Сил у командира хватило только кивнуть. На ватных ногах он взобрался наверх, хватаясь за ствол, нырнул в темноту люка. Только расслабил тело, опускаясь на сиденье, как подскочил от сдавленного крика раздавшегося в темноте и ощущения чего-то мягкого под боком.

Чтобы быть шестнадцатилетним юношей и стоять непоколебимым перед плачущей девочкой в момент знакомства, нужна стойкость. Чтобы найти слова утешения и произнести их без паники, требуется еще и мужество. Илии достало и того, и другого.

— Невероятно, — улыбался Тристан. — Она ведет себя, будто наша ровесница. Можно было просто сказать: так и так, Илия, мы едем знакомиться с твоей невестой. Все мамы такие? — Да, Тристан, все мамы — сводницы. Благодари свой обет безбрачия. Чего доброго, она и тебя бы женила, дай ей волю.

— И я рад нашему знакомству! — доктор лоснился от восторга. — Вас мне можно не представлять. Мне про вас известно достаточно! — Это немного пугает, — пробурчал Илия и перевел взгляд на отца. — Отличное чувство юмора у вас, Илия, — погрозил пальцем ему доктор. — Может, чаю?

— Да, поговаривают, леди отличаются белизной кожи, синевой вен, изяществом пальцев и минадалевидностью ногтей, — перечислял Ситцевый рыцарь. — Присущи ли вашей даме эти качества? — Да, да, — писал Тристан. — Белизна, и вены, и паль- цы вроде. Но ногти я не разглядел. — Печально, господин. Ногти бы все решили.

— А из чего рождается любовь? — Вы задаете философские вопросы, — заметил Ситцевый рыцарь. — Из чувства сопричастности и сопереживания, из дружбы и духовной близости, но чаще всего — из восхищения.

Темнота. Запах сырости и мочи… И не скажешь, что совсем рядом – многолюдный проспект. Да где же он? Или – все-таки не здесь? Что-то тяжелое опустилось на голову Максима. И свет померк в глазах…

Развязав рюкзак, Анатолий вдруг выхватил из него пистолет – немецкий «Вальтер»… Сухо треснул выстрел. Дылду отбросило к ельнику, глаза его закатились…

- В Озерске поговорим, - не оглядываясь, бросил кружковод на ходу. - Нет, не в Озерске – зде-есь! - В два прыжка догнав напарника, Дылда резко развернул его за плечо и приставил к горлу большой финский нож.

- Состояние тяжелое, - пояснила по телефону и. о. главного врача Валентина Ващенкова. – Душили, изнасиловали и пырнули ножом. Потеряла много крови… Когда придет в себя? Да откуда ж я знаю. Все, что можем, делаем.

Поднатужившись, милиционеры вытащили из водоема тело молодой девушки в коричневом с розочками платье. - Тамара Марусевич, - тихо протянул опер. – Вот и нашлась «потеряшка»…

Незнакомец нагнал его быстро. Грубо схватив за руку, сорвал с шеи фотоаппарат и, оттолкнув мальчика, бегом скрылся в зарослях. Коля кубарем покатился в болото, прямо в покрытую ряской трясину! Упал, ухнул с головой в болотную зыбь.

Скрипнули доски над головой. Злоумышленник был здесь, в нескольких сантиметрах! Снова раздался скрип, теперь в другой стороне. Убийца сместился, встал на корточки – видимо, хотел заглянуть под настил. Схватить его за шиворот было заманчиво, но сил уже не было.

Звук выстрела погасил глушитель. Но хлопок был отчетливый. Мокрицкий вздрогнул, издал невразумительный хрип. Он повалился на майора и, не успей тот отскочить, подмял бы под себя. Вихрь взметнулся в голове. Дождались, товарищ майор…

Кольцов уклонился от удара, провел подсечку, а когда очкарик ахнул от неожиданности, последовал мощный прямой в голову. Разбились очки, слетели с переносицы. Глаза не пострадали, но всему остальному досталось.

С третьей стороны – такой же забор, плотный кустарник. «Общественный туалет», судя по запаху. Прислонившись к стене, там сидел человек, прерывисто дышал, пытался зажать трясущейся рукой рану в животе. Гульков! Жар ударил в голову, словно воду плеснули на раскаленные камни.

