— Вы любите читать? — спросила она, взглянув на меня. — Да, мэм. — Я тоже, — с улыбкой ответила она. Я чуть было не сказал, что знаю это, но удержался.

«Некоторые вещи прекрасны независимо от того, понимаешь ты их или нет».

«Когда ко мне прикасаешься ты, это не только приятно, это еще кое-что значит. И это мощно».

«Ты так нужна мне. Даже когда дела вправду плохи. В особенности, когда они так плохи».

«Он убрал мне волосы с лица, и в этом жесте было столько нежности, что у меня глаза наполнились слезами».

Я поняла, что он очень любит чудеса и созданий нашего мира, и дело вовсе не в его эго, не в превосходстве, а в том, чтобы нести ответственность за тех, кто этого сделать не может. За тех, чьи голоса слишком тихи.

Точно неистовый Рагом, бог-воитель, он ворвался в мою жизнь, захватил ее и по кусочкам разрушил.

Даже если любовь подобна блеснувшей падающей звезде, она стоит того, чтобы открыть ей свое сердце.

Не бойся любви, не бойся любить. Я знаю, на это нужно мужество, потому что любовь может многое тебе дать или многое забрать, но оно того стоит.

Без обид, но твоя близость совсем не похожа на согревающее пламя очага, у которого можно доверительно расслабиться и закрыть глаза. Это скорее открытое пламя, неконтролируемое, всепожирающее и всепоглощающее.

Что мне делать без этой ярости, без моего разочарования в Арезе? Что с того, что я его теперь понимаю?

Пока Зак находился рядом, смотря со мной все предстоящие матчи, счет вообще не имел значения. Потому что находясь в его объятиях, я всегда побеждала. И это была самая сладкая победа из всех.

Любовь — скользкая, извилистая, опасная дорога, и никто ее не контролирует. Неважно, на чем ты ездишь, насколько осторожно маневрируешь, кому доверяешь сидеть рядом или садиться за руль, когда устаешь. Единственный способ оставаться в безопасности — держаться подальше от дороги. И я вновь поступлю так.

В детстве дедушка научил меня, что нет смысла зацикливаться на прошлом, потому что мы не в силах его изменить, как бы мы того не желали. Оставалось лишь спросить себя, о чем мы сожалеем, что любили, и чему научились. А после продолжить жить дальше.

Я забочусь о тебе, и хочу, чтобы ты добилась успеха, хочу проводить с тобой все время. Хочу познакомить тебя со всеми, кого люблю, потому что хочу, чтобы они узнали, какая ты удивительная. Я хочу смотреть с тобой футбол, водить тебя на ужины в модные рестораны и создавать воспоминания, которые я никогда не забуду, даже если в итоге из этого ничего не получится.

Она походила на кубик Рубика в руке слепого — его невозможно было собрать. И все же я оказался этим слепцом, решившим попробовать.

Наше прошлое странным образом становится частью того, кто мы есть в будущем, и думаю, так и должно быть. Без шрамов, без боли мы не смогли бы ценить времена, когда все волшебно, дни, когда жизнь — абсолютное блаженство.

Ты сама должна быть счастлива, потому что никто другой не сделает это за тебя.

Иногда мы больше боимся хороших вещей в жизни, чем плохих. Нам кажется, что мы их не заслуживаем, или что они не настоящие, что они быстро и легко исчезнут, а мы останемся в руинах.

Я никогда не была чьей-то — только твоей. И я никогда не захочу, чтобы это изменилось...

Ты просил меня лишь об одном дне, но этот день так никогда и не наступил...

Он знал меня хорошо — слишком хорошо — и, возможно, это всегда было моим недостатком. Никто не знал меня так, как Джейми. Никто и никогда не узнает...

Король Тумана был бы рад разорвать мир на части. Его народ был ему очень дорог. Короля Оберона же не волновало ничего, кроме власти. Король Тумана напоминал человека, который любит. Человека, который и без того многое потерял. Человека, чья душа была разбита вдребезги.

«Держись на верной стороне пропасти, делай, что тебе велено, — и будешь в безопасности. Король Тумана никогда не доберется до тебя, пока ты под защитой Оберона». Все это было ложью.

Между нами гудела магия, а тьма была такой необъятной, что я ощутила, как она меня душит. Я уставилась на него, чувствуя, что внутри все переворачивается. Теперь его воля связана с моей, и у меня нет возможности сбежать от него. Между нами образовалась единая нить, которая оплела наши души и крепко их связала.

Но я не сломалась тогда и не сломаюсь сейчас. Им придется убить меня прежде, чем я позволю погасить огонь в моем сердце.

Но мама не знала, что мой визит во сне к лидеру фейри-мятежников на самом деле не был кошмаром. Скорее наоборот, он был моим единственным спасением. Кошмар — то, что творилось наяву. Кошмар — это жизнь в заточении здесь, у короля фейри, который рано или поздно уничтожит меня любым способом.

