Я услышал, как кто-то поднимается вверх по лестнице на второй этаж. Мама! Наверное, она пришла сказать, что завтра отведет меня в полицию. Я вышел из комнаты ей навстречу. Только вот… В руках у мамы, стоявшей на верхней ступеньке, был большой кухонный нож.

Слабые люди всегда выбирают жертвой тех, кто еще слабее них. Жертвам только и остается, что искать спасения у смерти. Но это не так. Мир, в котором ты живешь, велик и обширен. Если тебе невыносимо жить здесь и сейчас, то отправься на поиски безопасного места, где сможешь быть счастлив и спокоен. В бегстве нет ничего стыдного

– Давай лучше пойдем в полицию. – В полицию? Да, они должны арестовать Моригути! – Нет, пусть арестуют меня. – О чем ты? С чего им тебя арестовывать? – Потому что я – убийца.

На теле матери было обнаружено одно ножевое ранение в области живота, на голове – гематома на затылке от удара об пол. Следователь заключил, что ее ударили ножом, а потом столкнули с лестницы. Все это до сих пор кажется мне нереальным. Даже после того как я увидела тело мамы в морге, я не могла поверить, что ее больше нет. Еще тяжелее было поверить, что убийцей был мой брат…

Его сестра рассказала мне, что, когда его спросили, зачем он убил свою мать, он ответил: – Хотел, чтобы меня поскорее арестовали. Сэнсэй, можно я задам вам свой вопрос? Как думаете, вам удалось отомстить двум мальчишкам?

– Погодь! Извиняешься перед убийцей?! Ты чё, такая же? Зададим ей! – закричала Аяко, наверное, представившая себя Жанной Д’Арк, не меньше… хотя эта дура вряд ли знает, кто это такая. В ту же секунду мои руки заломили за спиной – это сделал один из одноклассников, но я не рассмотрела, кто именно. Больно. Страшно. Я хотела, чтобы кто-то мне помог. Помогите!

Эйра подумала о всех тех заброшенных домах, которые были известны лично ей и в которые она в свое время забиралась.

Царил полный штиль, на чистом небе сияли звезды, а свет от луны, висевшей за лесом, струился между деревьями.

Зачастую дома начинают разрушаться еще до того, как последние жители покинули их стены — усталость стариков, ноги, больше не способные преодолевать ступени, чувство безысходности при мысли, что нет больше никого, кто захотел бы и дальше поддерживать порядок в доме.

Под увеличительным стеклом пятно приобрело очертания. Это не был след от царапины или отраженный свет — там действительно что-то было. Чья-то рука.

Настоящее искусство требует полного погружения в свои страхи, прикосновения к тому, что причиняет боль.

Пламенеющие краски осени сменились неизменной тьмой ельника, который внезапно расступился, обнажив старый сад с лиственными деревьями и кустарниками, посреди которого стоял по-настоящему заброшенный дом. Туне в восторге замерла — просто бесподобно, именно то, что она искала: краска полностью облупилась, фасад посерел от непогоды.

Наконец Эми оторвалась от своего нового друга и подошла к окну, позволив Джонатану увидеть румянец на щеках и чувственную улыбку. Она смотрела прямо на него, но не подала вида, что заметила. А потом задернула занавески.

Не могу себе позволить отвлекаться на уничтожение случайных отморозков. Дала клятву, что поставлю хобби на паузу до тех пор, пока не заполучу своего мужчину. Время заниматься любовью, а не убийствами.

– В любом случае Финли не социопат. – Почему ты так думаешь? – Уж как-нибудь социопата от обычного человека я отличу. Ах, Сюзи-Сюзи, невинное дитя...

Я искоса поглядываю на Джона. Тот хмурится, сердится на плохую дорогу и изношенные подшипники, на меня, в конце концов. Когда он исчез из лондонской жизни, я решила: сдался. Но нет – в нем еще кипит страсть. Я могу помочь Джону заново себя обрести.

– В том-то и дело, Джонатан. Если вы делаете из убийства гламурный продукт, рано или поздно получаете труп на своем крыльце.

Сперва его взгляд упал на сверток темной и на вид влажной ткани. А потом – на человеческую ногу.

— Ты мой дом, Дэкс, — шепчет он. — Я люблю тебя, даже когда ты разжигаешь во мне гнев, который может разрушить королевство.

— Я не боюсь тебя — ничто и никогда не могло заставить меня бояться тебя. Если ты чудовище, то ты прекраснейшее из чудовищ, что я когда-либо видела.

Я — потерянная принцесса, и та, кого они называют Спасительницей. Но никого не спасти.

— Я — тьма в ночи, которая разрушает все, что ты любишь. Я — свет лунного затмения. Я — все, чего ты боишься, и все, чего ты хочешь.

Большинству людей посчастливилось быть связанными с пророчеством, и лишь немногие из них им же прокляты.

С приходом Королей ваши головы будут поданы на блюде. Они заполнят вашей кровью свои позолоченные чаши, и вы умрете.

Ты никогда не знал боли, когда чувствуешь чужую смерть так, словно она хуже твоей собственной.

