой прихоти. Когда нам грустно, мы хотим мороженого, заварного крема, пирожных и шоколада, а не салата и сардин.
Не беспокойся, я не могу читать твои мысли, но это и неважно, потому что большинство из них написано на твоем лице. Эту смесь гнева и сострадания, разочарования и восхищения, ярости и преданности я изучил очень тщательно. Мне очень нравится смотреть на твое лунное лицо и все эмоции, которые ты не скрываешь. В отличие от меня. Я скрываю все. Я понял, что это лучший способ выжить.
Все романтические представления, которые, возможно, у меня имелись раньше о вампирах, испарились, едва я впервые взглянула в лицо такого существа. Бледное, изможденное, уродливое, отталкивающее — и не потому, что кости были туго обтянуты кожей, зубы были темно-желтыми, а глаза приобрели красноватый оттенок, а потому, что во взгляде этого существа читалось что-то сломленное.
Запретный лес образует что-то вроде естественной границы нашего королевства. С одной стороны, на западе, Амберлинг упирается в море. Наша страна врезается в Западный Океан, как полуостров. А на востоке от нападений Кинипетской Империи нас защищает Запретный лес. По крайней мере, так думал Блаумунд Беззаботный, когда позволил вампирам поселиться в этом лесу.
И вот я встала под знамена своей мачехи, гордо и невозмутимо принимая то, что она и сводные сестры называли меня Золушкой и делала все, что мне поручали. Я воздержалась творить дальнейшие пакости, исходя из мудрого понимания, что моя семья сумеет стать несчастной, даже если я не приложу к этому никаких усилий.
Меня всегда раздражает, когда кто-то принимается обсуждать моего дракончика. Он — прекрасный представитель рода линдвормов с маленькими золотыми крылышками. Папа привез его из путешествия, когда мне исполнилось всего пять лет. Я назвала его Львиное Сердце. Не потому, что он обладал храбрым сердцем настоящего льва: вообще-то мой линдворм был застенчивым и боязливым (скорее уж Заячье Сердце).
Красота способна затуманить любой разум и развязать любой язык.
Рейтинги