– Хрустальные туфельки – это так старомодно. – Да ну? – Он придвигается еще ближе, и его глаза вспыхивают. – А нижнее белье? Я вскидываю бровь точно так же, как это делает он. – Думаю, это зависит от девушки.

Он обнимает меня, его сильные руки обвивают мои плечи, прижимают мою голову к его груди, и я пытаюсь не обращать внимания на то, как хорошо он пахнет, когда находится так близко. От него пахнет сандаловым деревом и теплым имбирем. Амброй и открытым пламенем. «Безопасностью», – шепчет голос глубоко внутри меня.

Я люблю Джексона, правда люблю. Он спас меня, когда я приехала сюда, вырвал меня из ледяной бездны депрессии и оцепенения, в которую я погрузилась, когда погибли мои родители. Я буду благодарна ему до конца моих дней. Он был моей первой любовью, а первая любовь никогда не забывается.

– Пожалуйста, Джексон, не делай глупостей. Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и в этот миг я вижу в его глазах все: любовь, ненависть, горе, радость. И боль. Всю его боль. И все же он улыбается мне своей кривой улыбкой, в которую я влюбилась много месяцев назад. И шепчет: – Я уверен, что я их уже сделал.

Две пары глаз, одни темные, другие светлые. Они оба ждут чего-то, но я не знаю, как им это дать, они оба хотят получить ответ, а я ни малейшего понятия не имею, как его можно найти. Я знаю, что чувствую. Я люблю Джексона. А Хадсон, ну тут дело обстоит сложнее.

Может, для тебя наши жизни значат не больше, чем жизнь мухи, но мы свои жизни ценим, потому что других у нас нет.

Почему любовь толкает женщин на безрассудство? Есть ли ответ на этот вопрос?

Неужели девушка из королевского рода может расхаживать по злачным улицам в мужском платье?

Ни происхождение, ни пол человека не могут быть меркой при выборе друзей.

Дружбы без доверия не бывает.

Мой мир был ярким, но все равно оставался черно-серым, а ее, хоть и был лишен цвета, переливался всеми оттенками.

Настоящий дом — это не только место, где ты засыпаешь, свернувшись эмбрионом в теплой постели, порой это люди и места, по которым ты отчаянно скучаешь, желая к ним вернуться.

У всех воспоминаний есть одна отличительная черта — как бы мы ни старались воскресить пережитое, смешивая одни и те же компоненты реальности, они так и остаются всего лишь нашим прошлым.

Бороться с собой — все равно, что пытаться остановить цунами до того, как огромная волна поднимется над встревоженным берегом и сметет все к чертовой матери.

Он напомнил мне каменное изваяние со слайда профессора этнографии — неподвижное, но излучающее энергию невероятной мощности. И что-то подсказывало, что это влияние было не менее отравляющим, чем космическая радиация тысячи остывших звезд.

Люди привыкли считать, что справедливость — это какая-то бесплотная субстанция, окрашенная в белый и позволяющая им спать спокойно, пока мрак вокруг сгущается. В дурацких историях, что родители читали детям перед сном, совершались чудеса, чудовища погибали от взмаха волшебной палочки или чудаковатого заклинания. В реальности чудовищ убивали другие чудовища.

Я пришла к выводу, что люди делятся на два типа: те, у кого психика, как мебель без болтов, то есть, достаточно легкого сквозняка и зашатается, и те, у кого все подкручено наглухо.

— Знаешь, какой я вижу свою идеальную жизнь? — Какой? — Без страха. То есть, страх есть, но он внешний, с ним можно сразиться. Он как дракон. Его видно и по нему легко бить. — А сейчас у тебя как? — Дракон у меня в голове. И я будто в темнице, из которой никак не могу выбраться.

Я осознавала, что на такую эмоциональную бурю, как любовь, нужны большие озера сил, а у меня уже иссякал последний ручеек.

Я схватила мгновения, поймала! И теперь кто-то через сто, через двести лет будет знать, как выглядела моя школа, будет видеть, как Марк и Катя дурачились, будет видеть хрущевки такими, какими их видели мы, люди начала двадцать первого века.

Шутки — это своего рода сближающие вольности, словно пропуск на приватную вечеринку.

