Пластунов тогда считали смертниками, мало кто доживал до конца службы, ежедневно выполняя опасные задания и участвуя в рукопашных сражениях с хитрым и умелым врагом. Владимир продержался в таком режиме целым и невредимым целый год. Сказались природные физические данные и подготовка мастера джиу-джитсу Китаева.

Но жертвы и пролитая кровь "Бешеных" были не напрасными, Гюрза спас сотни жизней русских бойцов, в том числе, новобранцев, которые под его началом из испуганных срочников в считанные недели превращались в опытных псов войны. Сотни убитых ими боевиков никогда больше не выстрелили в сторону России.

Врангель грамотно спланировал отступление, притормозив красных с минимальными боевыми потерями и соприкосновениями. Сотни тысяч русских мужественных людей навсегда покинули Родину. А те, кто хотел продолжать сражаться, срывали с себя сверкающие на солнце золотые погоны, и уходили партизанить в горы.

Считалось, что в берсерков вселялись духи могучих хищников Севера. Они делились на ульфхеднов, чьим тотемом был волк, и на эйнхериев, в которых на время боя входил Дух медведя. Были берсерки и среди наших предков. Термин «Русь» изначально обозначал воинское сословие у викингов и северо-восточных славян.

Нардо без усилий увернулся от противника, ухватил его за шею и за правую руку и несколькими чисто киношными приемами, используя бросок и количество движения массивного противника, крутанул его, как марионетку, и ударил головой о заднюю дверцу. «Game over», «Игра окончена», как гласила мрачная татуировка, неумело наколотая на шее Джордано, лежавшего без чувств на земле.

Прошло немногим более пяти минут, и колокольчик снова зазвонил. Нардо сразу же открыл дверь и увидел Сабину, всю в слезах: – Мою машину сожгли, Нардо. Там пожарные, и вот-вот приедет полиция. Я не хочу их видеть. Он не ответил, вдруг став холодным и серьезным. А Сабина прибавила, улыбаясь дрожащими губами: – У тебя найдется зубная щетка для новой клиентки?

– Чтобы ликвидировать противоречие, я должен знать все о тебе, о вас двоих, и все, что ты знаешь о нем, или полагаешь, что знаешь. Из-за дел сердечных люди идут на самоубийства, и тебе это прекрасно известно. Я смогу уберечь от этого, если вмешаюсь вовремя. Однако по условиям игры я – хороший, он – плохой, а ты – моя рабыня. Других ролевых вариантов не существует.

Она открыла дверь – и в лицо ей ударил тяжелый запах. Все вокруг было заляпано кровью и чем-то желтоватым. Сабина в смятении прошла по кровавому следу по коридору до самой гостиной. Затаив дыхание, не обнаружив ничего подозрительного, заглянула за диван и увидела другие следы, более красные…

– Мы обнаружили некоторые совпадения в звонках, как бы это сказать… наиболее «динамичных»… – В тех, где речь явно идет о прямой опасности? – Именно. Помните звонок с пьяцца Ре ди Рома? Мы выяснили, что служба «один-один-восемь» приехала через двадцать минут после звонка, потому что бывший муж звонившей Нардо женщины «упал с лестницы» в метро и сломал себе тазовую и бедренную кости.

– Э… Видите ли, доктор, тут есть одна загвоздка, о которой вы должны знать. Мы не нашли гильзы. – Ну, может быть, стреляли не из револьвера… – Нет, стреляли, совершенно точно, из полуавтоматической «Беретты». Разрешение на хранение есть. Сама пуля застряла в ночном столике жены, а вот гильзы нигде нет. Научная бригада уже закончила работать, но гильзу не нашла.

Просто иногда так хочется иметь рядом человека, на которого можно опереться.

– Вот вы всегда говорите о том, что в любовных романах феминистские темы... Но что феминистского в том, что женщина не имеет права голоса в принятии решений о своей собственной безопасности? – Они сейчас делают то, что для нее лучше всего. – А кто он такой, чтобы решать, что для нее лучше? – Но в этом суть книги, – возразил Мак. – Они должны научиться доверять друг другу.

