Если бы не добрые слова Викланд, если бы не молодость, принимающая всё за чистую монету, если бы не наивная вера во всё хорошее, я бы тоже заболела. Но я не заболела.

С того времени, когда мне впервые предложили написать воспоминания, утекло много воды. Стала другой страна, издаётся много разных книг, но главное, теперь любой может напечатать свою и, что удивительно, находятся читатели даже для совершенной чепухи! И это тоже вдохновляет, снимает ответственность, развязывает руки.

Господи, этот парень меня с ума сведет. Нельзя так радоваться лишь потому, что он знает, какой я люблю кофе и принес мне завтрак, пока я спала.

Не припомню, чтобы меня настолько влекло к кому-нибудь. Не только физически, не только. Мне хотелось знать каждую его мысль, проникнуть в них, чувствовать себя в них комфортно.

Он заполнял собой все, он был в каждом поцелуе, в каждом вздохе. Он гладил рукой мой затылок, его губы блуждали по моему лбу. Меня никто никогда так не целовал. Так спокойно и так проникновенно. Как будто ничего не было важнее в этом худшем из миров.

Тепло его ладони на моей спине, прикосновение его тела заставили мое сердце биться быстрее. Меня окутал запах Эммета. Свежесть и мягкость чистой одежды. Чертов софтбой.

Они так долго держали меня в заключении. Они издевались надо мной. Я не видел, как растут мои дети. Я лишился своего брака, потерял лучшие годы своей жизни. Я испытывал чувство озлобленности... Но я понял, что если, миновав тюремные ворота, сохраню в себе ненависть к своим тюремщикам, то они останутся со мной. А я хотел стать свободным. И поэтому я отказался от ненависти. Я забыл ее...

Это один из самых важных моментов в жизни нашей страны... Вы проявили упорство и решимость вернуть себе эту страну, и теперь каждый из нас может с нескрываемой радостью громко провозгласить на весь мир: ”Свободен! Свободен! Наконец-то свободен!” Я преклоняюсь перед вашим мужеством и стою сейчас здесь с сердцем, полным любви ко всем вам... Я ваш слуга… Важны не отдельные люди, а коллектив…

Когда телевизионная команда сунула мне к лицу какой-то темный пушистый предмет, я слегка отшатнулся, задавшись вопросом, не было ли это каким-то оружием, о котором я, сидя в тюрьме, еще не успел узнать... Оказавшись посреди толпы, я поднял вверх правый кулак — и вокруг меня раздался настоящий рев. Я не мог открыто позволить себе этого жеста нашей организации в течение двадцати семи лет...

Наша тюремная камера стала своего рода съездом борцов за свободу, которые раньше были разбросаны по всей стране. Многие из нас жили в условиях строгих ограничений, запрещавших нам встречаться и разговаривать друг с другом. Теперь наш враг собрал всех нас под одной крышей, что стало самым крупным и продолжительным внеплановым собранием Альянса Конгресса за последние годы.

Он являлся белым африканером... У него не было ни малейшего желания идти против той системы убеждений, которая сформировала его личность. Поэтому, с одной стороны, он поддался этому давлению, приговорив нас к пожизненному заключению, а с другой стороны, оказал этому давлению сопротивление, отказавшись вынести нам смертный приговор.

Я, скорее, рассердился, чем возбудился после выступления вождя, восприняв его слова как невежественные комментарии человека, который не был в состоянии оценить ценность образования и тех преимуществ, которые белый человек принес в нашу страну. В то время я смотрел на белого человека не как на угнетателя, а как на благодетеля, и поэтому считал, что вождь был чрезвычайно неблагодарен.

«Она уезжала. Надо было дожить отпущенное ей время, как доживал этот город – щедро, на людях. В трудах и веселье».

«И опять, как в первые минуты, ее настиг соблазн: ступить – с причала, с набережной, с подоконника, – уйти бесшумно и глубоко в воды лагуны, опуститься на дно, слиться с этим обреченным, как сама она, городом, побрататься с Венецией смертью…»

«У неё, как у шпиона, была легенда. Она и батю предала, с ожесточением думал он. Батя много лет прожил с женщиной, которая… И оборвал себя: «Постой! С чего ты взял, что батя не знал маминой тайны? Что вообще ты знаешь о своих родителях – ты, случайно возникший на излёте их затухающей супружеской жизни?»

«Вы когда-нибудь слышали, читали о ней? Очень жаль: это была фигура удивительная, из тех, кого называют харизматической личностью. Впрочем, ее по-разному называли: Маша-цыганка, Мария Нахичеванская, Маша-ханум. Красивая была, экстравагантная, на собственном поезде разъезжала, вся в мехах и драгоценностях. Японские журналисты называли ее королевой бриллиантов. Словом, истинно: атаманша».