Распрямив спину, Михаил осмотрел участок. Пыль практически отсутствовала. На кабелях имелись вмятины – в этих местах шпионская аппаратура крепилась зажимами.

Дмитрий Олегович казался спящим. Но дыхание отсутствовало. В лицевых мышцах, если присмотреться, застыла судорога, а на шее осталось крохотное пятнышко – след от укола. Женщина приподняла ему веко, проверила пульс. Сомнений не было, но убедиться следовало.

Он уже видел, как Дубко поднимает автомат и целится в центр стола; как через окно в комнату врывается Лепилин и занимает позицию для стрельбы; как через черный ход заходит Дорохин и останавливается на позиции перекрестного обстрела. «Мы поубиваем друг друга, – понимает Богданов. – Мы сами друг друга постреляем».

Удар в висок – и часовой лежит на земле. Богданов не оглядывался, он двигался вперед. Еще три больших прыжка, и он у крыльца. Там двое часовых, но к Богданову на помощь спешит Дубко.

В сердцах он ударил ногой по ножке стола, документы веером рассыпались по полу. К ногам полковника опустился небольшой глянцевый снимок. Со снимка на него смотрели трое мужчин. В камуфляжной форме, молодые и веселые, они обнимали друг друга за плечи и казались счастливыми.

«Я не убийца! Нет, я не убийца!» Эта мысль заставила мужчину сбросить оцепенение. Превозмогая боль в груди, он начал пробираться к центру вагона, туда, где на оторванном поручне висело тело парнишки.

Дым, заполнивший вагон, постепенно выходил сквозь разбитые окна. Стекла были повсюду: на полу, на телах, лежащих грудой в проходе, на сиденьях. Они запутались в волосах симпатичной брюнетки, впились в лицо седенькой старушки, сидящей прямо на груди грузного мужчины.

Парнишка успел продвинуться на два корпуса вперед, когда позади него прогремел взрыв. Мощная взрывная волна отбросила его в сторону, он ударился головой о поручень и потерял сознание. А за его спиной творилось что-то невообразимое. Крики, стоны, плач…

Весть о том, что Черноусов повинен в смерти Качинского дошла уже на следующий день утром. В общежитие явился Кравцов, ещё раз опросил Зотова, и после этого нагрянула целая группа. Три дня шли допросы, потом Славинскому сообщили, что Черноусов умер в больнице.

- Если убийца - один и тот же человек, то в чём его мотив? Если верить Дорохову, Качинского ненавидели все, за исключением Рождественской. Любой из проживающих в общежитии киношников мог вернуться в фойе и подсыпать яд.

Качинский, Быков и Жилина… Что же их всех объединяло, если не считать профессии? И почему все трое были убиты в течение двух дней? И, что самое главное, - стоит ли ожидать продолжения этого скорбного списка?

Голова женщины откинулась назад, рот был слегка приоткрыт, губы искривлены судорогой – все, что с ней сделала смерть, превратив живое тело в холодную статую и отняв то, чем при жизни она могла привлекать, радовать и дарить радость.

«Покойный лежит в нескольких метрах от полуразрушенной стены, лицом вниз. Вокруг бутылочные осколки и большая лужа крови. На шее, в области артерии и на лице множественные порезы. Смерть наступила в результате потери крови».

Большинство статистов, ещё не понимая, что случилось, бросились к тому самому месту, где только что в кресле сидел Качинский. Режиссёра охватили кольцом, спустя мгновение очень громкий женский голос закричал: — Врача! Скорее позовите врача!

Жена поняла, что ее мечта не соответствует реальности, осела дома, валялась на диване с журналами, с коробкой конфет, орешками, чипсами. Тогда она еще выходила из дома, но постоянно жаловалась на депрессию, скандалила по любому поводу, – поморщился Игорь, – круг интересов Кати сузился до «куда пожрать пойдем?»

«Знаю, кто зверски убил Катю. Могу всем рассказать. Как ужасное сообщение о том, что в вашей семье есть коварный преступник, повлияет на жизнь родных? Зарубежные партнеры совершенно точно откажутся иметь с вами дело. Конец амбициям, мечтам и большим деньгам. Думаете, информация о жутком поступке похоронена? Есть человек, который знает правду о смерти Кати. Кто он? Я! Хотите найти меня?