Несчастную жену Мак вычислил бы в любой толпе. Натянутая улыбка. Раздраженный, но полный смутных желаний взгляд. Скорбно опущенная голова, руки, теребящие салфетку на коленях. А в это время муж стоит в двух шагах от нее и болтает с приятелями, даже не подозревая, что еще один бокал вина – и женщина, которую он обещал любить и лелеять, покинет его навсегда. Господи, мужчины такие идиоты.

Мак нашел любимого автора и взял с полки ее последнюю книгу. «Защитник». Авантюрный роман про агента Секретной службы и дочь президента. Маку нравилось сочетание приключений и романтики, и особенно он любил сюжеты типа «от ненависти до любви». Было что-то завораживающее в такой истории, когда два человека вдруг обнаруживают, что их противоречия делают их идеальной парой.

– Подскажите, пожалуйста, где тут у вас находится секция с книгами о любви? – Вам про брак и самопомощь? – Нет. – Вы, парни, ищете любовные романы? – Именно. – Не припомню, чтобы мужчины интересовались любовными романами. – А нас таких много.

За три года их книжный клуб ни разу не вышел из тени. Они читали тайно. Их было десять: профессиональные спортсмены, городские чиновники, технари-гении и владельцы бизнеса. Сам Мак владел несколькими барами и ночными клубами Нэшвилла. Всех членов клуба объединяла любовь к книгам, которая сделала их лучше как мужчин, как любовников, как мужей. Что касалось последнего пункта – за исключением Мака.

‒ Хьюго сказал, подъемники сегодня закрыты? Мэтт кривится: ‒ Да, боюсь, что так. Не знаю, слышали ли вы новость… Хьюго поднимает глаза. ‒ Какую новость? ‒ Про труп. На курорте нашли труп.

Хорошо бы Реа сейчас тоже легла, чтобы не ставить меня в неловкое положение… Один Господь знает, что она хочет показать. Мне нужно подписать с Кэмероном договор. Нужно, чтобы Саймон инвестировал в мою компанию – правда, он сегодня перепил даже Реа, так что, вероятно, об этом можно не беспокоиться… Мои пальцы натыкаются на упаковку с таблетками, и я вытаскиваю ее наружу. Это не парацетамол.

‒ Я считаю, нам надо подождать до шести, ‒ говорю я. ‒ А если они не вернутся? ‒ Ну тогда, думаю… думаю, придется сообщить спасателям. ‒ Которые ничего не смогут сделать при такой погоде. Повисает пауза. ‒ Если они не вернутся, у них нет шансов. И тут звонит телефон.

‒ Эй! Есть тут кто-нибудь? Никого. Все более-менее здравомыслящие люди попрятались по своим уютным шале и апартаментам. Доезжаю до низа – там тоже безлюдно. Чувствуя, что меня вот-вот стошнит, оглядываюсь на наш офис. Если у Энди результатов нет, придется что-то решать. Вот только, если они действительно попали в беду, что бы мы ни сделали, будет слишком поздно.

‒ Боже, Реа, почему ты всегда думаешь только о себе? ‒ резко отвечает Хьюго, что для него нехарактерно. ‒ Мне наплевать, что у тебя похмелье. Так тебе и надо за вчерашнее. Но встать все равно придется. Кэсс пропала, и надо идти ее искать.

‒ Да бога ради! ‒ взрываюсь я. Потом делаю глубокий вдох. Успокоиться. Нужно успокоиться. ‒ Ладно. План такой, ‒ говорю наконец. ‒ Ты беги назад в офис и звони в шале. А я поднимусь и еще раз проверю тропу. Свяжешься со мной по рации, как только дозвонишься, а я вызову тебя, если найду их до твоего возвращения. Если их нигде не будет, то придется заявить.

