Счастлив тот, кто найдет короля и осмелится пробудить его, ибо король дарует ему награду, столь чудесную, какую только в силах вообразить смертный.

Магия была настоящей, Глендауэр был настоящим. И что-то начиналось.

Почему правдой оказались все самые опасные сущности из детских сказок? Почему не единороги, или говорящие цветы, или какое-нибудь другое дружелюбное существо? Почему они-то не могут быть правдой? Пиппа внезапно вспомнила слово из известной книги, которую она недавно прочла, из истории про девочку по имени Алиса.

Влюбиться — это целая трагедия, не так ли? Арджун усмехнулся. — Причем очень эпичная, — сказал он. — Будто твое сердце танцует у обрыва с улыбкой на лице, игнорируя все предостережения. — Но на что-то иное я бы и не согласился.

Страх — чувство, от которого сложно избавиться. Как и любовь.

Красота — единственное, ради чего стоит жить.

Быть может, в каждом мире существуют противоречия, везде что-то одно чрезвычайно кому-то важно, а что-то другое совсем не имеет значения. Арджун не мог не думать, что было бы куда лучше, если бы каждый просто занимался своим делом и позволял остальным людям быть теми, кем они желают быть; молиться тем, кому они желают молиться; и любить тех, кого они желают любить.

Необъятно, как небо, и глубоко, как океан. Вот столь ты любима.

Где жизнь так мало стоит, у правды нет шансов. С некоторых людей такое существование может соскрести внешний лоск цивилизованности, пока единственное, что останется, — это базовый инстинкт выживания.

Возможно, он хочет показать, как выглядит работа адвоката в реальности. Мы не всегда будем знать, что произошло на самом деле. И все, с чем нам придется работать, это ряд интерпретаций, которые нужно рассмотреть, изучить и собрать воедино.

Везде, где есть уязвимые люди, есть те, кто будет их эксплуатировать, и те, кто будет защищать обидчиков, потому что разоблачить их - значит разоблачить свое собственное молчаливое соучастие.

В столь маленьком сообществе, как это, социальная иерархия строга, преданность сильна, а неприязнь усилена. Незнакомцев считают подозрительными, а вас судят по тому, с кем вы дружите. В таком микрокосме обычные правила действуют не всегда.

Одиночество может случиться в любом возрасте и по самым разным причинам.

Похоже, из писем можно узнать далеко не все. Человек может скрывать за словами целый мир.

Поистине удивительно, к чему способны привыкнуть люди, если чуточку им компенсировать.

Легкомыслие - не то же, что легкость мысли; над ним не надо трудиться.

Время от времени меняем маршрут; в этом нет ничего дурного, пока мы за оградой. Крысе в лабиринте позволительно идти куда вздумается, - при условии, что она в лабиринте.

Лучше никогда не означает "лучше для всех". Кому-то всегда хуже.

Прощение - тоже власть. Умолять о нем - власть, и отказывать в нем, и его даровать - власть; быть может, величайшая.

Мы не попадали в газеты. Мы жили вдоль кромки шрифта на пустых белых полях. Там было свободнее. Мы жили в пробелах между историями.

Желтый цвет. Он будет ненавистен ей всегда.

Она врач. Она дала клятву Гиппократа не причинять вреда людям. Даже если ее пациенты были мертвы, она поклялась заботиться о них в их смерти, чтобы узнать, что с ними случилось, доказать, как и кто сделал это.

Он жаждал увидеть ее движения. Стремительность ее шага, когда она куда-то спешит. То, как она приглаживает волосы за правым ухом, когда испытывает нерешительность. Как упирается пальцами ног в пол, когда злится. Он скучал по каждой мелочи…

Хэл попытался скрыть разочарование, так как предпочел бы, чтобы она уже закончила. Ему нужна помощь в деле Виктории Стайн. Нужно две головы. Да что там – ему пригодилась бы целая дюжина голов!

– Я – человек простых удовольствий, детектив. Я не могу понять, почему кофе здесь лучше, чем кофе двумя этажами ниже. – Там внизу – покойники, – откровенно призналась Харпер. – Мы же не добавляем их в кофе. – Берл поднял кружку и сделал большой глоток. – По крайней мере, намеренно.

Она нащупала на шее цепочку и под футболкой – кулон. В честь первой годовщины их свадьбы отец заказал его для ее матери. Комната накренилась, и Шварцман закрыла глаза. Кулон, идентичный кулону на мертвой женщине.

Вам следует обеспечить достаточно клиентов для создания воронки продаж, что позволит удерживать показатели продаж даже при потере одного из них.

Конечно, важно назначать регулярные встречи, предлагать свои идеи, делиться актуальной информацией. Но между настойчивостью и навязчивостью есть грань, которую вы никогда не должны переступать.

Одержать победу, представляя конкурентов в невыгодном свете, – стратегия на один-два раза; в долгосрочном плане она неэффективна.

Даже при неравных обстоятельствах отношения между людьми играют ключевую роль. Именно поэтому ваша работа в продажах зависит от выстраивания отношений.

