До конца танца они уже не разговаривали, однако в их молчании не ощущалось неловкости. Напротив, оба чувствовали себя на удивление хорошо и спокойно, думая только о музыке и о движении своих тел. Странно, что Филипп заметил пропажу цветка из прически Элизы. Ведь он сам говорил, будто мужчины не замечают женских украшений.

Как невинная девочка додумалась до такого? Интересно было бы прочесть все письмо. Раньше Филипп не подозревал, что девичье воображение способно заходить настолько далеко.

В ближайшее время следовало улучить подходящий момент, чтобы вернуть письмо той, кем оно написано, и предостеречь ее. Тайная любовь может довести девушку до беды.

Ей самой эта проба пера доставила величайшее наслаждение. Проникнуть в душу страстно любящей женщины и начать жить ее жизнью – это было подобно чуду.

Вновь вспоминая свой список, состоящий из Кроноса, Броуди, шерифа Брэдшоу, Цербера, я добавляю в него еще и Малика. Я бы хотела увидеть, как все они горят.

Но женщина, роль которой я играю сегодня, ему не принадлежит. Независимо от того, насколько мы с ним близки, — Персефона всегда принадлежала кому-то другому.

Я разрушаю все вокруг себя и, без сомнения, разрушу еще и Кору. Поэтому хорошо, что принцесса не хочет иметь со мной ничего общего.

— Я всего лишь выполняю приказы, — говорит Малик, смотря на меня. — Выжить в Стерлинг Фолсе можно только выполняя приказы.

— Мне нравится власть, Кора. Мне нравится знать, что, если я щелкну пальцами — произойдет то, чего я хочу.

Пока я в объятиях Вульфа — мое беспокойство тает, и я снова могу дышать, пусть даже это временно.

Как только он вышел из комнаты, на кухне зажегся огонек. Вангер заглянул туда и увидел, что на его обеденном столе стоит горящая свеча. Волосы на голове зашевелились. Он сделал шаг назад, пытаясь развернуться и бежать, но кухонная дверь сама собой закрылась за его спиной.

Схватив Марию за волосы, мужчина поднял ее голову от пола и начал запихивать ей в рот какую-то грязную тряпку. Мария пыталась сопротивляться, но силы были неравны. Он сорвал с нее куртку вместе с каким-то чудом оставшейся на плече сумочкой и, отвесив пощечину, запихнул импровизированный кляп так глубоко в горло, что она начала задыхаться.

Уже подойдя к грузовику, она почувствовала сзади какое-то движение, а затем мощный удар в затылок заставил ее потерять равновесие. Наушники улетели в снег, но Мария все равно ничего не слышала, звуки доносились, будто из-под воды. Перед глазами все поплыло.

Ей было двадцать, она немного выпила, а он был трезв и вполне адекватен. Он дал ей шлем, пообещал ехать спокойно и сдержал обещание. Но когда перестраивающаяся легковушка не заметила их мотоцикл и вытолкнула на встречку – это не помогло. Он умер еще до приезда «скорой».

Обстоятельства пропажи никак не наводили на мысли о бегстве, среди женщин не было страдающих расстройствами психики. И ни одна из них не походила на ту, которую сегодня вытащили из реки.

Когда труп поравнялся с проломом в ограждении, его уже ждал врач. Миша продолжал оживленно жестикулировать, и кран завел свой груз на мост. Один из присутствующих криминалистов положил под висящий труп носилки. Водители машин, сотрудники ДПС и МЧС с удивлением наблюдали за жутковатым зрелищем.

Детектив Сэнфорд встает со своего стула и идет к двери. Затем останавливается и, повернувшись ко мне, мгновение мнется. Я знаю, что ему действительно нужна моя помощь. Бакхед многосложен, хитросплетен, как паутина – с виду она красива, но в ней так легко запутаться. Только пауки знают, как передвигаться по ней, не застревая. А я – паук.