Ричард становился проблемой для сан-францисских тюремщиков — слишком много у него было посетительниц, некоторые из них ссорились и дрались друг с другом прямо в тюрьме. Телевизионщики узнали о поклонницах Ричарда и сняли обо всех его фанатках сюжет под соответствующим названием «Ромео из камеры смертников».

Страшная тишина в зале суда была осязаема: умы людей осознавали реальность деяний Ночного охотника. Некоторые из представителей прессы подсознательно потянулись к горлу. Одна из поклонниц Ричарда позже призналась, что она сексуально возбудилась при описании всего этого кровопролития.

Ричард сказал, что присутствовал на церемонии, которую вел Лавей. Все были обнажены, и Лавей совершил ритуал над обнаженным телом женщины. Во время церемонии Ричард почувствовал, как ледяная рука Сатаны коснулась его, и почувствовал его присутствие. Это потрясло его до глубины души. После этого он поспешно ушел с церемонии и позвонил матери в Эль-Пасо, умоляя ее помолиться за него.

Вернувшись с войны, двоюродный брат подробнее рассказал юному Ричарду о своих сексуальных победах во Вьетнаме. Эти истории как непристойные, извращенные живописные полотна висели его в голове. У Майка остались фотографии его побед, которые он показывал Ричарду, и они не только придавали объем, жизнь и достоверность его рассказам о доминировании и садизме, но и подпитывали фантазии.

Чем дольше Каррильо размышлял, тем меньше сомневался, что это — новый монстр, блуждающий по Лос-Анджелесу: хитрый, смертельно опасный индивид, страдающий атавистической извращенной сексуальностью, несущей его, как потерявший управление локомотив. Возможно, убийца — ветеран Вьетнама, потому что пальцевые наручники армия США надевала на пленных вьетконговцев.

Ведя машину и наблюдая за людьми, идущими по тротуарам и сидящими в машинах, пережидая красные сигналы светофоров, он думал о жестоком сексе и доминировании. Для совершения успешного убийства важно правильно выбрать время и место. Впоследствии он разоткровенничается: «Хорошему убийце нужно все тщательно спланировать. Когда придет время нанести удар, надо быть готовым ко всему».

Это была расправа – другого мнения не было, да и не могло быть. По телевизору передавали соболезнование – погибло шесть человек, еще двое находились в тяжелом состоянии.

Силов выдернул кольцо и со всего маху бросил гранату в кочку за окном. Граната еще не долетела, а Виктор прыжком бросился на землю. Пораженная тишина обрушилась на бывшую ферму грохотом взрыва.

Силов изо всех сил пытался сохранить спокойствие. Самое страшное, что крутилось в его голове мгновенно испарилось – сейчас он сидел перед своими палачами и понимал – все только начинается…

Гений-полуубийца лежал, уткнувшись лицом в подушку – воздуха не хватало. Повернулся, рядом с ним лежала грудь Лизы, прикрытая рубашкой. Силов, расстегнув пуговицы, открыл ее. Лиза не шелохнулась.

В песочнице валялся красный шарф. Рядом с ним лежал тот самый мужчина. Голова была размозжена до неузнаваемости. Труба, которая прекратила ад Николая и жизнь владельца шарфа, валялась рядом.

Какой-то шум и крик разрезал ночь – голос мужчины не кричал, он орал-визжал. Николай и Виктор оглянулись назад. Тени, прыгающие от света вывесок и одинокого фонаря – все, что можно увидеть.

Судья Родз еще раз прошелся по всем пунктам, добавив, что смертный приговор заменят пожизненным без права на апелляцию, если Винсент Кинг признает себя виновным. Уок трудно вдохнул. Сделка предложена. Когда прозвучал вопрос о признании вины, Винсент взглянул в глаза Уоку и отчеканил: – Я невиновен.

