После развода полковник Лейн оставил жене и дочери тель-авивскую квартиру и переехал в старый дом деда в Савьон. Он убеждал себя, что «так даже лучше и спокойнее, да и Алина не нервничает из-за их бесконечных ссор». Но он знал, что это – неправда. Им всем стало хуже. Ему уж точно. Тревожнее.

Проходя мимо стола, у которого собирали свои бумаги прокурорские, Дана ясно услышала слова «рыжая сучка» и поняла, что они относятся к ней. Дана замедлила шаг, бросила гневный взгляд на двух копошащихся у стола мужчин среднего возраста.

Пиджак молодого человека был расстегнут, а на груди, на нежно-голубой сорочке расплылось большое кровавое пятно. Сгрудившиеся вокруг зрители ахнули. Бритоголовый взял молодого человека за руку, поискал пульс. Расстегнул ворот рубашки и попытался нащупать биение пульса на шее. Приподнял пальцами веки и, обернувшись к другим зрителям, покачал головой.

Последним в зал вошел бритоголовый мужчина. Выглядел он очень неловко – шляпа на самой макушке, в руках большое ведро с попкорном и картонный стакан с «кока-колой». Клара закрыла за его спиной тяжелую дверь зала. Бритоголовый постоял у порога, давая глазам привыкнуть к темноте, затем осторожно сделал шаг.

Мое поколение успело получить навыки выживания и от бабушек-дедушек, прошедших и переживших войну, и от мам, пап -- послевоенного поколения. Мы жили или на пятидневках в детских садах или на продленках в школе. Сами себя записывали в кружки, сами готовили себе еду. Стирали воротнички от школьной формы и пришивали к платью.

В каждой сфере – свои требования. Если ваш ребенок не соответствует этим требованиям, значит… это ровным счетом ничего не значит. Он по-прежнему остается красивым, талантливым, самым лучшим на свете.

Куриный суп ребенок съест лишь в том случае, если не обнаружит плавающих в нем кусочков лука, зелени и иногда – морковки. Иначе ребенок посвятит час вылавливанию нелюбимых продуктов из тарелки. Дети бывают очень упорны в ловле морковки.

Работающие мамы! Прежде чем называть домохозяек «мамашками» в значении бездельниц, спросите, как проходит их обычный день. И кем они были в прошлой, бездетной, жизни. И возьмите чужого младенца на руки, чтобы его мать могла просто погулять вокруг школы. Одна, в свое удовольствие.

Горящие глаза, харизма, бьющая через край, адреналин, будто тебя подсоединили к аккумулятору. Женственность, страсть, игривость, непредсказуемость, нервный смех. Если вы видите женщину с подобными симптомами, не спешите ставить диагноз – любовник. Возможно, но лишь в одном проценте из ста. В остальных девяносто девяти случаях вы видите перед собой молодую мать.

Совет первый для молодых мамочек – купить наушники. Желательно профессиональные, не пропускающие никаких посторонних звуков. И надевать их в тех случаях, когда вам начинают давать советы посторонние бабули на детской площадке, делиться страхами мамочки, которых вы видите в первый и в последний раз в жизни.

Ты не можешь ни есть, ни спать, постоянно думаешь о нем и жадно ловишь каждый его взгляд.

Почему нам так сложно найти друзей, а вот врагов – пожалуйста, запросто.

Счастье должно быть именно таким – простым.

Почему любовь может причинять столько боли? Разве это не трепетное и сильное чувство, которое должно тебя делать только лучше?

У меня свидание с супер-врачом, которого я встретила сегодня утром. Я не совсем понимаю, как это произошло. Похоже, сегодня я притягиваю всевозможные неприятности и проблемы.

В этой больнице жизнь каждого имеет значение.

Однажды я не выдержу. Однажды возьму и поцелую его. Однажды пожалею, что мне вообще захотелось его поцеловать.

Боль вообще всегда разная. Она может быть одинаково сильной, но разной по сути. У боли и любви много общего.

Eсли у тебя появились к кому-то чувства, не игнорируй их, думая, что в твоей жизни нет места любви. Для чего тогда есть?

Есть вещи, которые происходят, потому что должны произойти. Иногда они причиняют боль — чтобы потом жизнь изменилась к лучшему.

— Мне важно мнение близких, как и они сами, а остальные… — пожимаю плечами. — Зачем думать о ком-то, кто не думает о тебе?

— Я думал, ты ненавидишь тусовки. — А я — что тебе нечем думать! — Вот теперь я тебя узнаю, Лисенок, — улыбается Кот с таким видом, словно выиграл войну. — Ты обольщаешься, Кот. Ты меня совершенно не знаешь.

Серые глаза напротив горят надеждой, радостью и восхищением. Раньше я могла часами смотреть в них, думала, что вижу целый мир, всю Вселенную, свое счастье, но теперь в них лишь светлые крапинки на темной радужке и черные зрачки.

Ее глаза все сказали, а они не лгут, никогда не лгали, но я слишком поздно научился понимать, что именно она прячет за голубой пеленой. Я вообще многое научился понимать слишком поздно.

Когда мы встречаем в новой жизни людей из прошлого, всегда хочется быть лучше той, кого они знали. Особенно если эти люди тебя обидели.

Жизнь одна, и взять от нее нужно по максимуму.