Мне на роду было уготовано держать клятву перед королем фейри. Этот обет был старинным, скрепленным могущественными чарами. Я поклялась исполнять каждую прихоть короля, улыбаться и смеяться над его шутками, молчать, когда велено. Я должна была предложить себя в качестве его следующей смертной невесты.

— Не для публикации, — наконец сказал я. — В этом мире есть вещи важнее моих желаний. А в статье, Джени Мартин, можешь написать, что для меня нет ничего важнее футбола.

— Отыщи для себя такую историю, Джени. Одну из тех, что ничего не значат на первый взгляд, но если копнуть глубже… — она с улыбкой пожала плечами, — то на поверхность выйдет нечто невероятное.

— Что за ненормальная жизнь, — усмехнулся я. — Хорошее идет под руку с плохим, а страшные воспоминания соседствуют с прекрасными событиями.

Тебе нравится чувствовать себя несчастным, Кай. Но я не позволю утащить меня за собой.

Мои прежние знания о мире и своем месте в нем рассыпались в прах. И теперь я должен выяснить, каково это — быть мужчиной, без памяти влюбленным в женщину. Человеческим созданием, которое заново познает жизнь во всем ее великолепии и уродстве, ненависти и боли, и лицом к лицу сталкивается с добром и злом, любовью и смертью.

Мой путь лежал к ней. Она будет ждать меня в конце длинной, темной дороги, полной неодолимых преград и, может быть, даже опасностей, но я должен пройти ее. Приложить все силы ради Шарлотты. Все или ничего. Поскольку сама мысль о неудаче и жизни вдали от нее казалась кошмаром. Куда хуже слепоты.

Ведь всем известно, что несчастьем можно заразиться, и никто не желает к нему приближаться.

Это и есть семья, она дает тебе кров и еду, а ты за это сидишь в ловушке с горсткой живых и горсткой покойников.

Мы ненавидим то, что напоминает нам о нас самих.

Всегда одно и то же: в этом доме нельзя доверять ничему, но прежде всего — шкафам и стенам. Комодам чуть больше, но и им нельзя.

Увы, в этом доме не наследуют ни денег, ни золотых колец, ни простыней с вышитыми вензелями их первого владельца; покойники тут оставляют после себя лишь кровати да обиды. Дурная кровь да место, где можно прилечь ночью, — вот и всё, что здесь получают в наследство.

У нас много традиций, например запирать друг друга в комнатах, но зато мы никогда не едим баранину, ведь ягнята ничего плохого нам не сделали, поэтому употреблять их мясо нам кажется неприличным.

– Ударил спереди. С размаха. Мне кажется, Старов даже не пытался защититься, – глядя на руки покойного, сказал Кауров. Рукава у ветровки чистые, не мятые, пальцы не сбитые. – Стоял как загипнотизированный. Даже руку под удар не подставил...

В доме сейчас тихий ужас: первый этаж в крови, на кухне меловые разводы, честно говоря, Кауров и не ожидал застать Баркову дома. Но в окнах второго этажа горел свет, значит, Баркова осталась дома, хотя и могла отправиться к матери.

Труп крупного, довольно молодого на вид мужчины он обнаружил на кухне, в проходе между мебельной стенкой и высоким столом с мойкой в нем и барными стульями вокруг. Со стороны трупа перевернуты два из трех стульев. Видно, покойник, падая, хватался за них.

Это ведь из-за Натарова Кауров попал в переплет. Владелец металлургического комбината подозревался в убийстве своей любовницы, вину на себя взял его водитель, дело закрыли, но Кауров не успокоился.

Умирая, девушка шарила руками, размазала кровь по лицу, испачкала воротник светлой своей курточки, пальцами провела и по ногам. Куртка легкая, болоньевая, застегнута на молнию снизу до верху. Юбка шерстяная, серая в клетку, достаточно теплая для майской прохлады. Но колготок нет.

Родион Кауров смотрел на труп глазами профессионала, он следователь, убийство для него рутинное дело, и все равно ему не по себе. Он уже насчитал четыре колото-резаные раны в районе правого подреберья. Били в печень, со знанием дела, возможно, провернув нож во время нанесения последнего удара.

Я влюбился в единственную женщину в мире, которая для меня под запретом.

До сих пор я не понимала смысл фразы «его глаза потемнели», которая встречалась во всех любовных романах. Но сейчас во взгляде Люка светилось неприкрытое желание.

«Левую ногу в стремя, сладкая», – скомандовал он.

— У меня мало времени. Но раз Богдана знает, где ты живешь, ты в опасности. Насыпь в карманы соли. Ягоды рябины защитят тебя от чар. А еще они не терпят холодное железо. И они не умеют лгать. Мы, — поправляю я. — Мы не умеем лгать.