Петя зачем-то обернулся на несколько мгновений, и именно тогда я вдруг поняла, что у него голубые глаза. Я и раньше это знала, но в тот момент осознала так отчетливо, будто никогда раньше не видела голубого цвета, а только слышала о нем и верила на слово, что он существует, а теперь мне внезапно его показали.

Мы – первое поколение наследниц, которым суждено править, а это значит, что ни у одной из нас нет братьев, которые могли бы со временем занять места в Союзе Грейсон. Мы – это будущее.

Зови меня Бастиан, маленькая воровка.

Бастиана Бишопа нельзя игнорировать или забыть. Он не допустит этого, как бы я ни пыталась. Он гребаный торнадо на бесплодной земле – все взоры прикованы к хаосу.

Каждой маленькой принцессе нужен принц. Меня сложно назвать принцем, но я буду ее темным, мрачным избранником. И пусть папочка попытается остановить меня.

Красивые люди грубые, непонятные, и они носят дешевые кожаные куртки.

Свобода. Судьба. Хэрроу жаждала этого, как обмелевшее озеро жаждет дождя, и сила этой жажды пугала ее. Ее засасывало в водоворот, в неизвестность, тянуло так сильно, что она даже не хотела освободиться.

Если это настоящая любовь, ты готов пойти на жертвы, даже если это не те жертвы, которые ты хочешь приносить. Ты ставишь их нужды выше своих. А еще это доверие. Ты веришь, что другой будет на твоей стороне, никогда не предаст, и ты ответишь тем же. Это прекрасное чувство.

Возможно, она и не должна была пережить ту трагическую ночь. Возможно, поэтому Вода и привела ее сюда — тогда она избежала своей судьбы, но пришло время расплачиваться. И теперь она умрет — с любовью к созданию, которое принесет ей смерть.

Он мог охранять ее. Защищать ее любой ценой, до последнего вздоха. Это ничтожная плата за то, что она подарила ему — безымянной твари без прошлого и будущего.

Разве безусловная любовь и принятие — не лучший способ искоренить вековую ненависть?

Меня разрывало на части между чувством и долгом. Я старалась не думать, что мне предстоит в будущем. Гнала от себя мысли о миссии, притворяясь, будто за стенами замка не существует сложной реальности. Но мысли то и дело настигали меня; и каждый раз били все сильнее.

Король Бенедикт. Пришел за мной. Он здесь…

Им не известно, что наши цветы обманчивы, а шипы несут смерть.

Я чувствовала себя ребенком, которому взрослые должны объяснить, как устроен мир.

В семье Хоторн уже несколько поколений любовь ставят на второе место. А на первом — смерть короля.

– Учишься где-нибудь? – На факультете ракетостроения. – Да ну, – удивился Йован. – Живи теперь с этим, – улыбнулась я и, крепче ухватившись за руль, села на велосипед. Хотелось эффектно укатить в закат, но вместо этого педали снова прокрутились, а я спрыгнула на землю. Не хватало еще свалиться перед Йованом.

Я знала, что не откажусь из-за парня от того, что всем сердцем люблю.

Я часто западала на красивых ребят. Особенно мне нравилось влюбляться безответно. Когда проявляли ответную симпатию, я быстро теряла интерес.

Разве этому глупому сердцу прикажешь?

Любовь – это про счастье.

В конечном счете, от всего и ото всех можем мы уйти, да только не от самих себя. *** Люди и волы уже заняты обедом, потом соснут, не будь в жизни таких приятных минут, как еда и отдых, не стоило бы строить монастыри

Великий, нескончаемый женский разговор, пустяки, думают мужчины, им и невдомек, что именно этот разговор удерживает мир на орбите. Если б не разговаривали женщины друг с другом, мужчины уже утратили бы чувство дома и планеты.

Рай небесный и есть то сияние, что таится в мыслях человека, а может, мысли человека и есть единственный и истинный рай

Кто хочет в этой жизни благополучия, должен быть сговорчивым

Люди любят терпеть страдания, либо ставят верность убеждениям выше безопасности телесной, Бог сам не ведал, какую заварил кашу, когда создал Адама и Еву

В ту ночь спали в обнимку солнце и луна.

Все, что касается бога, касается и Дьявола

Я ничего не знаю о Боге, кроме того, одинаково страшно быть и избранником его, и тем, кто навлек на себя его гнев,