– Иди в гостиную, Уок, – произнес Винсент. Горячий, липкий от пота лоб; ствол, нацеленный на друга детства. Осознание ситуации не заставило Уока опустить оружие. Им управлял адреналин. – Что ты наделал? – Поздно, Уок. Уже ничего не исправишь. Иди в гостиную, позвони кому следует. Я буду здесь, с места не сдвинусь.

– Не хочется, ох как не хочется применять к тебе особые методы… Прозвучало это так, что Дачесс поверила в его нежелание. – Но ты все равно применишь. – Да. Он вытянул ручищу, едва не коснувшись Дачесс, порылся в бардачке, извлек солнечные очки. Захлопнул крышку не прежде, чем на Дачесс зыркнуло пистолетное дуло.

Из гримерок она вышла собственно в зал, прямо к бару, где бокалы и бутылки множились в зеркальной стене. Взяла бутылку «Курвуазье», открыла, облила кожаный диванчик. Достала спички, подожгла сразу весь блок, швырнула в кабинку, уставилась на гипнотическое голубое пламя.

– Я тут про Винсента Кинга думал. Говорят, он сегодня выходит – это правда? – Правда. Милтон присвистнул. – Тридцать лет, Уок. Должно было быть десять, и то – в худшем случае. И было бы, если б не драка. Отчета о ней Уок не видел, знал только, что на его друге две смерти. Десять лет переросли в тридцать, непредумышленное убийство – в умышленное с особой жестокостью; пацан вырос в мужчину.

– Ты слыхала про Винсента Кинга? Они как раз переходили Фишер-стрит. Дачесс взяла Робина за руку. – Почему ты спрашиваешь? Что тебе известно? – Что он убил тетю Сисси. Тридцать лет назад. В семидесятые, когда каждый дядька ходил с усами, а мама причесывалась по-другому чем как сейчас.

Я представляю, как еще пару минут назад она взялась за скрипучую дверную ручку. Как отворила дверь, которая из лучших побуждений обычно оставалась открытой, и которая из лучших же побуждений теперь всегда затворена. Мне представляется ее лицо, и как у нее подскочило сердце, когда Кирстен шагнула в комнату. Белые стены, оклеенные тобой, Лена. Твоими лицами.

Мне грустно, и, кажется, дедушка единственный меня понимает. Вчера он пообещал, что заберет меня домой. Еще он сказал, что я должна лишь отвечать на вопросы, чтобы фрау Хамштедт со своими помощниками и полицейские остались довольны, и меня бы поскорее выпустили отсюда. Йонатан, конечно, не в состоянии отвечать на вопросы. Он так отупел от синих таблеток, что разучился разговаривать.

Чуть затхлый запах напомнил о мебели в доме моей бабушки. Он протиснул руку между подушкой и моей щекой и грубо развернул лицом к себе. Заставил смотреть ему прямо в глаза. – Сделай себе одолжение, задайся вопросом. Подумай, шучу ли я. Хочу ли просто нагнать на тебя страху. Или же я вполне способен тебя убить. – Нет, не шутишь, – выдавила я.

Последние четырнадцать лет эти идеи и составляли наше жизненное пространство, единственное, где мы могли существовать. Теперь этого места не стало. Мы плывем где-то в вакууме, там, в небесах. Как два астронавта, которым оборвали кислородные шланги. Я беру Карин за руку. Мне не хочется одному затеряться в этой черной пустоте.

Я просто лежу, как мертвая туша. Как лежала ночами, пока твой муж водружался на меня. Глаза крепко зажмурены. Я знаю, что разразится настоящий ад, как только я открою их. Мне страшно, Лена. Ужасно страшно.

– И все-таки мама совершает глупости? Я наклоняюсь вперед и складываю ладонь в секретную трубку. Мы придумали такой способ говорить, но нам нельзя использовать его, когда папа дома. Сестра Рут поворачивает голову, чтобы я могла приложить секретную трубку к ее уху. – Она хотела по неосмотрительности убить папу, – шепчу я. Сестра Рут отдергивает голову.