Любовь была кузницей — ужасно болезненной, но тем не менее она делала нас сильнее.

Мы не такие, как Благие. Они живут ради удовольствия. Мы живем ради долга. Наша сила приходит через любовь.

В Фейриленде я заморожу любую, которую люблю, Ава. Я убью любую, кого полюблю. Вот как прокляла меня королева Мэб.

Любовь может ранить сильнее, чем самые страшные пытки, которые мы только можем придумать.

Если бы ты здесь выросла, каждое лживое слово, слетавшее с твоих губ, причиняло бы тебе боль. Хотя, если ты его любишь, то боль тебя не остановит. Любовь обжигает нас, согласна? И ее пламя делает нас сильными.

— Поэтому предлагаю выпить, заказать доставку и посмотреть «Реальную любовь», или, если хочешь, «Гордость и предубеждение», или еще что-нибудь. — Нет настроения смотреть романтическое кино. — Тогда «Властелин колец»?

Но что она действительно хотела получить на рождество в тот год, чего жаждало ее девятилетнее сердце, — об этом она не имела ни малейшего понятия. Но тогда Джози еще верила в Санту. И только на следующий год, когда он не исполнил одно-единственное ее желание, отправленное, как обычно, почтой, правда, теперь за руку ее держала не мама, а бабушка, она перестала верить.

— Мне не нужно закрывать гештальт, — Джози хотела сказать, что эта идея представляется ей абсурдной. Она ведь на самом деле знала, что Макса не будет на выставке. И на что она вообще-то надеялась? Что он порвет с Эрин, заявится с цветами, конфетами и шампанским и будет умолять ее дать ему шанс, говоря, что она – любовь всей его жизни?

Она взяла Макса за руку, и он сжал её. Не говоря ни слова, она повела его к тому самому почтовому ящику, куда бегала в детстве отправлять письма Санте. На мгновение ей подумалось, а вдруг это новая рождественская традиция – каждый год отправлять письма с Максом – но при этом она знала, что надежда, от которой замирало её сердце, — потенциально опасная штука.

Знаешь, я в какой-то момент подумала, что чёрт с ними, чувствами, главное, что я просто живу. Ведь этого уже немало.

— Энн, а почему ты ушла с «Аполлона»? — вдруг перевела тему Меган. — Как понимаю, с менталистами ложь не пройдёт, — усмехнулась она. — Тогда будет полуправда: устала от неразделённой любви. — В каком именно варианте: когда любят тебя или когда безответно любишь ты? — поинтересовалась Меган. — Наверное, оба варианта сразу, — повела плечом Энн: Меган почувствовала, что она говорит правду.

Не будь оружием. Будь воином.

Военные шарахались от телепата как от прокажённого — выставленный блок позволял надёжно защититься от их мыслей. А вот от коротких, полных ненависти взглядов оградиться не смог.

Там осталась Вивиан — теперь уже точно единственное живое существо, которому не всё равно. Лиам слышал её мысли и эмоции как свои, но они не пугали и не вызывали отторжения. Она поймёт. Даже если и не сможет ничего сделать — от её присутствия Лиаму всегда становилось спокойнее.

Я слышу Зверя. Но не подчиняюсь ему.

Судьба приходит разными дорогами. Каждому человеку всегда дается больше, чем один шанс, чтобы проявить себя.

Идея Бога, может быть и жестока, но она же дает многим надежду и утешение. Идея неудачливого, или, что еще хуже - бесталанного писателя, стоящего во главе нашего мира, надежду и утешение может только отнять.

А что если вместо бога есть всего один писатель, у которого бывает хорошее и плохое настроение, и он долго (а может и не очень!) пишет книгу длиною в несколько миллионов жизней про мой мир? Автор вплетает элементы комедии, фарса, и трагедии, сталкивает героев друг с другом, и разлучает. И от того, что на улице пошел дождик, или у писателя заболела нога, зависит, какая судьба ждет меня, и мой мир.

Народ Бьянджанга настолько привык к смене руководства, что даже в прогноз погоды всегда включал фразы: «В четверг возможен дождь из стрел противника», «Ожидаются осадки в виде града из пушечных ядер, будьте осторожны, и воздержитесь от прогулок у крепостной стены на протяжении всей недели".

Синей лентой мелькала Нева, которая походила на венецианский канал только с высоты балконов и полета птиц. Ал все думал, что Петербург напоминает ему Италию – если смотреть сверху, Голландию – если смотреть снизу, с борта проплывающего по реке катера, и сам себя – если идти по пешеходной зоне.

А сколько городских легенд появилось с изобретением технологии перемещения в книжные переплеты! Родители пугали своих едва подросших детей: «Будешь плохо учиться, попадешь в книжку из школьной программы!».

Самое важное, что у нас есть – возможность выбора. Судьбы не существует. Когда вы говорите, смирившись с неудачей, «так суждено», вы выбираете эту неудачу. Говорите «я такой», выбираете таким быть. Наши силы ничем не ограничены, а чувства могут длиться бесконечно долго, если вы их выбрали и продолжаете делать это каждый день.