Мимо, не жалея шин на крутом повороте, в открытые ворота посольства буквально влетел автомобиль. На «хвосте» у него висела многочисленная погоня. Но въезд для них, резко подавшись вперед, перекрыл большой черный лимузин, на полированном до глянца капоте которого развевался красный флажок с серпом и молотом.

Китель Шмеля был в крови, поэтому Фауст схватил китель перебежчика, быстро охлопал его. Во внутреннем кармане оказалась красная книжечка с золотым тиснением «КГБ». Внутри фото. «Шашкин Иван Викторович Восьмое управление КГБ СССР», - прочитал Павел и внутри у него все похолодело.

Время вышло. Надо было принимать решение. А решение было только одно. Фауст перевернул предателя на живот, плотно прижал к голове мужчины диванную подушку, вдавил в нее ствол пистолета и дважды нажал на курок. Два глухих хлопка, и тело под ним резко дернулось.

Затем время как будто стало течь медленнее. Открывается дверь, сразу удар в кадык и отход в сторону. Мелькнул «Шмель». Один сотрудник как сидел в кресле, так с ним и покатился от мощного удара ногой. Другой был настороже и успел присесть за диван, расстегивая кобуру.

Павел не спеша убрал папку в сумку. Вдруг он почувствовал тревогу. В спокойной обстановке сквера что-то изменилось. Спекулянты затихли и стали быстро прятать вещи в сумки. Они явно намеревались экстренно сорваться с места. Но было уже поздно.

Валерий Рудольфович часто выходил, оставляя молодых наедине. Светлана сначала расположилась на стуле, но скоро уже сидела рядом с Павлом на кровати. Волнующая и желанная женщина сидела с ним бок о бок. Протяни руку - и она окажется на ее круглой шелковой коленке. Да и хозяйка вроде бы не против.

В пять утра дежурный двадцать четвертого отдела принял сообщение: на окраине Коминтерновского района в мусорном контейнере найден труп мужчины. Его приметы совпадают с приметами человека, которого ищет двадцать четвертый отдел.

Как выглядело тело женщины на земле? Двигалась ли она, или лежала без движения? Было ли что-то в руках мужчины, склонившегося над ней? Видел ли он, Бибиков, выражение лица мужчины, когда тот понял, что в переулке не один? Увы, большинство вопросов так и остались без ответов.

У Татьяны была поистине трагическая судьба: в порыве гнева отец зарубил топором ее мать, прямо на глазах двенадцатилетней девочки. Из родственников в живых оставалась лишь престарелая прабабка по материнской линии восьмидесяти шести лет, которая в силу возраста на роль опекуна не подходила.

– Стой, паршивец, тебе не уйти! – снова крикнул Бибиков и бросился наперерез. Еще один рывок и беглец будет в его руках! И тут его форменный ботинок скользнул по ледяной корке, Леонид потерял равновесие и полетел вниз. Удар пришелся на затылочную часть, в глазах потемнело, и он потерял сознание.

Мужчина оглянулся, подскочил и бросился бежать. Только тогда Леонид сообразил, что он и есть нападавший. – Стой, ни с места! – закричал участковый, испытывая запоздалую досаду. – Стой, стрелять буду!

Не успел он пройти и двадцати шагов, как крик повторился. На этот раз не такой пронзительный, но ясно различимый. Сомнения Бибикова испарились: кричала женщина и ей явно нужна была помощь.

По заявлению Головко его сожительницу чуть было не арестовали – он прибежал в райотдел с такими ожогами на лице, шее и руках, что из милиции его сразу увезли в реанимацию и долго лечили. Перед тем, как потерять сознание, Головко сделал устное заявление – его облила кипятком из чайника гражданка Варшавец, за то, что он разбил ее телевизор.

Он ежедневно бил мать – кулаками, если падала, то ногами; мог ударить стулом, швырнуть в нее тарелкой. Однажды взял нож и стал пилить ее большой палец; мать завопила, и тогда он ударил ее чуть ниже ключицы, схватил за волосы и выволок в зал, где стал бить ногами по ребрам.

Олежа удерживал выгибающееся от боли тело председательской дочери, закрывая ей рот, а дети и мать вытирали кровь и бегали к колодцу полоскать полотенца, а потом стирали вещи. К утру все было кончено, сарай отмыт, а мертвая девочка председателя лежала иссиня-бледная, со страшной гримасой на лице.

