... порой делаешь очень важные, блестящие вещи, требующие высочайшего напряжения, но они забываются, не оставляя никакого следа. А тут проводишь три дня после полудня в маленькой, слегка поблекшей студии и помнишь все до мельчайшей детали… дворик, пыль, кошку и вкус яблочного сока.

Кстати, у меня больше нет особого желания рассказывать и о своем псе или его предшественниках, о ряде людей, с которыми меня связывают или связывали прочные узы. Все это – часть меня, часть особого существа, и говорить о них значило бы обратить их в камень, лепить что-то из живого материала, остановить дыхание времени и полет звезд.

Я всегда любила людей, которые хорошо держатся в стане врагов.

Я не люблю, когда сбирам дают в руки оружие, чтобы они наугад отстреливали связанных врагов.

По-видимому, когда я пишу книгу, в меня вселяется странное простодушие или неувядающая молодость, простодушие, позволяющее мне начать книгу, а молодость – продолжить ее.

... жиголо оказывается способным на чувство, непробиваемый продюсер – чрезвычайно уязвим, сварливая женщина – сверхделикатна…

Я вывожу моих героев на сцену в начале моих книг, определяю их взаимоотношения и довольно долго позволяю им разбираться между собой без меня.

... потеря свободы, капитуляция души и сердца перед новым чувством, более сильным, чем воля.

Даже о живых друзьях говорить трудно – из деликатности, но о покойных вспоминать в десять раз тяжелее и, на мой взгляд, в десять раз бестактнее.

... мадам Саган рассказывает нам об одиночестве в любви с искренностью и целомудрием, которыми пренебрегает большинство ее собратьев по перу. А мы этими качествами восхищаемся.

... чем беспорядочнее жизнь писателя, тем более склонен он к нравоучениям.

Меня часто, очень часто останавливают, чтобы сказать: «Вы мне нравитесь. Я никогда не читал ваших книг, но вы действительно нравитесь мне». И всякий раз я прихожу в восторг от таких слов.

В упомянутой тетрадке, три года спустя отданной на хранение абсолютно надежной подруге, боявшейся, что я потеряю свои черновики, был записан текст романа «Здравствуй, грусть». Вскоре подруга тяжело заболела, и я не осмелилась потребовать тетрадь обратно. После ее смерти я все же обратилась по этому поводу к родственникам умершей, но тетрадь исчезла. Я сама видела, как подруга прятала мои записи в свой несгораемый шкаф, но знала, что мать покойной, само воплощение зла, способна на все. Тетрадь с набросками – лишь одна из многих моих потерь, но ощущение, что я оставила ребенка у людей, не умеющих любить, не покидает меня до сих пор.

Саландер не слишком одарена литературно. Для несведущего человека эта автобиография — чистый бред сумасшедшего с вымышленными заговорами и элементами порнографии.

...озадачивало, откуда у такой маленькой хрупкой девушки взялась физическая сила, необходимая для подобных действий, сопряженных с грубым насилием, да еще по отношению к взрослому мужчине.

Лисбет рано усвоила, что слезы ничему не помогают. Она также поняла, что каждая попытка привлечь чье-либо внимание к обстоятельствам ее жизни только усугубляет ситуацию. Следовательно, она должна была сама решать свои проблемы, пользуясь теми методами, которые сама считала необходимыми.

Кто много предложил, тот многим угождает -
И вот толпа идё, довольная, домой.
Смелее всё в куски мельчайшие крошите -
И этот винегрет успех доставит вам.

Романтик сказал бы: я чувствую, что наши дороги начинают расходиться, - а я просто говорю, что мы друг другу приелись.

Молчание длилось, тяжелое и неловкое. Обоим было нехорошо. Каждый из них сознавал, что другой понимает. Друзьям это сознание приятно, и весьма неприятно недругам, особенно когда нельзя ни объясниться, ни разойтись.

Время (дело известное) летит иногда птицей, иногда ползет червяком; но человеку бывает особенно хорошо тогда, когда он даже не замечает – скоро ли, тихо ли оно проходит.

Точно так же, как очень скоро, но несколько позже, я займусь своим новым романом и его новыми героями. Они ждали меня, нуждались во мне, чтобы начать жить, как, впрочем, и я нуждалась в них… Мне кажется, мои герои нужны были мне всю мою жизнь, о чем свидетельствуют названия книг, которые я теперь перечитала.

И это доказывает, что смерть воспринимается как постыдная вещь не только теми, кто болен СПИДом.

Речь зашла о смерти – мы оба знали, что такое быть на волосок от нее: он целую ночь ожидал, что его расстреляют на рассвете, а я – более прозаично – всю ночь в больнице была убеждена, что больна неизлечимым раком и на следующее утро меня будут оперировать! Следовательно, каждый из нас прожил целую ночь в полной уверенности, что смерть неминуема, и у нас обоих сохранилось одинаковое воспоминание о животном страхе в бунтующем теле и о любопытстве, смешанном с удивлением в душе. А также о новом ощущении собственной кожи, голубизны своих вен и ровного, безостановочного и обманчивого пульсирования крови у запястья. Реакции наши были почти сходными, и в какой-то мере мы почувствовали себя людьми одной породы, ведь не так часто нам встречались те, кто близко видел смерть, свою безучастную смерть.

Та мера жестокости и несправедливости, которую может вынести дух одного народа, – ничто в сравнении с тем, сколько может выдержать, соприкоснувшись с жестокостью и несправедливостью, дух нескольких народов.

