Чаллоу топает ногой – слышно глухое эхо. – Кажется, ты права. Он приподнимает край циновки: из нее сыплются грязь и песок, в разные стороны ползут мокрицы. – В кои-то веки, – обращается Чаллоу к своей команде, – нам повезло. В полу под циновкой спрятан люк.

– Тогда как, черт возьми… – Как, черт возьми, Тоби попал в Уиттенхэм-Клампс? – Да, – говорит Куинн. – Я предупрежу пресс-службу. Если мы нашли связь с делом Гардинер, писаки тоже скоро на него выйдут. Мы должны опередить их, ребята. – Слишком поздно. Они уже в курсе, – мрачно сообщает Гислингхэм, посматривая на свой мобильный.

– Ну же, Фаули, шевелите мозгами – связанные руки, разбитый череп, труп лежит лицом вниз… Писаки быстро найдут связь с телами, найденными на Уиттенхэм-Клампс, так что подумайте хорошенько перед тем, как выпускать официальное заявление. – Черт! – Вот именно. Не знаю, как вам, а нам и так жутковато. Не хватало еще заголовков, где большими буквами написано «ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ»…

Обычно, когда Декеру приходилось иметь дело со смертью, его синестезия проявляла себя в полной красе. Все вокруг начинало видеться в ярко-синем свете, как от электросварки. Этот свет окружал его со всех сторон, подавлял, вызывал удушье. Но ничего такого с ним на сей раз не произошло. Он просто видел перед собой труп. Как будто вся его синестезия вдруг куда-то девалась.

– Декер, никакой связи между ними полиция не обнаружила. – Ошибаешься, связь есть, и очень серьезная. – И какая же? – Их убили в один и тот же час в одном и том же месте.

Убрав телефон, Алекс вновь посмотрела на догорающие обломки трейлера. – Кто-то хотел нас убить. – Это очень хороший признак. – В каком это смысле? – возмутилась она. – А в таком, что мы наступили кому-то на хвост. Это означает, что мы движемся в правильном направлении. Так что это действительно хороший признак.

– Это означает, что нам надо искать тех двух мертвецов в совершенно других базах данных. – Мы проверили все базы по преступникам и гражданским лицам, к которым у нас есть доступ. – Я не думаю, что они – бывшие преступники или вообще гражданские лица. – И кто же они, по-вашему? – Копы.

«Я пытаюсь поймать убийцу Кэсси и Молли снова и снова. И конца этому не будет, поскольку убийцы неистребимы. И это мой собственный мир. Милости просим».

Кто лишил вас жизни? Или – кто вас убил? Вообще-то разница весьма существенная.

А когда придет вечер, и в окнах загорятся мандариновые и млечные лампы, Юля направится домой, где свет и тепло, и тлеющие тайны, и обыденная суета... И любимые. Уходить и возвращаться. Уходить – и возвращаться. Ей нужно было и то, и другое, и она, держа в ладонях оба драгоценных слова, ступала по кромочке, балансируя и еле заметно улыбаясь.

Через минуту он увидел на экранчике смартфона лицо матери. Она выглядела худой, как постаревшая балерина, но в глазах была знакомая кремниевая твердость. Брови в стиле Марлен Дитрих мама нарисовала безупречно, будто по циркулю, но высоковато, и они придавали ей изумленно-надменный вид, словно она хотела воскликнуть: «Как? И ты, Брут?!»

Вечером Богдан хлопал Степку по плечу: «Ну, бывай, сын!» - и тот отвечал улыбкой. Улыбкой столь же теплой, как скобка степлера.

- Что сидеть, поехали, - мотнул головой отец. - Будем полагаться на мое безошибочное чутье. - Это то чутье, извини, извини, благодаря которому твой бизнес склеил ласты в трубу, угу? И у тебя подчистую, подчистую пропали твои золотые яйца? - не сдержался Степа. - Два остались. Не надо грязи, Степаша. Мы, погоревшие бизнесмены, должны держаться заодно.

Он даже стал насвистывать что-то, чтобы показать: ни капельки я не огорчен, пустяки, угу! Он и в самом деле еще не расстроился, потому что – он знал себя – многие чувства к нему приходят с запозданием. Ум уже все понял, а диспетчер, посылающий сигнал в сердце или куда там, все тормозит, все крутит задачу: это что за хрень, к добру или к худу?

Только когда получишь свободу, понимаешь, что теперь тебе нужна привязанность.

Пятьдесят два часа. Я узнала об исчезновении Мириам Родвелдт пятьдесят два часа назад. Две бессонных ночи. Три столкновения с немецкими солдатами. Один спасенный младенец. Одна пропавшая девушка, которая так еще и не нашлась.

А потом я скорчила рожу, и он поцеловал меня, и мы пошли есть мороженое. У нас с ним все только начиналось - в мире, который был близок к концу, о чем мы и не подозревали.

Любовь не прекращается даже во время войн.

Может быть, делая хорошие поступки во искупление плохих, нельзя ожидать, что уцелеешь.

Сейчас, когда я смотрю на школьную записку, кажется, будто включили свет в неряшливой комнате. Эта записка такая жизнерадостная! Точно такие мы писали задолго до войны. Мы гадали тогда, кто может нас полюбить, а кто нет.

Я одержима желанием найти Мириам во имя справедливости. Загубив одну жизнь, я должна спасти другую.

Сана не знала, каково это, ходить, словно в тумане столько лет, чувствовать, что твоя жизнь не принадлежит тебе, а потом внезапно проснуться, зажить.