Ясно, обобрали покойного безбожно: ни телефона, ни бумажника, ни цепочки на шее – а была цепочка, умница-собака Барсик – вот же идиотское имя! – покопавшись, сдышала снег возле уха трупа, и изумленным взорам предстал тоненький золотой крестик. Слетел, видно – не в кармане же покойный его носил.

Травматолог был человеком сугубо гражданским, и переломы вправлял с ангельским терпением, но криминала на дух не переносил. Более того, его практически тошнило от вида трупов: мертвецы с их ледяной кожей навевали мысли о бренности всего сущего намного явственней, чем плакаты в морге с проекцией Osseus.

Мужчина лежал неподвижно, скрючившись в три погибели, поджав колени; лицо его было сине-белым, и Легостаев понял, что перед ним покойник, причем покойник несвежий, вечерний – уж этому их в мединституте учили.

– Это мы тоже знаем, сейчас пытаемся выяснить, какие убийства за ним числятся. Сложность заключается в том, что часть людей пропали без вести, часть похоронены как некриминальные трупы – он их травил клофелином и угарным газом, а иногда крысиным ядом.

Через три дня Чижов докладывал начальнику уголовного розыска: – Завтра после обеда выдергиваем Лешего к нам, и начинаем разговаривать по поводу его сообщении о готовящемся на Бедову покушении. Лешего будем держать у себя ровно столько, сколько нам потребуется времени задержать всех его работников.

– А зачем ждать суда? Надеешься на свою Мамочку? – Чижов подмигнул оперативникам и показал большой палец – мол, все идет к раскрытию. – Сегодня же кончишь свою поганую жизнь в этой чащобе. Но прежде, с тебя Матов все жилы вытянет, кишки вживую намотает на ветки.

Теперь, когда опасность потери автобазы миновала, Леший задумался о поправке своего реноме, основательно подмоченного последними событиями. А для этого как нельзя лучше подходила какая-нибудь городская газета.

Отказной материал, или постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, был настоящим литературным произведением. Чтобы не повесить лишнего «глухаря», сыщики включали в головах свои необузданные фантазии, иногда доведя их до совершенства.

В ходе разговора с жильцами выяснилась любопытная картина: оказалось, за десять лет подверглись краже одиннадцать квартир – в год почти по одной. Нетронутой оставалась только одна квартира, и опера решили проверить хозяев этого жилища. Наглая женщина не пускала оперативников за порог квартиры.

– Слезай быстро, а то отстреляю как глухаря, – проговорил он тихим голосом и каркнул два раза вороной. Комов сразу все понял. Во фронтовой разведке они вместе прослужили два года. Спустившегося бандита заставили обнять ствол в сидячем положении и сцепили запястья наручниками. Теперь никуда не денется.

Паровоз загудел и резко затормозил. Состав клацнул и остановился. Паровоз свистнул. Бандиты выскочили из кузова, подбежали к нужному вагону и, быстро вскрыв дверь, начали перегружать ящики с тушенкой в грузовик, выстроившись в цепочку. Все шло по заранее намеченному плану.

Но еще раз выстрелить не дали. Комов подал знак Жигову, тот кивнул и, согнувшись, нырнул в дверь и тут же подался в сторону. В створ двери влетела очередь из автомата, и следом раздались два пистолетных выстрела. «Жига не промахнется», - прикинул Комов и запрыгнул в комнату.

Они танцевали с закрытыми глазами, прильнув друг к другу. Неожиданно Алексей почувствовал, что партнерша расслабилась и как-то осела. Он отстранил ее от себя и обнаружил у нее на спине окровавленную дырку от пули.

Капитан побежал между деревьями, постреливая глазами по сторонам, и вскоре обнаружил тело, лежащее ничком под кустом. Человек был еще жив, ноги его слегка дергались, а на спине отчетливо алело пулевое отверстие.

«Похоже на диверсию, вернее, точно диверсия, а не какой-то там бандитский налет, – подумал Комов. – Может быть, в кого и попал… А куда попал и где подстреленный? Если живой, то успею допросить».

Внимательный взгляд девушки останавливался то на ручке, которую Алевтина Анатольевна крутила в руках, то на волосах, которые она поправила уже трижды. Гостья считывала, что Алевтина Анатольевна нервничает.

Он вышел из автомобиля и открыл ей дверь. Кира задержала дыхание, чтобы не вдохнуть мужской аромат, который будет ей грезится полночи, хотя все равно он впитался в ее одежду, волосы, в каждую клеточку ее кожи, пока она сидела в машине Григория.