Проще говоря, меня уговаривают сбросить маску, показать истинное лицо, которое в течение этих сорока лет якобы тщательно скрывалось. Я не верю, что так долго можно демонстрировать лживую личину, потому что и в самом деле я очень похожа на человека, слегка переменчивого, несдержанного и противоречивого, я такая, какой меня частенько и справедливо описывали.

Память – столь же обманчива, сколь воображение, и, пожалуй, более коварна, поскольку прикидывается правдивой.

Нет в жизни большей радости, чем знать, что свободно дышишь и живешь в тот краткий срок, что отпущен нам на земле…

Может быть, в той «Cкорой помощи», когда мое сердце остановилось на какое-то время, а потом забилось вновь, я выбрала жизнь ради брата.

...ей совершенно не хотелось рассказывать о своих чувствах и действиях. Ее жизнь не должна никого касаться. Она не виновата в том, что ее отцом оказался патологический садист и душегуб. Она не виновата в том, что ее брат — профессиональный убийца. Слава богу, никому не известно, что он ее брат, иначе бы это тоже наверняка поставили ей в вину во время психиатрического обследования,....

Не правда ли, мило, что нацисты всегда умудряются вставить в свою пропаганду слово «свобода»?

Что пользы в вечность воспарять мечтою!
Что знаем мы, то можно взять рукою.

Я рад бы к чёрту провалиться,
Когда бы сам я не был чёрт!

Ты говоришь, она холодна. В этом-то самый вкус и есть. Ведь ты любишь мороженое?

Как все женщины, которым не удалось полюбить, она хотела чего-то, сама не зная, чего именно. Собственно, ей ничего не хотелось, хотя ей казалось, что хотелось всего.

– Посмотри, – сказал вдруг Аркадий, – сухой кленовый лист оторвался и падает на землю; его движения совершенно сходны с полетом бабочки. Не странно ли? Самое печальное и мертвое – сходно с самым веселым и живым.

Возраст не имеет значения, если учишься жить. Может быть, всю свою жизнь мы только это и делаем.

Страшно сказать, но самые яркие и самые сладостные воспоминания всегда связаны с одиночеством. Моменты, проведенные вдвоем, скажут мне, по-своему удивительны, они настолько переполнены, что стираются самим мгновением, яркостью этого мгновения, ощущением быстротечности времени, небытия, внушаемым страстью. При этом замечаешь, видишь только то, что нравится. Находясь вдвоем, видишь лишь того, кто рядом.

Это не то, что называют родством душ или тел, это родство, состоящее из молчания, взглядов, жестов, смеха и сдержанного гнева, такие люди задевают друг друга или веселятся по тому же поводу, что и вы.

У этого романа много недостатков, но в нем есть непринужденность и местами поэзия – черты, определяющие подлинного писателя или, во всяком случае, человека, призванного писать.

Ну вот я и замурлыкала от удовольствия, хотя должна была бы возмутиться: маленький детектив, написанный за месяц «спустя рукава», оказался предпочтительнее романов, над которыми я билась месяцами!

... кроме того, что лучи славы иногда оборачивались довольно гнусными комментариями, которыми увлекались некоторые критики, раздраженные моим успехом и тем, что этот успех не покалечил, не сломал, не раздавил меня.

Во время того отпуска Эрика обнаружила у мужа явные бисексуальные наклонности, и они вместе оказались в постели у Торкеля. Отпуск проходил великолепно. Видеокамеры были еще в новинку, и созданный ими в шутку фильм, безусловно, не предназначался для просмотра с детьми.

— Я могла засунуть во входное отверстие палец и пощупать мозг». Теперь Лисбет удивилась тому, что жива, но это ее волновало на удивление мало: по сути дела, ей было все равно. Если смерть и есть та черная пустота, из которой она только что выплыла, то ничего страшного в ней нет. Особой разницы не чувствуется.

Что можешь ты пообещать, бедняга?
Вам, близоруким, непонятна суть
Стремлений к ускользающему благу:
Ты пищу дашь, не сытную ничуть.
Дашь золото, которое, как ртуть,
Меж пальцев растекается; зазнобу,
Которая, упав к тебе на грудь,
Уж норовит к другому ушмыгнуть.
Дашь талью карт, с которой, как ни пробуй,
Игра вничью и выигрыш не в счет;
Дашь упоенье славой, дашь почет,
Успех, недолговечней метеора,
И дерево такой породы спорой,
Что круглый год день вянет, день цветет.

А когда кто-то убивает себя ради вас или из-за вас, тот, кто каждый день на ваших глазах страдал по вашей вине, потому что видел в вас – заблуждаясь – другого человека, а вы позволяли ему верить, что таковы и есть, тогда поневоле почувствуете себя виноватым.

Стоит человеку прекратить движение вперед, как он теряет устойчивость и падает.

Но особенно вдохновляет меня мысль об иностранце или иностранке, которые где-то далеко года через четыре после выхода моей книги взяли ее в руки, и это чтение подбодрило их.

Потому что суть любви – в стремлении соучаствовать во всем, что происходит с близким тебе человеком, в желании посвятить ему свою жизнь и, если надо, изменить ее.

Я не верю ни в вечную жизнь, ни в реинкарнацию, я атеистка с четырнадцати лет, но все равно не могу смириться с тем, что никогда их не увижу, потому что воспоминания неожиданно сдавливают вам горло, вы упираетесь в стену, закрыв глаза, и произносите то или иное имя.

В работе некоторых писателей, как мне кажется, порой наступает момент, когда некая фраза, некий термин придает вдруг музыкальную тональность и смысл истории, изложенной в книге.