Это неправильно, что женщины должны скрывать свои тела и лица от наших взглядов. Кто от этого страдает больше: женщины, совершившие гнусное преступление, просто родившись женщиной или мужчины, которые относятся к женщинам как к своей собственности? Если вас оскорбляет вид непокрытой женщины, оставайтесь дома или наденьте на глаза повязку. А еще лучше — залейте себе глаза кислотой. Тогда вы больш

С самого нашего детства, когда мы еще совсем маленькие девчушки, нас пугают «плохим дядей», который может нас забрать. Мы становимся старше и боимся быть изнасилованными, оскорбленными и даже убитыми «плохим дядей», но проблема в том, что мы не можем отличить плохих мужчин от хороших, мы должны опасаться их всех. Нам говорят не выходить из дома поздно ночью, не одеваться определенным образом, не

Когда я думаю о своей прежней жизни, я представляю ее себе небольшой диорамой в обувной коробке: улицы, парки, авеню и я — черное пятно посередине.

Как будто они ставили клеймо «что-то не так» на мне, когда я всей душой мечтала стать такой, как все.

Идеология Диетлэнда — сделать женщину ничтожной делая ее худой!

Люди могут быть способны на нечеловеческие зверства.

Вот к чему на самом деле всегда все сводится: цена.

– Если вы найдете того, кто согласится взять такую, как я, в жены, вы всех свах Каира оставите без работы.

Иногда скромные начала приводят к поистине могучим свершениям.

Ничто так не объединяет племена, как сплетни об их правителях.

– Значит, ты воровка? – Какой-то однобокий взгляд на ситуацию. Я предпочитаю называть себя мастером деликатных дел.

Президент Соединенных Штатов был пьяницей, развратником и бил женщин. Он улыбался перед объективами камер, целовал маленьких детей и обхаживал старушек, завораживая их своим обаянием, проводил важные совещания, летал по всему миру в качестве главы государства – и при этом был похотливым козлом, трахавшим замужних женщин и избивавшим их, а потом еще и становившимся причиной их смерти.

Уитни узнал обоих, кто находился в комнате. Женщину он уже видел сегодня, на фотографиях: это была любимая женушка, предпочитающая наряжаться как шлюха. Мужчину Лютер узнал по совершенно другой причине; определенно, это был не хозяин дома. Потрясенный, Уитни покачал головой и медленно выдохнул. Его захлестнула волна тошноты. Поборов ее, он уставился на то, что происходило в спальне.

Лютер осторожно повернулся в кресле. Наблюдать за тем, как эта женщина перед величественным камином в Белом доме с важным видом вещает о текущих политических проблемах – это одно. Наблюдать же за тем, как она ходит по комнате с трупом и осматривает пьяного голого мужчину, предводителя всего Свободного Мира, – это совершенно другое...

– О Господи, твою мать! Президент Соединенных Штатов уселся на полу, одной рукой прикрывая свое обмякшее изувеченное естество, другой сжимая нож для конвертов, считанные мгновения назад едва не ставший орудием его смерти. Теперь на ноже была уже не только его собственная кровь. – Господи, Билл, вы ее убили, итить вас налево!

Завернув за угол, Барнс увидел свисающую из окна веревку, и все мысли о кофе с плюшками исчезли. Он присел на корточки, рука его метнулась к оружию. Схватив рацию, Барнс доложил обстановку. Настоящая полиция прибудет через несколько минут. Можно дождаться ее, а можно самому приступить к расследованию. Барнс рассудил, что за восемь долларов в час лучше оставаться на месте.

• Как он это здорово про любовь! Человек против нее бессилен, это все стрелы Амура, от них не укроешься, не повесишь же ты себе на шею табличку «По техническим причинам стрелы амура временно не принимаются»?

• Люди должны сами за себя нести ответственность.

• Немного нормальной жизни — разве это так сложно…

• Обычно влюбленные предпочитают целоваться в укромном месте, где тихо, уютно и свет неяркий, а этим двум вот приспичило среди стройки, у забора, между пепельницами и бетонными плитами, у входа в больницу, и чтобы инвалидное кресло сбоку, невесть кем оставленное.

• Вот ведь оказывается, и Анита теперь принадлежит к определенной группе, к когорте женщин, которым приходится начинать жизнь заново.

• После второго бокала вина все лишние мысли рассеялись, как растворяется в горячей воде суп из пакетика. Иногда на поверхности еще плавают комочки и пузыри, но в конце концов и они исчезают.

Создатели компании прошли через, казалось бы, непреодолимые препятствия. В них никто не верил. За их плечами были горячий клей, ледяная реакция инвесторов, бессонные от стресса ночи и паникующие родители. Но теперь они оказались в высшей лиге бизнеса. Так что впереди их ждали проблемы высшей категории сложности.

Наша главная бизнес-цель, наша миссия – создать мир, в котором вы везде будете своими.

«Сначала они тебя не замечают, потом смеются над тобой, затем борются с тобой. А потом ты побеждаешь».

«Весь мир – ваш дом» - миссия, провозглашенная Airbnb, которую она упорно воплощает в жизнь.

За сизым забором, достававшим ему до середины груди, лениво прогуливался отец. Он с иронией оглядывал Гороховую улицу, задирая нос так, будто был Сальвадором Дали, посещающим хохломских ложкарей.

Ветер швырнул Степе в лицо неопознанную мелкую шелуху. Коляска дребезжала колесами, люди удивленно посматривали на отца с ребенком, развившего гоночную скорость. Навстречу шкандыбала толстая старуха с продуктовой сумкой-тележкой, Степа вильнул, уклоняясь от нее, но старуха зачем-то тоже вильнула – бзынь! – тележка и коляска соприкоснулись и сцепились колесами.