Основа продаж – действия, которые, в свою очередь, являются результатом ваших мыслей. Оптимистичные мысли приводят к продуктивным действиям, пессимистичные — к провалу или бездействию.

Импульсивный поиск клиентов приводит к стрессу, невыполнению обязательств и беспокойству, что заставляет идти на компромиссы, теряя возможность заполучить клиента мечты.

– В юности твоя мать видела сны, хотя, возможно, она станет отрицать, если спросишь. Твоя бабушка видела их до самой смерти. И твоя прабабушка тоже. В вашей семье всегда искали женщин. И всегда находили. – Поэтому вы здесь? – Я здесь потому, что никто не видел снов за пределами Пустоши. За полтора века никто и никогда. Кроме тебя.

Так плохо не было даже во Вьетнаме. Насекомые висели в воздухе непроглядной тучей. Тысячи. Миллионы. Они путались в волосах, забивали уши и ноздри, мгновенно, стоило только открыть, наполняли рот. Спасались от них только в воде. И это было истинное блаженство. Но длилось оно недолго. Джимми Рэй не считал себя человеком религиозным, но к полуночи он твердо знал: Господь проклял его.

Хант приник к двери. Киркпатрик задергался, конвульсии сотрясли все тело. Голова заметалась по подушке из стороны в сторону. На лице блестели покрытые мазью царапины. – Что именно он говорит? – Это невозможно слушать. – Доктор скрестил руки на груди и прислонился к дверному косяку. – Несчастному кажется, что он убил собственную мать.

Джеку едва хватило сил посмотреть ему в глаза. Джонни всегда был первым, если требовалось пожертвовать чем-то. Когда Джек подвел друга, тот первым беспечно улыбнулся и в конце концов простил. Он был больше отцом Джеку, чем родной отец, и больше братом, чем тот брат, которого Господь посчитал нужным дать ему. Именно Джонни Мерримон определил детство Джека во всех важных отношениях.

Огромная голова, шея толщиной с шею гризли и широкие сияющие рога – ничего подобного Джек не видел. И уже одно лишь это бросало тень лжи на всю историю Бойда. Потому что ни в Иллинойсе, ни в Висконсине, ни в каком-либо другом месте на сотворенной Господом земле ни одного столь величественного животного никто никогда не убивал. Такого оленя просто не существовало.

Грохот, какой бывает от грузового поезда, ударил в уши, а воображение подбросило картину: сотни футов почти вертикального склона, потом деревья и камни, лавина щебня, достаточно тяжелая, чтобы похоронить его заживо. Но Джонни не умер…

Возможно, те ответы, при помощи которых люди пытались совладать со своими страданиями в прошлом, сейчас покажутся нам неразумными — но они заслуживают того, чтобы мы проявили к ним уважение и попытались понять их смысл.

Если Британия и играет роль в современной мировой политике — то эта роль, возможно, в том, чтобы интерпретировать всепроникающую и чрезмерно настойчивую (возможно, некоторым она кажется резко агрессивной) культуру протестантской религии, господствующую в Соединенных Штатах, для Европы, начавшей забывать о том, что означала Реформация.

Религиозные женщины Средневековья обратили свои фантазии к интимным встречам с Богом — и над этими встречами не были властны оковы церковных структур, сотворенных мужчинами; порой женщины даже игнорировали таинства, которые, как говорила Церковь, доверил своим ученикаммужчинам сам Иисус Христос.

Самой характерной чертой гуманизма эпохи Возрождения был дух игривого оптимизма, внушавший волнительные грезы о том, каким могло бы стать грядущее.

Этой книги не хватит, чтобы описать, как именно преображалась в новых условиях европейская религия. Но у нее иная цель: она призвана поведать читателям о разных источниках смешения религий, столь характерного для современной эпохи, а также о том, как Западная Европа начала экспортировать на другие континенты свои пути поклонения Богу.

«... и в известном смысле это было правдой, но это было и началом лжи, которая разрасталась и разветвлялась и в конце концов задушила нас всех».

«В конечном итоге, – как-то раз в минуту отчаяния сказал он ей, – любовь любит только саму себя».

«Я уже не мать, я не женщина, я не человек. Я ноль. Мать и женщина, и человек Новак Вера умерла. Вы убили причину ими быть. Ничего я вам не подпишу. Делайте что хотите».

«Поцеловались... – пробормотала она. – Что ты со мной сделал, Рафи?» «Поцеловал женщину, которую любил всю жизнь».

Я дал обет, что всегда буду вбирать в себя твои яды, пока ты совсем от них не очистишься, и тогда, так я думал, мы сможем начать по-настоящему жить.

Фильм о нашей жизни, которую мы не прожили.

Я могу убить тебя, и ты это знаешь, однако тебя трясет от возбуждения. И ты такая сладкая на вкус, и мы можем продолжать бесконечно. Ты растворяешься во мне, а я изгоняю из тебя дьявола, ставлю восклицательный знак. И ты кончаешь по-настоящему, без обмана, ты бьешься и говоришь на непонятных языках. Бесы выходят из тебя, а я вхожу. Ты моя. И я твой.