- Ты читала Сэлинджера, «Хорошо ловится рыбка-бананка»? Она сказала: кажется, нет. Я читала Ремарка. Это ужасный ответ. Я думаю, это ужасный ответ. Почему люди так отвечают? Вы спрашиваете: нравится ли вам плавать в океане с дельфинами? А вам говорят: нет, но в прошлую субботу я приготовила салат с тунцом. И вроде бы это про одно и то же. Но что-то всё же не то. И потом Ремарк. Почему все читают Р

Эта история зачаровывает. И если она зачаровывает ее, Селину, то вы только представьте, какая будет реакция у зрителей.

В жизни мне не было так страшно, как в той комнате.

— Все кончилось? — Да, ответила она, зная, что это ложь. Жестокость этого дня никогда для них не закончится.

Не могу дождаться, когда мы снова будем вместе. Мы слишком долго не виделись! Надеюсь, ты вспоминаешь меня так же часто, как я тебя, и с той же — если можно так выразиться — страстью. Прилагаю еще один залог моей безмерной ненависти.

Выстрелы звучали, казалось, со всех сторон. Стеклянная стена разбилась и осыпалась, женщина с окрававленной ногой пригнулась у скамейки и громко стонала. Он услышал новые крики — и, что еще хуже, он слышал, как эти крики резко обрывались.

Ты выжил! Наслаждайся, пока можешь. Я иду за тобой.

Все еще верю в свою мечту. В жизнь вместе с тобой. Но если ничего не выйдет, я хочу, чтобы ты была в состоянии исправить мою ошибку. Возможно, тебе и впрямь не нужен защитник. Но ты должна защитить кое-кого ради меня.

Интересно, что будет с тем, кто потеряется в бесконечности между мирами? Возможно, его понесет дальше и выбросит на мель где-нибудь в другой Вселенной. Может быть, он вспыхнет в ночных небесах безымянной звездой.

Какое странное признание в любви. Это действительно оно или нет? Я улыбаюсь в ответ на его слова, и в этой улыбке всего поровну: радости и печали, уверенности и страха.

Всего-то одна жизнь. Разве одна единственная жизнь что-нибудь значит?

Ее тонкие нежные пальчики призывно ласкали его, и от ее прикосновений он сходил с ума. Он обернулся, оперся на локоть и склонился над той, что сейчас была рядом. Эти разметавшиеся по подушке пряди, эти блестящие глаза, это тело сводили его с ума, доводили до неистовства. Он нежно обвел рукой овал лица, губы и жадно прижался к ним своими губами, испивая сладость хмельного напитка до дна.

Она думала о том, что, судя по всему, она слишком близко подобралась к преступнику. Он начал действовать именно потому, что почувствовал угрозу для своей безопасности. Он был на расстоянии вытянутой руки, но она все еще не знала, кто он. Зато он начал принимать меры. Женщина представляла для него опасность, и он решил убрать ее со своего пути.

Сказать, что она в него влюбилась, причем безнадежно - это ничего не сказать. Она чувствовала зависимость, острую потребность быть рядом с ним, хотя бы издалека видеть его. Это было какое-то умопомешательство.

Ольга сидела в своем кабинете и думала о том, что она что-то вчера прозевала, что-то очень существенное. Но что? Она перебирала в уме события вчерашнего дня. Определенно это было вчера. Но она пропустила это мимо, не обратила внимание.

Ольга, неожиданно оказавшись рядом с его высокой фигурой так близко, наткнулась на волну тепла и потаенной мужской силы, исходящую от его тела, от которого у нее перехватило дыхание. Она увидела, как пульсирует жилка у него на шее. Окончательно смутившись от факта присутствия Завьялова рядом, она схватила папку и выскочила из кабинета.

Час от часу не легче. Она начала нервно теребить сережку в ухе. Тучи сгущались… Справившись со вспыхнувшим в душе возмущением, Ольга ответила как можно холоднее и убедительнее: - Я этого не делала, - а потом повторила свой вопрос более уверенным тоном. - Неужели вы меня подозреваете?

Отец всегда говорил мне: в смутные времена ответ - это наша земля.

Оклахомское небо кого угодно заставит поверить в Бога.