В глазах Назара вспыхнул неподдельный интерес. Он больше не раздражал. Наоборот, меня тянуло к нему со страшной силой… – Тогда о миллионе долларов, – сказал Кушнер, – хотя моя любовь стоит дороже. – Любовь должна быть бесценной, самовлюбленный ты пингвин, – улыбнулась я. – А я мечтаю об арбузе.

Мы целовались в этой арке так долго, что в какой-то момент я совсем потеряла счет времени. Прощаться не хотелось.

Не без сложностей, конечно, но в этом городе мне даже дышится по-другому. Время от времени меня обволакивало непривычным счастьем. Я сделала это. Я уехала. Я классная, смелая, и лучшее у меня впереди.

Самое лучшее случается, когда совсем не ждешь.

У карт не было секретов или хитростей, которые он не мог разгадать. Какое-нибудь место он умудрялся узнать с помощью карты лучше, чем человека.

Лучше уж бодрствовать и мучаться от боли, чем валяться без чувств.

Имена обладают силой. Всегда.

Большинство людей смерть пугает. Им хочется, чтобы между ними и вечностью оставалось некоторое расстояние. И потом, должен же у мертвых быть свой уединенный уголок.

Живым свойственно давать обещания, которые они не в силах сдержать.

Такова была истина леса: жизнь и смерть в равной мере сочетались в нем.

Вест потрясло, какой старой выглядела эта женщина. Ей не исполнилось еще и тридцати пяти, но она тянула на все пятьдесят. Нижняя челюсть отвисла, кожа была мертвенно-бледной. Глаза не фокусировались; похоже, она даже не заметила появления визитеров и никак не отреагировала, когда доктор салфеткой вытер ей рот. Он глянул на Вест, словно говоря: «Я же предупреждал».

Описать не могу, какие чувства это вызывает во мне. Никогда раньше я таких не испытывал. Я раздавлен. Опустошен. В ужасе. Точнее, в панике. Следующая мысль, которая приходит мне в голову: надо немедленно избавиться от улик. Прежде чем кто-нибудь выяснит, что я знал, где она, и свалит на меня всю вину. Моя рука тянется к кнопке «удалить».

На несколько секунд в кабинете воцарилось молчание, потом шеф медленно погладил усы. – Как все вы знаете, мы собрали это совещание, чтобы принять решение: продолжать расследование нынешним составом или сократить его. В идеальном мире мы, конечно, расследовали бы каждое преступление до логического финала. Так что когда мир станет идеальным, я дам вам знать.

Я держу камеру в руке, как камень. Она – моя единственная надежда. Когда он поднимет тент, я ударю его камерой, выскочу и помчусь со всех ног. На мгновение мне представляется, каково это – сидеть в его подвале, прикованным к стене рядом с Оливией. Времени на страх нет, но мне все равно страшно.

Мне нужно больше улик. И хотя я толком не разбираюсь, как полиция их добывает, кое-какие представления у меня есть благодаря кино. Судя по кино, этот процесс мало чем отличается от исследований, которые проводят ученые. А как я вам уже говорил, ученый я первоклассный.

Прилив явно сильный. Океана я не вижу – не вижу вообще ничего, кроме мутного свечения в воде. Я никогда не так не задерживался, и на мгновение замираю в нерешительности, гадая, нет ли другого выхода. Может, лучше остаться и подождать, пока вода спадет? Но я соображаю, что так нельзя. Пещеры заполняются до самого потолка; я знаю это, потому что на нем сидят моллюски. Выбора у меня нет.

Один некромант съехал с катушек и оживил инфернального Раскольникова. В итоге экскурсия превратилась в аттракцион. За туристами, размахивая окровавленным топором, бегал бородатый мужик и восклицал – «А сейчас мы внимательно посмотрим, тварь ли вы дрожащая, или право имеете, муа-ха-ха!».

– Подождите, а на основании чего мы должны забрать вашего дедушку в участок? – Да не моего дедушку! Один мой дедушка умер семь лет назад, а другой – в прошлом году! – Сколько же у вас там мертвых дедушек? – растерялся полицейский, потеряв нить, ведущую к претензиям. – Всего один, но нам и его хватает! Арестуйте дедушку моего мужа, пожалуйста!

– Я пытался всем купить идентичные современные лопаты, но, понимаешь, воскрешенные как-то разом приуныли. У всех все одинаковое, никто не может покрасоваться эксклюзивом, вот их мотивация работать и доживать и пропала. Видимо, мертвяки помнят что-то из прошлой жизни и в качестве сублимации замещают айфон лопатой...

Я надеялась увидеть на камерах что-то сверхъестественное – вроде приказов, подписанных кровью, коллективных танцев вокруг очерченной пентаграммой кофе-машины или командообразующих тренингов, включающих сожжение худших работников месяца…Но офис и его работа выглядели даже не просто обычно, а весьма тоскливо и прозаично.

Араун с диким лаем потянул меня вперед. – Извините, мне очень жаль! Он чует все недоброе и неправильное. Наверно, сейчас приведет меня к вашему артефакту. Однако пес влетел на кухню и необычайно энергично схватил со стола надкусанный бутерброд с колбасой. – Колбаса уже и правда не та, – со смехом пожаловался Гилиад.

– У тебя с собой фирменная обувь петербуржца? – Резиновые сапоги? Всегда!

Но я влюбилась. И поверила. И смысла сопротивляться больше не видела.

Надоело все. На бывшего я забила, а на горизонте нет никого. А одинокой надоело быть. Хочу целоваться и слушать комплименты.