Шофер-подельник вскоре умер от ран, а толстяк прожил в катакомбах почти год! Его перестала разыскивать милиция, решив, что он сдох где-то или просочился сквозь кордоны, зато быстро нашли люди Азера.

Один метательный нож торчал из его плеча, второй попал в середину скулы и пропорол ее до уха. Этот момент, вероятно, и обозначился болезненным вскриком, а сам бандит инстинктивно опустил вниз голову.

Ситуацию без лишних слов в считанные секунды разрулил Талеев. Правой рукой он нанес несильный, но стремительный удар в шею дежурного, после которого офицер мгновенно осел на палубу…

Это время пациент провел, лежа на жестком топчане в кабинете фельдшера, в полной неподвижности, уставясь остекленелым взглядом в потолок. Он был готов…

Здесь усиленно применялись препараты, чье воздействие на человеческий разум было еще не до конца изучено, а последствия – не всегда предсказуемы.

Вся эта чепуха, всякие там карикатуры в «Сэтердей ивнинг пост», где изображают, как парень стоит на углу с несчастной физиономией, оттого что его девушка опоздала, — все это выдумки. Если девушка приходит на свидание красивая — кто будет расстраиваться, что она опоздала? Никто!

Когда человек начинен такими знаниями, так не скоро сообразишь, глуп он или нет.

А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца — так сразу подумаешь: хорошо бы, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочется.

—Настанет день, — говорит он вдруг, — и тебе придется решать, куда идти. И сразу надо идти туда, куда ты решил. Немедленно. Ты не имеешь права терять ни минуты. Тебе это нельзя.

Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть.

Прокофьева ранило, пуля задела плечевую кость, от болевого шока он потерял сознание, в себя пришел уже в операционной. Но откуда в него стреляли?

Прокофьев повернулся к двери, в этот момент в левое плечо что-то сильно ударило. В первое мгновение он подумал, что это дернулся нерв на руке, но, заметив брызнувшую из раны кровь, понял, что он в прицеле у стрелка.

Девушку вдруг затрясло, она стала падать, из горла хлынула пена. Прокофьев не растерялся, подхватил бедняжку и уложил на пол. Девушку затрясло еще сильней, и если бы Прокофьев не подставил руку, она бы ударилась о пол головой.

Сарычев действительно мог подставить Вельяминова – застрелить его жену, затем вломиться к нему в номер, чтобы подбросить орудие убийства. Но, видимо, что-то пошло не так.

На полу в комнате лежала женщина, не молодая, но еще и не старая. В глаза бросалось бурое пятно на банном халате. Пуля попала точно в сердце, смерть, по всей видимости, была мгновенной.

Прошел всего месяц, как нашли одну из двух инкассаторских сумок, и вот убийство. Вельяминов обнаружил труп своей жены, позвонил в полицию, и Прокофьев уже на месте.

– Ничего, к пятому трупу привыкните... Да не падайте в обморок, не стану при вас его потрошить... Так, маленько покромсаем... Отрежем руку-ногу, другую...

О, как много можно было бы поведать о заслугах Лебедева! Не было в России иного криминалиста, который бы так честно носил титул «гениальный». Заслуги Аполлона Григорьевича перед криминалистической наукой и разнообразными научными полицейскими дисциплинами были неисчерпаемы. Но главным его достижением стало основание в 1890-м году антропометрического кабинета по системе Альфонса Бертильони.

Родион внимательно осмотрел ссадину, оставленную на лице падением, изучил одежду, показавшуюся несколько великоватой и не по росту, словно с чужого плеча, особо внимательно осмотрел пальцы, не упустил запыленные ботинки, и еще раз повертел крышку от шляпного короба. Кое-что любопытное обнаружилось, но для раскрытия тайны смерти явно недостаточно. И тогда Ванзаров распахнул полы сюртука ...

Доставленному телу помощь не требовалась. Оно лежало тихо и мирно на хирургическом столе. Рыжая бородища топорщилась, огненные патлы торчали как иглы, а на живот кто-то водрузил громоздкую коробку из-под дамской шляпы. Только она и заслуживала интереса: обтянутая блестящим атласом в голубую полоску, сверкала дорогой шкатулкой, скрывающей еще более дорогую игрушку для украшения дамской головки.

Родион стремился в сыскную полицию, чтобы разгадывать сложнейшие загадки, чтобы ловить и выводить на чистую воду хитроумных преступников, чтобы раскрывать мрачные тайны, и за всякой подобной романтической чушью. Короче говоря, чтобы воплотить мечту, которая тайно прорастала под фолиантами греческих и римских философов: стать сыщиком, не менее знаменитым, чем английские.

Улица, мгновение назад пустынная, наполнилась прохожими, взявшимися, откуда ни возьмись. Обморочного обступили плотным кольцом. Посыпались советы и мнения, чья-то рука коснулась его спины, кто-то нагнулся ниже, чтобы рассмотреть его лицо, кто-то просил достать воды или хоть обдать свежим дуновением. Родились предположения, что у молодого человека обморок от духоты и прилива крови к голове.

Патологоанатом просунул оба пинцета в носовые отверстия, поднял череп над головой, и пуля довольно быстро была извлечена из черепа. Он бросил ее на органическое стекло, покрывающее столешницу письменного стола.

«Собровцы» сразу вышли наружу, и только на улице сняли маски. Как понял Сергеев, маски они носили не из боязни заразиться ковидом, а чтобы не чувствовать запах морга.

Капитан как бежал вперед, так и упал лицом на дорогу, в дополнение к пулевому ранению в грудь чуть ниже шеи, заработав кучу порезов лица шлаком, рассыпанным по дороге.