«… ночи боюсь. Боюсь уснуть... Стоит мне закрыть глаза – она уходит от меня по трапу самолета... Ее царственная спина, прекрасней которой я не видел в жизни... И каждую ночь она оборачивается... Она оборачивается и говорит мне: – Давид! Я жду тебя...»

На следующий день на допрос Шульца к двенадцати часам Пахомова с Зоей Ивановной на посольской «Волге» привез Володя. Шульц вошел в комнату, с виду спокойный, но хмурый. Усевшись в мягкое кресло тихим хриплым голосом произнес не глядя на следователя: «Вы не обманули».

Ярцева спустилась в каюту. Весь день, пока матросы отталкивали баграми от бортов мины, употребляя при этом самые нежные выражения, как велит неписанный морской закон, а отогнав, пускали вслед отборные ругательства, доктор старался не оставлять без внимания даму.

То, что удалось тебе сделать, судя по всему, может обернуться одним из самых серьезных провалов американской военной разведки в Европе. Поэтому твои западные хозяева готовы стереть тебя в пыль и, дабы сохранить себе жизнь, ты не врешь, что готов поделиться со мной причитающимся вознаграждением.

В районе площади Александерплац Володя прибавил газу, вынудив «сопровождающий» их автомобиль также ускориться, чтоб не отстать. «Волге» с дипломатическими номерами небольшое превышение скорости, находившийся поблизости экипаж ДПС в штацком простил, а идущий следом «вартбург» был остановлен.

Попробую убедить высокое начальство, но ничего обещать не могу. Касательно тебя, Зоя, действуй осмотрительно. Если удастся завербовать Перова, то считай, что голова у тебя на плечах останется. Остальное, правда, не гарантирую. И еще запомни – днем встречаешься с Перовой, вечером – ко мне с докладом.

Генерал Белкин, как следовало из написанного, ночью 27 ноября ехал из Карловых Вар в Прагу. Под утро, недалеко от чешской столицы, на обочине перед мостом, увидел разбитую машину «шкода». В ней – два окровавленных трупа. В одном из них генерал опознал сотрудника МГБ СССР полковника Рыбкина.

Даже сейчас я хотела бы убить того преступника. Я не могу простить ему его самоубийство. Трусливый ход, нечестный. Он не заслужил быстрой смерти. Нужно было напоить его собственным ядом, капля за каплей, пока он не выплюнет все свои внутренности и не начнет кататься по полу в своей собственной рвоте и испражнениях. Хочу, чтобы эта мука растянулась на дни. Вот чего я хочу.

В сущности, все очень просто. Когда в доме, где живут десять человек, неожиданно погибают девять и выживает один, кто же преступник? Это вам не детектив. Ответ прост: преступник – выживший. Вот о чем я.

Все были очень раздражены. Человек, совершивший массовое убийство, был среди нас, но мы не видели его лица, не знали, кто он. Лишь то, что он где-то рядом. Разумеется, он был рядом все это время. Мужчина в черной бейсболке и желтом непромокаемом плаще-дождевике.

Пусть это всего лишь мое личное мнение, но «необычность» для меня является важной частью японской культуры. Она допускает саму возможность увидеть красоту в чем-то несовершенном, порой даже неприятном. Холодно наблюдать за чем-то отталкивающим, чтобы отметить красоту его формы, не осуждая.

В тот день в стакане, которым преступник прижал письмо к столу, обнаружили цветок коммелины. Мои одноклассницы, все как одна, решили, что это оберег от зла. Они верили, что, если повсюду будут носить с собой закладку для книг с цветком на ней, то не станут следующей целью жестокого убийцы. Все бросились искать цветы коммелины.

Страх – это приправа, заставляющая нас поверить в правдоподобность. Правильное его количество способно сделать любую историю правдивой.

Когда Марина с детьми вошла в наш дом, у меня было ощущение, что 15 лет, которые я проработала с дуэтом Климова — Пономаренко, завершились только вчера. Никаких обид от меня и только комплименты от Марины: «Вы даже не представляете, как в те четыре месяца перед Олимпиадой в Альбервилле, встречая вас на соревнованиях, мы искали ваш взгляд».

Всегда помните: даже если у вас конфликт или непонимание с вашими детьми, родители — самые главные и любимые люди в жизни вашего внука. Никаких обсуждений их с внуком. О ваших обидах и порицаниях просто молчок. Вот и тренера недопустимо обсуждать с детьми с позиций обиженных родителей.