Я подавила вздох. Сырничков на обед я даже не нюхала, я вообще сегодня не пошла днем в столовую, «наелась» минералки из бутылки. И на ночь не хочу становиться комбайном по переработке продуктов сами знаете во что. Фото Екатерины здорово напугало меня, сразу вспомнилось, что сама порой могу слопать огромную порцию чипсов.

Жена поняла, что ее мечта не соответствует реальности, осела дома, валялась на диване с журналами, с коробкой конфет, орешками, чипсами. Тогда она еще выходила из дома, но постоянно жаловалась на депрессию, скандалила по любому поводу, – поморщился Игорь, – круг интересов Кати сузился до «куда пожрать пойдем?»

«Никогда не дрессируйте чужих тараканов!» Я отвела глаза в сторону, главное сейчас не рассмеяться над словами посетительницы. – Это верно, – кивнул Коробков, – воспитывать чужих тараканов – зряшное дело. Лучше своих построить.

Т-34 прошел метров сто, все сильнее замедляя движение, гусеницы с каждым метром все ниже и ниже забуривались в хрупкий покров, закапывая сами себя в рыхлом сугробе. Танк дернулся, беспомощно завыл и задергался от высоких оборотов, не в силах вылезти из снежного плена.

Танк вдруг загудел огромным железным колоколом, вздрогнул и застонал всеми металлическими частями. От неожиданности Соколов ударился лбом о край перископа так, что из разбитой брови потекла струйка крови, заливая глаза. Подбили!

Огонь! Наконец-то “тигр” дернулся от удара, полыхнул оранжево-алым цветом, отчего остановился так резко, что остальные машины на ходу начали врезаться в подбитый танк.

Выстрел! Мелькнула вспышка прямо перед лобовой частью переднего “тигра”. Попадание! Но огненный шар был слишком слабый, он вспыхнул и рассыпался искрами от удара о бронелист, не пробив дыры в отделении управления, как хотел Соколов.

Один из умирающих немецких лыжников в последнюю секунду нажал на спусковой крючок и выпустил из сигнального пистолета зеленую ракету, которая просвистела в небо ввысь и опала черным пеплом на снег.

Дорога вся была выложена обгоревшими телами людей: за рулем перевернувшихся грузовиков застыли водители с остекленевшими глазами, на обочине и в кювете лежали расстрелянные из германских минометов или пушек советские бойцы.

– Стой! Стоять, я сказал! Это русские! И следом за криком раздался выстрел. Для разведчиков он прозвучал, словно сигнал стартового пистолета на соревнованиях – они рванулись вперед, заставляя бежать и Карла Зоммеля.

Закончить он не сумел: сержант ткнул ему пистолетом в горло и нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал глухо – и вряд ли кто-то услышал его за пределами этого дома.

Шубин включил фонарик, положил его на тумбочку. После чего взял «своего» фрица за горло и слегка сдавил. Тот проснулся от удушья, захрипел, схватился обеими руками за руку Шубина – и тут увидел ствол пистолета, направленного ему прямо в лоб.

Он встал, открыл свой вещмешок и начал оглядываться, словно в поисках чего-то. Шагнул в сторону, словно за какой-то вещью и, оказавшись за спиной пленного, наклонился к нему и одним быстрым движением перерезал ему горло.

Немец насторожился, снял с плеча винтовку. Держа ее наизготовку, он двинулся в ту сторону, откуда доносился совиный крик. Сделал шаг, другой… И тут ему на голову обрушился сильнейший удар, от которого часовой осел на снег, теряя сознание.

Они выглянули из окопов, выползли в поле и поползли, прижимаясь к земле. Когда ползли мимо убитых, их окутал отвратительный запах: мороз ослабел, и трупы начали разлагаться.

Машинист не мог их видеть, но на всякий случай подавал сигнал убираться с дороги. Дрожь рельсов передавалась на корпус машины, она вибрировала все сильнее. Яковлев, выругавшись, выстрелил.

Человек лежал головой к выходу из подъезда, вверх затылком, руки выброшены вперед, ноги на ступеньках. Как будто шел себе спокойно – и вдруг разглядел в темноте что-то интересное, наклонился глянуть, да и загремел вниз всеми костями.

Потирая пониже спины – все-таки довольно сильно ударилась, – она осторожно поднялась, пошарила руками в темноте, нащупывая перила или стену, хоть какую опору. Наткнулась на плотную ткань, хлястик – и, наконец, прямо руками влезла во что-то липкое, вязкое, мокрое...