Но в этот момент прозвучал второй громкий выстрел, и у всех на глазах голова капитана оторвалась от туловища, и покатилась под уклон, а потом остановилась у корней старого и мощного дуба.

Подполковник полиции, что так безрассудно высунулся из бронетранспортера, желая побаловать себя несколькими глотками свежего горного воздуха, откинулся в неестественной позе на башню БТРа, продолжая руками цепляться за открытую крышку люка.

Выстрел прозвучал неестественно громко и неожиданно, вызвав громкое карканье ворон, и безудержный треск сорок, смешанный с треском дубовых веток.

Шкурник объявил, что водка его забирает слабо. Потому на столе теперь непременно стояла объемная бутыль крепчайшего самогона. Из которой сейчас двое сообщников-душегубов исправно подливали в стаканы мутную жидкость.

А дальше все, как обычно. Выезд в степь. Предложение заночевать там – прямо под открытым небом. Распитие бутылочки. И заливистый богатырский храп жертвы, которую устроили в стоге сена, пожелав доброй ночи.

А Сева отправился подрабатывать фигурантов. Он страшно любил все эти розыскные словечки. И была у него заветная мечта – самому стать оперативником уголовного розыска. А что, из блатных туда брали, форму, галифе, кепку давали и револьвер. Вот это жизнь!

После первого убийства с кровавыми делами у Бекетова все пошло складно и ладно. Первый труп… Второй… Пятый. С каждым разом это дело давалось ему все легче. Главное, видеть в человеке просто животину, которую надлежит забить, дабы добыть хлеб свой насущный.

Работенка оказалась не такая уж простая и безопасная. На железных дорогах творился сущий бедлам, переходящий местами в настоящий ад. Огромные массы народа находились в неустанном движении. Люди ехали на войну или бежали от войны и голода.

Он спустился по гранитным ступеням Уралобкома в каких-то раздраенных чувствах. Да, южный климат и фрукты – это, конечно, хорошо. Да и Свердловск его ничем не держит – это не его родной город, хотя и прижился тут за три года. Но сколько же проблем свалится.

– Ну как… – сделал глупую физиономию Фигуркин. – На вашем дачном участке ведь нашли труп. Если в милиции посчитают, что тот, кого они арестовали, – Уткин, то труп, соответственно, будет признан носовским.

Но все-таки я не позволяла этим бессмысленным надеждам овладеть мной. Я прекрасно понимала, что происходит. Носов, испугавшись того, что он сделал, понес околесицу – стал выдавать себя за Устина.

Итак, У. умрет, а я останусь жива. И жалеть ни о чем не буду. Только о все том же злополучном времени, когда между У. и Нестором я выбрала первого.

Кому он нужен, этот Носов? Он и живым никому не был надобен, а уж мертвым и подавно. Да, да, с вероятностью девяносто девять и девять его никто не хватится. То, что он здесь у кого-то гостил, разумеется, чушь.

Отворил скрипучую дверь – и едва не закричал от ужаса. Бездыханный Носов лежал в сарае навзничь. На рубашке его расплылось огромное буро-красное пятно.

Воображаю, что это была бы за пара. Да он через месяц жизни с ней повесился бы. От сознания своей мизерности и полнейшего несоответствия такой шикарной женщине, как она.

После выборов брать власть нельзя. Лучше раньше, загодя. Государственный переворот — штука сложная, как бы не опоздать. Сначала, в июле, были еще не готовы. Потом, в конце августа, помешало корниловское выступление.

Но и это еще не все: семьи Керенских и Ульяновых в Симбирске связывали дружеские отношения. Папа Керенского — Федор Михайлович, после смерти отца Ленина — Ильи Николаевича по мере своих сил принимал участие в судьбе его детей.

Для самой французской армии поспешное наступление закончилось печально: огромные потери и полная деморализация. Зато обещанное обескровливание собственной армии проведено блестяще. Войска стали совсем небоеспособны.

Фон Шульц снова отхлебнул пива. Пожалуй, пора было выяснять мельчайшие подробности. И он спросил, а британец ответил. Новое правительство России контролируется союзниками. Его шаги прогнозируемы и определяемы.

Ощущение это знакомо каждому, кто когда-либо встречал на своем жизненном пути человека, который, говоря одно, делает совершенно другое. Режим Керенского на словах вводит невиданные ранее свободы и права, проводит реформы и преобразования, а под аккомпанемент красивых фраз уверенной рукой ведет Россию к гибели.

Первый звонок русской трагедии прозвучал 18 февраля: как и накануне «кровавого воскресенья», на Путиловском заводе вспыхнула забастовка. Предприятие это по-прежнему было не простое, а оборонное и выпускало продукцию, от наличия которой в окопах зависела жизнь или смерть русских солдат.

Когда я, Луис и еще двое ребят добежали до немца, тот в горячке боя, простреленными руками, пытался поднять автомат – наш ППШ с круглым диском. Удар прикладом отбросил его на снег.

Помню только озлобленное лицо японского офицера с катаной. Ещё помню, как я, закинув ППШ за спину, выхватил ножи. Все разведчики оказались разобщены и каждый из нас дрался сам за себя в толпе японцев.

На мосту ударил пулемёт. Спасло нас всё то же течение, протащившее нас под мостом. Мне по касательной зацепило пулей голову, Пинкевича ранило в плечо. Хорошо ещё, что немцы гранаты в воду не бросали. Мы бы всплыли как глушеная рыба.

Правой рукой резко поднимаю крышку люка в машинное отделение. Бросаю гранату, захлопываю. Всё, хана вам, ребятки! Моё «яичко» действительно не простое. Вокруг корпуса слабенькой немецкой гранаты изолентой прикреплены гайки. Шансов уцелеть нет!