Я часто делала две ошибки на этой «сцене»: перед камерой сажала в середину ассистента (как-то неудобно обижать) или даже не присаживалась, торопясь готовить к старту свою еще не выступавшую пару. Так я подчас не ценила ту популярность, к которой так мечтали прикоснуться другие. Избегала интервью, хотя их и было много.

Спортсмены обычно легко ранимые люди. Молодые, еще по-настоящему и жизни-то не знают. Изо дня в день напряженно работают на льду и в зале, у них часто раздевалка на катке — основное место общения. Не случайно они уступают своим сверстникам в жизненном опыте. Молодежь вне спорта опытней и взрослее.

Шуба в советском фигурном катании и особенно в танцах на льду служила демонстрацией достатка и успеха. Во время разминки подопечных тренеры танцоров выстраивались у бортика в «меховой» ряд. ... У меня шубы не было и, честно говоря, не намечалось. Зато разговоры о ней занимали солидное место во время семейного ужина. Однажды мама сказала: «Я договорилась!»

Несколько лет назад известная американская пара закончила свою карьеру, выиграв все, что можно выиграть. Оба были небольшого роста. Партнерша не обладала ни внешней привлекательностью, ни балетными пропорциями. Но их катание завораживало. Образы, которые они создавали в своих программах, заставляли забывать о недостатках.

Признание проблемы – половина ее решения.

Только он мог разглядеть во мне крошечные осколки света, тускло мерцающие в темноте страхов и сомнений.

Злость и обида - темные, иссушающие эмоции, особенно если на них зациклиться

У тех, кто говорит, что «время лечит», очевидно, никогда не было по-настоящему глубоких ран

Наши ошибки помогают нам трезво смотреть на мир. Ошибки и несовершенства делают нас настоящими.

Философский трактат о взрослении и природе реальности Booklist

Vita Nostra по-прежнему остается одной из самых «читабельных» книг на русском языке — настолько реален созданный в книге кривой, странный и страшный мир Анастасия Завозова — главный редактор Storytel

Эмоциональная насыщенность произведений Дяченко запредельна, они требуют от читателя такого самоотождествления с персонажем, что это можно сравнить только с острой влюбленностью... Журнал «Питерbook»

Я сейчас вышел на улицу.. Идут люди.. Я вижу их.. Но.. Я вижу их какие они на самом деле.. какие эти люди могли быть.. И в них это есть.. Внутри.. Но они все не живут своей жизнью.. Я вижу как они могли выглядеть на самом деле и кем они могли быть.. Если бы они были собой.. были бы настоящими.. и сильными.

Какое счастье выкинуть телефон с этими номерами.. соцсетями.. И взять новый телефон.. И познакомиться с новым человеком и поговорить с ним.. А остальных больше никого нет.. Одежда.. Эти вещи.. Может пришло время снять этот деловой костюм.. И надеть что-нибудь другое.. Или наоборот, хватит ходить в непонятной одежде.. одень себя как в журнале Форбс..

Люди зомби.. они разговаривают не опираясь на разум.. А опираясь только на эмоции.. Так что они говорят одно, делают другое.. эти люди так как неразумны.. Они не могут строить планы.. Ведь их мысли и настроение берутся от эмоций.. а эмоции провоцируются окружающим миром..

Уживаюсь я тем, что пробую играть роли разных людей.. Сам создаю себе развлечения или проблемы, чтобы хоть что-нибудь почувствовать.. Друзей нет, так они люди, и я знаю, что такое дружба на самом деле, как это появляется, происходит и на чем держится.. И иллюзия меня эта не берет.. Так же и отношения.. Так же и работа.. Зачем это «глупое беганье в колесе за морковкой, которая висит перед тобой»

Все стандартно.. Все со стороны видно.. И люди.. Люди не разные.. Люди одинаковые.. Есть категории людей.. Но это определенное количество.. Как пример есть 12 типажей людей.. Всего 12.. Но люди этого не замечают, не замечают, так как все все оценивают по внешним признакам.. На все глядят материально.. и то неполноценно и невнимательно.. Но есть.. есть то, что схоже..

Состояние в себе. Стабильное эмоциональное состояние. Тепло. Вера. Нет страха. Ясность сознания. Глаза смотрят на затылок. Тяжелая голова. Свет столбом и в нем ты. Невероятная внимательность. Усиленное воображение и планировка всего. Точнее анализ всего. Доброта. Принятие всего.

У некоторых дам были на этот счет свои тайные секретики: так, например, они уплотняли изнутри остроконечные вершины конусообразных чашек разнообразной «начинкой», состав которой оставался известен только им.