Так куда ж ты нас посылал, Торопирен, к кому посылал нас ты, хитроумный Лаван, обрекая обоих на вечную жажду, вечную страсть, на иссушающую, разрывающую душу страсть к двуликой женщине-арлекину?

Ты же художник, Лидуся! Художник всегда – хоть чуть-чуть, но аферист.

Она свободна, как летучая мышь в ночном парке. Летучая мышь, от которой надо лишь оберегать свою голову

Мы с ним были сокамерниками в этой проклятой любви.

"Это как судьба однолюба, – заметил дед, – у тебя на пути возникает семнадцатая женщина, и ты забываешь всех, кто были до неё"

Одна только ненависть выжигала его нутро. Эта ненависть диктовала ему короткое решительное письмо – не проклинающее, боже упаси, будь проклят тот, кто проклинает женщину! – отпускающее: прощай, моя радость, и так далее. Но только, прощай уже, наконец, проклятая тварь расписная, дьяволица рыбнадзорная. Моё мучение, моя девочка, моя неизбывная любовь…

Он ко всему в жизни относится с позитивом и простотой, словно ни одна проблема не стоит переживаний. И в этом я завидую ему.

Я чувствую себя свободной, но при этом чувствую угрозу. Угрозу, которая способна разрушить дружбу и мое спокойствие.

Я хочу ошибаться и делать выводы сама. Да, может, выберу не того парня, который в очередной раз разобьет мне сердце, буду жаловаться на работу и дурацкий костюм эльфа, не стану врачом, спасшим сотни людей. Но мне нравится все, что происходит в моей жизни...

Ты должна была получить то, что хотела, потому что ты этого заслуживаешь. Санта надеется, что ты примешь его извинения и снова полюбишь Рождество.

В этот самый момент внутри меня просыпается что-то давно забытое — праздничное настроение и вера, что чудеса сбываются.

Раз уж она вечно делает тебе замечания и все равно недовольна, не думаешь, что можно бросить попытки подстроиться и просто быть самой собой?

Может, не все в этом мире так уж безнадежно? И даже такая, как я, сломленная одинокая сиротка, найдет свою родственную душу?

Я до сих пор не могла поверить, что он у меня есть. Мой Тайный Санта, исполняющий желания.

Просто знай, если тебе понадобится какая-то помощь, я рядом.

Этот молодой человек с восхитительной светлой душой больше не позволит мне по ночам плакать в подушку...

Его теплый взгляд скользил по моему лицу, казалось, будто он гладит меня, даже не прикасаясь.

Надеюсь, у меня получится исполнить твое желание, девочка с самым добрым сердцем...

Сердце пронзила стрела вины. А прохладный воздух словно начал резать мои легкие острыми ножами.

Больше всего мне хотелось закричать: «Это точно не сон?» Потому что, если это сон, я не хочу просыпаться.

Это было красиво. Чувственно. И слова, которые разлетались эхом по залу, казалось, проникали в самые потаенные уголки души. Измайлов пел о любви, как и многие поп-исполнители. Он пел о том, что у каждого человека есть своя звезда в небе и она освещает его путь.

Несмотря на смешки и издевки, у меня появилась подруга. Девочка, с которой мы могли перекидываться дурацкими шутками и подавать тайные знаки. Которая готова была получить снежок в спину и прогулять со мной биологию. Наверное, это и есть дружба. Та самая, о которой пишут в книгах и которой у меня никогда не было.

А когда Илья запел, я окончательно сдала свои бастионы. Словно зима закончилась. Словно меня окутало летним рассветом, от которого на губах расцвела улыбка.

Сердце глухо ударило о ребра и, словно маленький клубок, покатилось к Измайлову. Вообще-то оно давно поселилось в его ладонях, тая от невероятного тепла.

Эванджелина помнила, как тем вечером уговаривала себя не оборачиваться. Не смотреть на него. А когда все же сделала это, то старалась не задерживать на нем взгляд дольше секунды. Но это оказалось невозможно. Джекс был луной, а она — приливом, управляемым его непреодолимой силой. И это не изменилось.