Теперь эти женщины изменят свое мнение и поймут, что я все-таки не такая уж и плохая. Им следует уразуметь, что проще иметь меня на своей стороне, а Кристал нужен кто-то, кто возьмет ее под свое крыло. И этот человек – я. Хотя, разумеется, мое крыло не широкое, белое и мягкое, как у ангела. Скорее это крыло летучей мыши – резвое, темное и скрывающее острые когти.

Он из тех мужчин, которые принимают решения, руководствуясь только разумом – его сердце никогда не играло в этом никакой роли. Брайс подобен ледяной скульптуре, холодной и неподатливой, так что мне придется просто долбить его, осторожно скалывая лед, и либо он снова превратится в того мужчину, который когда-то любил меня, либо будет уничтожен.

Они уничтожали то, что я создала, уничтожали методично. И прежде чем я сумела убедить себя, что это плохая идея, ноги понесли меня в зал. Я схватила со столешницы один из подсвечников, отделанный под мрамор и очень тяжелый. Сделав пару глубоких вдохов, я вышла из санузла, прошла по коридору и вошла в зал. Было темно. Я увидела фигуру мужчины, одетого во все черное. Он громил мой салон.

Это благодаря богатству. Оно позволяет тебе не беспокоиться. Я знаю это. Я выучила этот урок. Потому что было время, когда у меня не было защищенности, которую дают деньги. А до этого было время, когда она у меня была. Говорят, что лучше любить и потерять любовь, чем вовсе никогда не любить… Но с деньгами дело обстоит не так.

Она упомянула какие-то прошлые обиды, но я так и не поняла, что именно Шеннон когда-то сделала не так. По-моему, во всей этой истории Шеннон жертва. Мне это не нравилось, и я осознавала, что приложила к этому руку. Я не была знакома с Шеннон, но этого и не требовалось, чтобы понимать, что с моей стороны было дурно уводить у нее мужа.

– Это Элис Лансер. Она может предоставить больше информации об Алане Дреймонте и судье Камминс. Декер смерил Лансер взглядом. Около сорока, среднего роста, блондинка, стройная, с привлекательными чертами и деловыми ухватками. Но тут ее лицо внезапно приобрело землистый оттенок, и, ухватившись за грудь, она тяжело задышала. А мгновение спустя рухнула на пол без сознания.

– Агент Декер, это Хелен Джейкобс. Судмедэксперт. – Я вас помню, мисс Джейкобс. Итак, оружие Дреймонта? – Из него не стреляли. Однако есть еще кое-что. – Что? – Он был убит двумя пулевыми ранениями в сердце, это я подтвердила. – Но?.. – подогнал ее Декер. – Но еще я нашла, что в горло ему затолкали нечто, выглядящее, как котлета денег.

– Скорее всего, глаза ей завязали уже посмертно, – отметила Джейкобс. – Это само собой, – отрезал Декер. – Вы сказали, символ? – переспросила Уайт, разглядывая повязку. – Дама была судьей, – растолковал Декер. – Правосудие должно быть слепым. Только в ее случае, предполагаю, это было не так – во всяком случае, по мнению убийцы…

Судья Джулия Камминс лежала в свой спальне, одетая в короткий махровый халатик. Распахнутый халат не скрывал ее черные трусики и белый лифчик. Кто-то завязал ей глаза, но потом прорезал в ткани повязки отверстия для глаз.

– У вас двоих первое дело. Вы направляетесь во Флориду. Сейчас же. – Что случилось? – осведомился Декер. – Федеральный судья и ее и телохранитель. Оба мертвы.

– Новой напарницей? – переспросил Декер, переводя взгляд на Талботта, принявшего бразды у Росса Богарта. – Я не просил новой напарницы. Алекс… – Специальный агент Джеймисон не вернется – во всяком случае, в ближайшее время. А агента Уайт мы перевели из Балтимора как раз для работы с вами.

Сердце судорожно колотится в груди, дыхание почти перехватило. Я хочу сделать то, что он предлагает. Хочу развернуться и бежать домой, в тот дом, где мы были так счастливы. Хочу, чтобы мой муж исправил все, что пошло не так.