В тот вечер на небе не было луны. И не было звезд, как будто они знали, что собирается сделать мой отец и им было невмоготу на это смотреть.

Нельзя, чтобы Умничка узнала о теленке. Нельзя, чтобы о нем узнала хоть одна живая душа. Совсем не обязательно давать городу еще один повод для того, чтобы считать нас чудовищами.

В нашем городе, если ты играешь в американский футбол, то можешь уйти от ответа, даже совершив убийство.

Честное слово, меня не удивляет, что дьявол выбрал именно Мидленд. Мы и так движемся прямиком в ад.

Хочу еще раз повторить очевидное: физические и психические нарушения отличаются от духовных недугов, вызванных вмешательством демонических сил. На протяжении моей практики мне не раз приходилось объяснять больным и их близким: «Нет, наш пациент просто болен, и не существует никакого “демона шизофрении”».

Демон настаивал — во время этого сессии и последующих сессий, которые я посещал, — что он имеет законное право на Кэтрин. «Она отдала себя нам, и она никогда не будет свободна», — напомнил он. Затем, поскуливая, он стал жаловался, что Кэтрин «дала им обещание», намекая, что она вступила с ним в своего рода «брак», и теперь демон получил то, что ему положено.

После множества часов, проведенных с Джулией, а затем с Хуаном, я начал понимать, какие разные результаты могут давать экзорцистские обряды. Позже, столкнувшись еще с многими реальными случаями одержимости и угнетения, я обрел в итоге (даже на том уровне своих знаний) твердую уверенность, что могу отличать тех, кто страдает от демонической агрессии от людей с психическими расстройствами.

После нашего разговора я позвонил отцу Жаку, чтобы обсудить дату следующего ритуала для Джулии. Внезапно в наш телефонный разговор вклинился чей-то чужой шипящий голос: «МЫ ГОВОРИМ ТЕБЕ, ОСТАВЬ ЕЕ, ОНА ПРИНАДЛЕЖИТ НАМ, А НЕ ТЕБЕ. ТЫ ОБ ЭТОМ ПОЖАЛЕЕШЬ». Как бы банально это ни звучало, я ощутил, как волосы встают дыбом на моем затылке, и от испуга чуть было не бросил трубку.

— Я буду ассистентом экзорциста, — отец Жак бросил свой «шеви» между полосами, то и дело давя на тормоза. — Главный экзорцист — интересный человек. Ты скоро с ним познакомишься. И тут сзади раздался низкий, хриплый голос: «Оставь ее в покое, ты, долбаный священник. Она наша. Мы ее никогда не отпустим. Ты пожалеешь, глупый обезьяний священник». Звук исходил изо рта Джулии, но то была не Джулия.

Я быстро постигал искусство нашей странной войны. Главным полем безжалостной битвы были сердца и души мужчин и женщин, и хроники сражений полны свидетельств заблуждений, человеческого невежества и, очень часто, боли. Это была настоящая война, с коварными врагами, иногда физически атаковавшими своих жертв, и я лично наблюдал немалое число таких случаев.

Затем я приподнял ее голову, нежно разжал зубы и затолкал платок между ними. А вторым платком обвязал ее нижнюю половину лица, чтобы она не выплюнула первый платок. Да во мне просто погибает прирожденный мучитель…

Я прислушался. Затем позвонил. Затем постучал. Что ж, если там кто-то сейчас и живет, то их нет дома. Я вставил ключ. Надеюсь, меня не застанут врасплох. Примут за взломщика, поволокут в милицию, будет скандал… Может, не стоит?

И тут я вскочил из-за стола с карточкой в руке. - Что такое? Что такое? – заволновалась Вера. Я посмотрел на нее диким взглядом – и вновь уставился на фотографию. Это мне снится. Ну, конечно, это мне снится…

Пока надо быть довольным уже тем, что мы вместе. Хотя бы иногда, хотя бы какое-то время. И между нами уже все произошло – все, что можно. И это будет продолжаться дальше. Если я сам все не испорчу…

И вообще надо дать себе зарок: никогда больше не врать ей. Никогда! Вчера я был честен с ней. Мне захотелось ее поцеловать – и я поцеловал. Вот так надо и в дальнейшем.

