Я чувствовала себя чужой в отчем доме, а сердце Винсента стало моим пристанищем.

Фабиану же было совершенно наплевать, видели они его превращение или нет. Сейчас весь свой мир он держал в объятиях, и остальное просто утратило какое-либо значение.

— Мы с вами похожи, Фабиан. Мы оба чужие для двух миров и не можем принадлежать одному из них полностью.

— Ты ждешь руку помощи, — глухо прозвучал ее голос. — Освобождения. Хочешь, чтобы кто-то вытянул тебя из тьмы. И я могу это сделать.

Нить его жизни прочно вплелась в неприглядную паутину мрачных событий, и уже не было никаких шансов из нее выпутаться.

— Я действую один, — пророкотал Фабиан. — Ну же, я жду Сорина Дюлора. Иначе это… — он кивнул на бьющегося в его магической хватке вампира, —…перестанет быть игрой.

«Историю о демоне, тайком пробравшемся на собрание клана вампиров, они точно будут пересказывать своим детям», — весело подумал Фабиан.

Я хотела бы любоваться им вечно: острыми чертами лица, сонными карими глазами, зацелованными губами и волевым подбородком. Я мечтала касаться его день за днем, столько, сколько захочу, пока пальцы не сотрутся об его кожу. Если бы нам было можно… если бы у нас осталось время…

Амир припал к моим губам с тем же отчаянием, что скреблось внутри меня самой. Мы, как два путника в пустыне, пытались напиться друг другом, запомнить и никогда не забыть. Прежде чем разойтись навсегда.

— Амаль, ты восхитительна, — выдохнул Амир мне в губы, и горло нещадно сдавило от нахлынувших эмоций. Так рушатся миры и спадают оковы.

— Разве ты этого еще не поняла? — Амир наклонился ближе, и наши лбы соприкоснулись, а дыхание смешалось в одно. — Я утонул в своих чувствах к тебе.

Уверен, у многих есть та любовь, которую можно вытравить, только остановив сердце. И сколько бы ни встретилось потом других, все они будут «после» нее. Чувство той же силы уже не вызовет ни одна живая душа, даже если ты сам эту любовь ненавидишь.

Когда ты влюблен, то готов мириться с каждым из демонов, живущих в душе любимого человека. Сколько бы этих тварей там ни было.

Единственный способ, которым ты могла бы когда-либо разочаровать меня, — не жить своей жизнью в полной мере. Не гоняться за тем, что тебя вдохновляет. Ты заслуживаешь этого. И ты заслуживаешь кого-то, кто хочет этого для тебя.

Наблюдать, как Ретт скачет верхом на быке, — такого волнения я никогда не испытывала. Это высшая степень демонстрации мужественности. Он достаточно сумасшедший, чтобы вскарабкаться на животное, которое хочет его убить. Достаточно сильный, чтобы удержаться. И достаточно опытный, чтобы хорошо выглядеть, делая это.

Такие девушки, как я, обычно не общаются с такими мужчинами, как он.

Я задерживаюсь на несколько минут, потому что, когда Саммер Хэмилтон говорит мне прыгать, я отказываюсь отвечать вопросом: «Как высоко?»

Быть Реттом Итоном, мальчиком из маленького городка. Не Реттом Итоном, выдающимся самоуверенным наездником на быках. Обычно я закатываю глаза, хотя в глубине души знаю, что это хороший совет. Один — настоящий я, другой — напоказ. Проблема в том, что теперь не так много людей знают меня настоящего.

Малин Штром была моим прекрасным крахом. И я приму любую боль, если смогу получить ее. Уничтожайте меня. Калечьте меня. Лишь дайте ее мне.

— Любовь опаснее страха, — сказал я. И все же именно страх любви сейчас звенел в моих словах. — Она приносит уязвимость, отвлекает и рисует жестокие мишени на головах других людей, если враги прознают о тех, кто для тебя важен.

Я знала, прилагая усилия, мне еще предстоит достать Кейза из той маленькой щели, что была в его твердом панцире. Но я сделаю это. Я выдерну его из собственной тьмы.

— Почти каждый день я презираю все, что было в прошлом, — сказал я, понизив голос. — Кроме тебя.

— Почему ты ненавидишь меня? — ее голос был хриплым. — Помоги мне понять, и я клянусь, если захочешь, чтобы я ушла, я уйду. Я оставлю тебя в покое.