Я больше не думаю, что любовь — это гарантия победы или счастливой жизни. Любовь — это причина бороться. Знаю, моя попытка спасти Джекса может закончиться огненным взрывом, но я лучше сгорю вместе с ним, чем буду смотреть, как он сгорает в одиночку.

Но меня больше не заботят происки судьбы — не хочу, чтобы она решала за меня, чтобы отбирала у меня это право выбора. Я сама приняла решение, Джекс. Я выбрала тебя. И буду выбирать всегда, до скончания времен. Буду бороться с судьбой и со всеми, кто попытается нас разлучить — включая тебя. Ты — мой выбор. Ты — моя любовь. Ты — мой.

Давным-давно девушка, которая искренне верила в сказки, украла сердце прекрасного принца, некогда давшего клятву никогда не влюбляться.

Я чудовище, но, помнишь ты об этом или нет, я — твое чудовище, Эванджелина.

И он любил ее. Он любил ее. Он любил ее. Он любил ее. Любил так сильно, что переписал собственную историю.

Ей требовалось полностью подчинить боевика своей воле, вселить в него такой страх, какого нельзя добиться никакой болью. Ее голос оставался ледяным. – Ты считаешь Вальку Михайлову жестокой стервой. Поверь мне, товарищ, это я являюсь ей в кошмарных снах! Сейхан не нужно было притворяться, произнося эту угрозу. «Я была настоящим чудовищем».

Сам Такер терпеть не мог ходить вокруг да около. – И все-таки что это значит? Ему ответил отец Бейли, чье внимание по-прежнему оставалось приковано к разложенным перед ним фотографиям: – Это связано с затерянным континентом под названием Гиперборея. – Священник оторвал взгляд от стола. – И я уверен в том, что кому-то удалось его найти.

Грей успел сделать еще два шага, прежде чем в здании прогремело несколько взрывов. Пол под ногами у Пирса содрогнулся, и он растянулся плашмя. Полумрак озарился языками пламени, сквозь которые пробивались клубы дыма. Раздались новые взрывы, направленные на то, чтобы выпотрошить здание изнутри, обрушить все перекрытия.

Обернувшись к нему, женщина просияла, очевидно, радуясь возможности поговорить о своей работе. – Эта тема меня особенно интересует. – И какая же? Доктор Штутт широко улыбнулась. – Плотоядные растения.

Закончив, Сейхан повернулась к собравшимся. – Меня научили этому же самому движению. Но есть человек, у которого оно получается гораздо лучше. У Грея внутри все оборвалось. – Это Валя Михайлова.

Неизвестный приблизился к Борелли вплотную. – Где библиотека? Борелли отшатнулся, услышав прозвучавшую в этом голосе неприкрытую злобу. Посмотрев в ледяные голубые глаза над платком, он испытал потрясение, обнаружив, что перед ним женщина.

И когда стоишь в смерти по щиколотку, часто кажется, что и впрямь ходишь по воде.

Мы не способны видеть сквозь зеркало сознания и не знаем, что за ним прячется… Может быть, там целый зрительный зал.

Так что нам делать в этой суровой жизни? Да просто крутить педали. Если перестанем, педали начнут крутить нас.

Мы всю жизнь спасаемся от сего мира. Вот только само спасение… Оно не от мира сего.

В истинном гримуаре есть только одна страница - та, на которую ты смотришь сейчас.

Продажа души - это не разовый акт, а многолетний процесс. Больше похоже на запутанные кредитные отношения с банком.

Кому-то судьба дает легкие решения и ровную дорогу, кому-то – наполненную испытаниями, но у всех итог один: все познают счастье.

— Чувствуешь? — Амин коснулся руки Анны, сильнее прижав ее ладонь к тонкой ткани рубашки. — Это ты сводишь мое сердце с ума.