Женщина и правда, имела безумный вид. Бегающий взгляд, дерганная мимика, постоянное покусывание губы говорили, что ее раздирают тяжелые мысли, переживания, сомнения. Она не выплескивала их наружу, но внутри все кипело.

Кира вскинула бровь, внимательнее всматриваясь в его лицо. Альгиз решал, рассказывать или нет. Опасения буквально были написаны у него на лбу. Поднял взор наверх вправо, значит визуал по восприятию и что-то вспоминает.

Кира положила большую часть своей жизни на то, чтобы научится в несущественных на первый взгляд поступках, действиях, в едва уловимых намеках угадывать преступника. Определять того, кто способен убивать.

Кира однажды застала бой Сашеньки с каким-то его бывшим сослуживцем и поняла: удивительно, но оказывается, есть на свете, мужчина на которого она готова глядеть восторженно-преданным взором, для кого будет рожать и воспитывать детей и беззаветно служить кухаркой и уборщицей.

Отходящий с остановки автобус «Лаз» вдруг вспыхнул, как зажженный факел. Переполненный автобус подбросило в воздух. Он повалил растущие вдоль дороги кусты и повредил ближайшие дома.

Оглашая свой манифест, незнакомый пассажир нервно подёргивал плечом и временами моргал. «Шизофрения, явная шизофрения», - молча поставил диагноз человек в пижаме.

Первое, что увидели сыщики при свете лампы, это сидящего на стуле человека с опущенной головой. Сонную артерию можно было не трогать – ясно, человек был мёртв. Заметная лысина на затылке однозначно говорила, кто это.

Сергей осторожно потянул дверь комнаты. Раздался скрип. Тогда он резко открыл ее… внутри темнота, и запах… отвратительный трупный запах.

Заметив через выбитое окно пятнистую шубку, Сергей бросился к женщине, которая так и застыла на трамвайном сиденье. Лужа крови, оторванные ноги, исцарапанное лицо … Мама родная! Сергей зажмурился.

Несколько секунд Сергей раздумывал, но ответить не успел, потому что прогремел мощный взрыв! Трамвай развернуло и отбросило в сторону. Послышался скрежет металла, звон разбитых стёкол, а затем крики и стоны…

Пан злобно посмотрел на постового, но, нехотя подчинился. Небольшая процессия двинулся к выходу с рынка. Николай следовал за ними на некотором расстоянии – на случай, если Новиков решит сбежать. Он, конечно, захватил табельное оружие, но, устраивать стрельбу в людном месте ему не хотелось.

Выстрел раздался, когда Коновалов и Рябцев выскочили из засады и помчались к пустырю. Саня упал. Из-за ближайшего дома выскочили Борис с Алексеем. Николай выстрелил в бандита, но, тот, уже понял, в чём дело и быстро побежал в сторону ближайшей улицы. Майор увидел, как за ним метнулся Максим.

Выстрел прозвучал, как гром. Разведчик, вцепившийся в майора, замер, обмяк и кулем свалился рядом. Неподалеку стоял взъерошенный Рябцев. – Убил, – прошептал Коновалов.

Встречный выстрел просвистел рядом с ухом Коновалова – раненый немец успел выхватить оружие. Третий лежал неподвижно – очевидно, Рябцев его серьёзно ранил. Майор выбил из рук немца пистолет и бросился на него. Краем глаза он успел заметить, как радист сорвал наушники и вскочил.

Первый выстрел пришёлся по ногам немцу, который находился возле радиста, держа фонарик. Практически сразу же капитан выстрелил по тому, что стоял в отдалении. Теперь уже можно было не прятаться. Офицеры выскочили из своего укрытия.

Василий поспешил на подмогу Максиму, который барахтался под окном, пытаясь справиться с пытавшимся убежать бандитом. Он вовремя заметил блеснувший в свете окна нож и ловко вывернул руку, державшую его. Оружие упало, а парень вскрикнул от боли.

На скомканной простыне, скрючившись, лежала женщина в нейлоновой розовой сорочке. Руки и ноги ее были туго связаны разорванным пододеяльником. Цветастая наволочка на пуховой подушке, покрывавшая её голову, была пробита несколькими пулями, выбитый из подушки пух мягкими снежинками лежал на самотканых половиках.

Внешне она казалась спокойной, только правое веко мелко дрожало. Она вдруг кинулась к комоду, быстро выдвинула маленький верхний ящик, где в потайном месте, в выемке, они с мужем хранили деньги. Сейчас вместо денег там лежал пустой конверт.