Я, – подтвердил польщенный кот и добавил: – Приятно слышать, что вы так вежливо обращаетесь с котом. Котам обычно почему-то говорят «ты», хотя ни один кот никогда ни с кем не пил брудершафта.

Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!

Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!

Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами все дадут!

Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!

Невозмутимый Арканов посмотрел на чудо долгим профессиональным взглядом, потом повернулся к маме и сказал: — Таточка, не волнуйся, я врач, я знаю, что говорю! Все это не так страшно. Он еще маленький, еще все может измениться. Он, скорее всего, выправится! Не переживай!..

В первом выпуске я объяснял, откуда взялось такое название. — Наша программа называется ≪Дог-шоу ≪Я и моя собака≫. Только не путайте с ток-шоу. Потому что ≪дог≫ — по-английски ≪собака≫, а ≪ток≫ — это электричество, то есть напряжение. А в нашей программе никакого напряжения нет.

Во время Московской Олимпиады-80 на балконе было очередное застолье, как вдруг звонок в дверь — и вбегают в трусах (разделись в лифте) Эльдар Рязанов, Григорий Горин и Андрей Миронов с олимпийским факелом! Прежде чем сесть за стол, они долго еще бегали по квартире и по балкону — выполняли норматив.

Когда я пересказывал эту историю уже в зрелом возрасте и доходил до тапочки, родители всегда возмущались и говорили, что никто меня никогда и ничем не бил! Однажды в одном совместном телеинтервью папа саркастически бросил: — Ты еще скажи, что мы тебя оглоблей били!

Вот тут-то на помощь пришла русская мудрость, пришла и заявила: ≪Яблоко от яблони недалеко падает≫. И на всякий случай добавила: ≪От осинки не родятся апельсинки≫, — видимо, желая обьяснить простым языком расхожую истину: ≪По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?≫

Я настолько поехал умом от свалившейся на МЕНЯ славы Андрея Миронова, что однажды купил в киоске открытку с его портретом и попросил автограф (первый и последний раз в жизни)! Андрей написал прямо на лице на снимке: ≪Дорогой Миша, твой папа тоже хороший актер≫ (эта открытка очень долго у меня жила, но все-таки кто-то ее стащил).

– Анастасия, имейте в виду, вам придется еще какое-то время потерпеть своего начальника. Мы еще не готовы к тому, чтобы принимать решительные меры, не все материалы пока собраны. Я вам настоятельно советую уйти в отпуск или лечь в больницу. Вы явно нездоровы, отдых и лечение вам не помешают. А вернетесь, когда все будет кончено. Генерал еще немного посидел и ушел.

– А это, девочка моя, не твоя забота. Жена не должна думать о том, где муж берет деньги, она должна думать только о том, как их правильно потратить. Я же мужчина в конце концов, и я обязан обеспечить тебе тот уровень жизни, которого ты достойна. Бог мой, это были те слова, которые снились ей всю жизнь.

И было чему удивляться. Виктор Алексеевич Гордеев всегда сомневался, сомневался до самого конца, фактически до приговора суда. А иногда и после него. Может быть, оттого, что проработал в розыске раза в два дольше, чем их новый начальник, и повидал на своем веку соответственно раза в два больше ошибок, допущенных оперативниками и следователями. Колобок был ярым приверженцем отмены смертной казни.

До семи часов Настя просидела на работе, думая не столько о преступниках и их жертвах, сколько о том, что сегодня вечером ее муж улетит в Штаты почти на три месяца. После долгих препирательств и бесконечного подсчета скудных финансовых средств ей удалось уговорить его принять приглашение Стэнфордского университета прочитать курс лекций по высшей математике. Платили американцы более чем прилично...

– Вы очаровательны, Анастасия Павловна! Почему вам всюду мерещится подвох? Неужели вас кто-то так сильно испугал в этой жизни, что вы готовы в самых невинных вещах видеть гадость и попытку вам навредить? Будьте проще. И сами увидите, что вам станет легче жить. Вы даже не замечаете, что своей хронической подозрительностью обижаете людей, которые не хотят вам ничего дурного.