По правде говоря, я не знал, как быть Кейзом. Больше нет. Но впервые за много лет мне этого захотелось.

Я любила так сильно, что это причиняло мне боль. Моя любовь к тебе заставляла богов завидовать.

Разве любовь руководствуется логикой, когда приходит в жизнь человека? Разве она не врывается в нашу жизнь внезапно?

Карты, которые мы выбираем наугад, не определяют нашу судьбу. Мы сами строим свое будущее.

— Не оставляй меня. — Если небо и земля поменяются местами, Китана… Только тогда я покину тебя.

Если бы мы были совершенны, нас называли бы богами, но мы всего лишь люди.

Мужчины не могут забыть женщин, которые застают их врасплох.

Аннуил была права; странно, что мы до сих пор не столкнулись ни с одним фейри, особенно в таком месте. В Центральном парке имелось все, о чем они могли только мечтать: искусство и воображение, великие просторы природы, неиссякаемый источник чар от людей, что проходили мимо. Это место просто должно кишеть фейри.

Я едва ли мог осознать это. Я не понимал, что должен испытывать в этот момент — отвращение, ужас, радость или просто сойти с ума. Но знал одно: мне надо обсудить все с Меган, узнать, почему она посчитала, что держать нас в неведении так важно.

Фейри всегда предлагают то, что вы желаете больше всего на свете, в красивой сверкающей упаковке, но цена всегда слишком высока. Непомерно.

Мне нельзя расслабляться и привыкать к этой девушке, и необходимо сохранять бдительность. Стоит только позволить людям сблизиться со мной, как фейри тут же превратят их в мишени. Я отказывался повторять эту ошибку.

Я собирался оставаться по эту сторону Завесы и не думать о том, что происходит в Фейриленде. Как бы сильно он ни пытался затянуть меня назад.

Как-то раз он сказал ей: – Куда бы ты ни отправилась, я везде тебя найду. И она поверила ему. В ее душе до сих пор теплилась надежда – даже после того, как все остальное, во что она верила, разбилось в щепки и исчезло, она по-прежнему держалась за единственную надежду: он дойдет, а если будет нужно, доползет до нее.

— Боль редко уходит совсем. Она просто видоизменяется.

— Единственное, что неизменно в жизни, — это перемены, — отметила богиня, — нельзя говорить о дорогах жизни, как о правильных и неправильных. Мы все выбираем всевозможные пути и принимаем разные решения…

Тем не менее главное — это то, что он был здесь. А значит, теперь они смогут попытаться разобраться во всем этом вместе.

— Кого бы ты исцелила первым, – поинтересовалась она, – если бы все в мире страдали от боли? Ты не думала о том, что твоя жизнь может быть гораздо важнее, чем жизни других людей? Не торопись становиться мученицей, дитя мое.

— Я тебя люблю, — прошептал он, зная, что она спит и не услышит эти слова, — что бы ни случилось, помни об этом!

Но на этот раз все будет иначе. На этот раз она призовет на помощь самую настоящую, живую грозу. И она не станет поддаваться сиюминутной панике и страху, а сделает решительный шаг.

Эландер узнал этот отрешенный взгляд, плотно сжатые губы и решительно сведенные вместе брови. Она вновь пыталась унять растущую панику.

Эландер вздохнул. Он никогда не знал, что нужно делать в такие моменты, когда граница между слугой и обеспокоенным другом окончательно стиралась.

«Единственный выход — это пройти свой путь до конца».

Когда она наконец подняла на него глаза, ее взгляд нельзя было назвать мягким: в нем снова горел огонь.

Он предпочел меня своей жажде мести. Он предпочел меня своим братьям. Он предпочел меня собственной жизни.

Мое влечение к Миколаю непреодолимо. Это больше, чем просто страсть. Все мои чувства и эмоции сплелись воедино: страх, опасность, возбуждение, держимость итоска. С этим насыщенным коктейлем нечто настолько обыденное, как влюбленность, даже не сравнится. Это сила природы. Это чертово цунами. Оно берет надо мною верх.

Когда ты теряешь любимого человека, ты уже не можешь его защитить.

Любовь — это единственное, что нельзя украсть. И нельзя создать. Она либо есть, либо ее нет. И если любовь есть, отобрать ее невозможно.