Я ожидала, что здоровый блеск еще вернется. Уверенный взгляд, под магию которого я попала с той самой минуты, как он был направлен в мою сторону, исчез. Я вижу, что сделала с мужчиной, который в прошлом считал, что весь мир у его ног.

Понимаете: трех лет в «Окдейле» недостаточно. Я всегда это знала. Я слишком легко отделалась, мало получила за то, что совершила. А теперь кто-то хочет, чтобы я страдала, по-настоящему страдала.

Я помню, как меня вели в наручниках, — и эти образы никуда не делись за четыре года. Я поняла, что полиция не всегда на стороне хороших людей, а вы не всегда знаете, считают ли вас положительным героем.

Во всех статьях одна и та же фотография — та, которую я держу в руке. Сердце колотится в груди и болит. Каждый заголовок напоминает о времени, когда я так старалась отправить все воспоминания в какой-то дальний темный уголок сознания.

Нет смысла так угрожать. Если это угроза, то дурацкая. На угрозу на самом деле даже нет намека. Только искусно поданное предупреждение о том, что некто знает, как меня зовут. Некто знает, кто я такая. Знает, что я сделала. И этот некто стоял у моей двери.

Когда люди признают твою боль, они хотят, чтобы в ответ ты признавала их. Они хотят видеть это в реальном времени или сочтут, что ты не отвечаешь им должным образом.

Не строй свою жизнь вокруг потери. Строй ее вокруг любви.

Некоторым истинам может научить только трагедия.

Любовь — это могучая сила, более могучая, чем кровь, хотя обе они текут сквозь нас, как реки.

Легенды опасны. Не стоит их недооценивать.

Удар был такой, что, казалось, треснула черепная кость. Но сознание удержалось в голове, впрочем, изрядно поблекло. Падь оврага чернела перед глазами, он устремился в темноту, совершенно не представляя, куда ведет овраг. Кровь заливала лицо, но это не меняло планы.

Мужчина был одет в потертый пиджак в мутную клетку, мятые брюки. Стоптанные ботинки измазаны грязью. Явно не несчастный случай – вся спина была покрыта засохшей кровью. Множественные удары – как минимум с десяток. Били в спину. Кровь текла настолько обильно, что пропитала пиджачную ткань, стекала на землю.

К работе так и не приступили. В дежурке зазвонил телефон, поступило сообщение о новом трупе. Мужчина, весь в крови, координаты – сосновый лес, примыкающий к Лебяжьему озеру.

Во второй комнате картина была не лучше. Квартиранта умерщвляли тем же способом и тем же оружием. Коренастый лысоватый субъект, изрядно за сорок, в одних трусах – видимо, не умер после первого удара, оказывал сопротивление. За что и получил дополнительную порцию.

Старушка в длинной ночной сорочке лежала на кровати, распахнутыми глазами смотрела в потолок. Разметались седые пряди. Морщинистое лицо перекосила судорога. Кровь была повсюду - на сорочке, на полу, пропитала скомканное постельное белье. Били холодным оружием – безжалостно и не особо разбираясь.

Жилец отскочил от стены, как резиновый мячик, снова бросился в бой. Кулак нашел свою цель, противник вскричал, схватился за скулу и рухнул на колени. Попытался подняться, но Павел вывернул руку, швырнул драчуна носом в стену.

Я уже говорил, мужчины все время врут: самим себе, другим мужчинам, миру в целом… но как ее различить, когда ложь — только ниточка в клубке других лжей и правд, непрестанно порхающих вокруг твоей головы? Все знают, што ты врешь, но и сами они тоже врут, так што какая разница? Што это меняет? Это просто струя в реке, имя которой мужчина, часть его Шума.

Сынок мой, в мире столько чудесного. Не слушай тех, кто будет говорить тебе обратное.

Когда удача не с тобой, она против тебя.

Жизнь сейчас равнялась бегу. Вот как остановимся, так и узнаем, што она, наконец, кончилась.

Никто для тебя ничего не станет делать. Если ты сам ничего не изменишь, ничего и не изменится.