– Ну что ж, если ко мне нет вопросов по текущим делам, на этом закончим. Виктор Алексеевич Гордеев, которого подчиненные за глаза любовно называли Колобком, проводил свое последнее оперативное совещание в должности начальника отдела по тяжким насильственным преступлениям. С этого дня он назначен на вышестоящую должность в Министерстве внутренних дел.

Идея показалась Насте перспективной. И, кроме того, она хотела снова поехать в Жуковский. Свекру сделали операцию, вчера она вместе с Алексеем просидела в больнице до глубокой ночи. Они с мужем говорили о чем угодно, только не о том, из-за чего, собственно, и возник конфликт, но ей показалось, что Леша уже не сердится. В любом случае она должна быть рядом с ним, потому что он переживает за отца.

«А почему, собственно, я сопротивляюсь? – мысленно спросила себя Настя. – Иван предлагает мне то, о чем я мечтала давно. Заниматься только аналитикой и не чувствовать себя виноватой в том, что чисто оперативную работу я делаю от случая к случаю и не в полную силу. Ни перед кем не оправдываться, не терпеть косые взгляды в коридорах Петровки, не слушать за спиной противный шепоток.

Конечно, дело об убийстве колдуньи Инны Пашковой велось из рук вон плохо. Вяло велось оно, медленно, с перерывами. Но, с другой стороны, сами посудите, господа хорошие, как еще оно могло вестись? У следователя Образцовой в производстве одновременно находится восемнадцать дел. Это ей еще повезло, у некоторых и до тридцати случается. Теперь прикиньте, сколько часов в сутках. Прикинули?

Сердце у меня упало. Имущество. Если бы я мог поделить его с Викой и остаться в живых, я не сидел бы сейчас здесь. В том-то весь и смысл, что я не могу отнять у жены ничего, кроме своей одежды и туалетных принадлежностей. Да, нищие не нужны, как выяснилось, нигде, даже в кризисных центрах.

Стало уже совсем тепло, в кабинете у Насти, на Петровке, окно было распахнуто настежь, и истошный визг тормозов заставил ее выглянуть на улицу. Нет, слава Богу, не авария. Всего лишь Игорь Лесников, который яростно хлопнул дверцей сверкающего «БМВ» и влетел в здание. Не прошло и трех минут, как он ворвался к Насте.

Я умер вчера. Позавчера я еще был жив, был таким же, как и много лет до этого, каким был всю свою жизнь. А со вчерашнего дня я умер. И черт его знает, как теперь буду существовать. Да и буду ли?До вчерашнего дня все было более или менее понятно, хотя и не сказать, чтоб уж очень приятно.

Видимые отличия было относительно легко скрывать, но вот себя, свой характер, силу, решительность, волю скрывать оказалось гораздо труднее. Марлин было не страшно жить. Страх и сомнения, конечно, присутствовали, но любопытство и интерес всегда были сильнее, ведь Марлин была необычна во всех отношениях, и она это понимала.

Марлин, оставаясь по ночам в библиотеке, читала. Она поглощала информацию, и удивительный мир стал открываться перед ней. Она начала понимать прошлое, связывать его с настоящим. Ей стала ясна трагедия её народа.

Он открыл глаза и спокойно сообщил, что только что увидел свою покойную супругу Жозефину, которая ему сказала: «Мой дорогой муженёк, поцелуй этого маленького хомячка, потому что даже на том свете я почувствовала вкус и запах его замечательных пончиков».

Был солнечный тёплый вечер в Беле. Марлин шла по улицам родного города. Лапки бодро, уверенно чеканили шаг. На душе было спокойно и радостно. Марлин знала, что делать, будущее двигалось ей навстречу, тёплый ветер обдувал её лицо. Марлин улыбалась миру.