Варвара сразу привлекла мое внимание. Она скромно сидела в сторонке, потупив глазки. Иногда она, впрочем, внезапно вскидывала взгляд – и даже от камеры неважного оператора не могло укрыться, какие у нее огромные и прекрасные глаза.

Это был натуральный клоповник – место, пригодное лишь для того, чтобы спрятаться в нем от всего остального мира, что имело смысл, если вы человек вроде Зебьюлона Фэйта. Мне хотелось немедленно вломиться внутрь и все там разгромить. Мне хотелось сжечь его до основания. Но я знал, что еще вернусь, так что подавил в себе это желание. Не хватало еще его спугнуть.

– Мы вернулись в дом, – проговорил я. – Мы вернулись из леса, и ты пошел ее проведать. Она попросила принести ей кофе. Тебя попросила. – О чем ты вообще говоришь? – Отец кое-как стер кровь с лица, но не сделал ни единой попытки подняться. Ему не хотелось слышать этого, но он знал. – Ствол был уже приставлен к ее голове, когда я открыл дверь. Она хотела, чтобы это ты видел, как она умирает.

Револьвер был уже приставлен к ее голове, лицо безнадежно белело над бледно-розовым халатом, который тогда был на ней. Она спустила курок в тот самый момент, когда я распахнул дверь во всю ширь. Мы с отцом никогда не говорили об этом. Похоронили женщину, которую любили, и это было как раз то, о чем я всегда знал: смерть и кровь – неотъемлемая часть того, что требуется на пути от мальчика к мужчине

Приостановился в дверях, зная: как только я шагну через порог, ходу назад не будет. Револьвер оттягивал руку. Предательство Дэнни пробило во мне темные дыры, пробудив такой гнев, какой я не чувствовал уже годами. Планировал ли я убить его? Не исключено. Сам этого на самом деле не знал. Но я разыщу его. Задам несколько чертовски трудных вопросов. И, клянусь Богом – он на них ответит!

Мой голос зазвучал глухо и твердо. – Думать, что я изнасиловал Грейс Шеперд, – это все равно что утверждать, что я способен изнасиловать свою собственную дочь! Грэнтэм и глазом не моргнул. – И все же отцы регулярно насилуют собственных дочерей, мистер Чейз. Я знал, что он прав.

Один из мужиков пихнул другого локтем. Я знал, что они видели перед собой: машину богатея с нью-йоркскими номерами, городского парня в сияющих ботинках. Они и понятия не имели… Я подошел к багажнику, положил в него сумку, вытащил монтировку – два фута прочного металла с баллонным ключом на конце. И двинулся через парковку, опустив тяжелую железяку к ноге.

Эпоха ИИ трансформирует экономику. Однако не все выйдут победителями из этой революции. Социальные проблемы, такие как потеря работы, станут все более сложной задачей, и это произойдет уже в следующем десятилетии.

В наши дни необходимость постоянных преобразований выходит далеко за рамки технологических предприятий: она становится столь же необходимой, как и внедрение цифровых технологий.

В будущем важную роль будут играть инновации и предпринимательство. Чем глубже будет предпринимательская мудрость, тем лучше будут результаты для всех нас.

Проблемы слишком велики, слишком сложны и слишком аморфны, чтобы их могли решить исключительно технологии (или технологи). Для того чтобы благополучно пережить перемены, потребуется новый вид управленческой мудрости.

Компании используют ИИ, чтобы узнать, когда вещи начинают вести себя неожиданным образом. Раньше можно было только среагировать как можно быстрее, теперь — опережать события — от невыгодных контрактов до киберпреступлений.

Каждая организация должна уже сейчас приступить к оцифровке и структурированию своих рабочих процессов. Больше нет причин ждать. Не важно, как давно работает ваша организация. Если вирус обойдет стороной, то обязательно настигнут конкуренты.

Сказал про себя: «Три!», но не выстрелил. Не смог. Ну, не могу я стрелять в человека, который мне не угрожает.

Выходило, что оба телефона находились вне зоны действия сети, каким бы оператором связи они не обслуживались, из чего следовало, что если меня нашли по сим-карте, то сейчас я для «них» пропал. Нет телефона, нет человека.

Один бог знает, как они нашли меня, но в том, что эти люди имели отношение и к убийству полковника, и к той квартире на Ордынке, я уже не сомневался.