Я никогда не мечтал о чем-то по-настоящему. Но с недавних пор, закрывая глаза, я видел нас с Бель вместе. Свободными.

Только вот Нейтан так и не понял, что мне не нужна свобода, не нужна жизнь, в которой не будет его.

Как бы то ни было, я понял одно: Изабель — мое спасение, которое я ничем не заслужил. И если Бог есть, вероятно, он мне ее и послал. Но зачем? Неужели он считает, что меня можно спасти? После всего, что я сделал?

Признаться честно, я представляла любовь иначе. Я ожидала, что любовь согревает. А не сжигает дотла, заставляя гореть изнутри и снаружи, терять себя в этом неконтролируемом, губительном и разрушительном пламени.

Меня до дрожи пугает мысль о том, что из памяти постепенно начнут стираться четкие воспоминания о нем и что в конце концов я останусь с горсткой невнятных ощущений и сквозной дырой в сердце. Так всегда происходит, когда люди уходят из моей жизни.

Мы с Катей начали разговаривать по душам. Сперва это давалось чертовски тяжело: я никому никогда не рассказывал о своих шрамах на сердце. Не делился болью. Но тут, как выяснилось, главное — начать…

Благодаря тебе это лето стало самым счастливым в моей жизни.

— Не хочу тебя пугать, Катюша… — Он проложил дорожку из поцелуев от одного краешка губ до другого. — Но, похоже, у нас проблемы, котенок. — Какие еще проблемы?! — практически не отрываясь от теплых губ. — Я в тебя влюблен.

— Все очень серьезно, Катюша. Если нужно, я готов к войне. — К какой еще войне? — порывисто вздохнула. — За твое сердце, глупышка.

Алик вышел в центр, остановившись неприлично близко, и, обернувшись, посмотрел мне в глаза. И все. И мир стал для нас тесен…

Полтора месяца. Это безумие длится полтора месяца. И самое главное, я не хочу, чтобы оно заканчивалось.

Свет феникса несет жизнь и прогоняет зло, которому не должно остаться места на земле.

Ты намного лучше меня, ведь в тебе нет злобы и страха.

— Только останься в живых, — наконец прошептала она, и глаза начало щипать, — и судьба найдет пути свести вас.

За пеленой зла ты видишь доброту. Не таишь обиды, не ведаешь ненависти. Обычный феникс огнем разгоняет мрак, а ты зажигаешь пламя душ.

«Нет дара ценнее жизни, потому ее надо беречь, даже если миг ее краток, — думал он, молча ведя изумленных монахов на луг. — Так бы сказала ты, Руна».

К солнцу тянулись нежные цветы. Звенели прозрачными крыльями насекомые, не унывавшие оттого, что век их короток и никто о них не вспомнит. Мир продолжал жить, и Руми взбодрилась. Если станет предаваться унынию, Аймери всегда будет побеждать, лишать душевных сил ядовитой Скверной. Нужно выдержать все невзгоды и удары судьбы.

— Мне нужен секрет золотых жил. И я получу его, от тебя ли или от любой из твоих сестер — не суть. Сегодня ночью или через неделю.

— Что же делать? — Смириться, — голос Чары стал жестким, взгляд потемнел. — Это сложнее всего, когда любишь. Но это спасение для тех, кого еще можно спасти.

— Я знаю, чего ты боишься, — закусила она губу. — Я ничего не боюсь, ты же знаешь, я — аптекарь. Я от всего снадобье найду, даже от любовной тоски.

— Я проклял тебя тогда, все дни, что провел с тобой, проклял. Память о тебе проклял и выжег каленым мечом из сердца.

Неждана искала другого. Сильного ветра в лицо вместо его отголосков, свободы вместо тесной светелки, жизни, в которой ее слово будет что-то значить.

— …Я не прошу тебя изменить свою судьбу. Я надеюсь, что смогу разделить ее с тобой.