Никогда не знаешь, кто изменит твою жизнь.

О чувствах говорить сложнее всего.

Сегодня в комнате пахнет не сладкими мандаринами, а моими несбыточными мечтами. Какими словами лучше всего описать пустоту?

Как здорово, что у каждого из нас есть свои заморочки, которые делают нас счастливыми. Мы ведь состоим из них – таких вот тараканов в голове, мечтаний, планов, фантазий, желаний, предпочтений. И когда что-нибудь задуманное осуществляется – мы становимся теплыми и радостными…

Мне семнадцать. Я влюблена. И очень счастлива.

Это так круто и одновременно волнительно – кокетничать в переписке с парнем, который тебе небезразличен.

Выгодный контракт, съеденная на большой перемене вожделенная слойка, заинтересованность парня, который тебе небезразличен. Такое разное счастье, которое должно быть у всех.

– Учишься где-нибудь? – На факультете ракетостроения. – Да ну, – удивился Йован. – Живи теперь с этим, – улыбнулась я и, крепче ухватившись за руль, села на велосипед. Хотелось эффектно укатить в закат, но вместо этого педали снова прокрутились, а я спрыгнула на землю. Не хватало еще свалиться перед Йованом.

Я знала, что не откажусь из-за парня от того, что всем сердцем люблю.

Я часто западала на красивых ребят. Особенно мне нравилось влюбляться безответно. Когда проявляли ответную симпатию, я быстро теряла интерес.

Разве этому глупому сердцу прикажешь?

Любовь – это про счастье.

-Чем больше ты, дурак, будешь мордовать мужиков, тем быстрее они подымут нас всех на вилы. Это первое. Прими арестованного: он и есть настоящий убийца. Это второе. И третье: встретимся завтра вечером у вице-губернатора. Пожалуй, должность станового пристава тебе не по силам; попробуй себя в антрепризе…

Одноглазый ударил сыщика в лицо. Тот сжал кулаки до хруста, но сдержался. Грабители одобрительно заулюлюкали. Видя полную безнаказанность, они отняли у ночных торговцев ещё и лошадь с коляской и отпустили их. Сказали: будут деньги, приходите… В довершение всех унижений Иван отобрал у Лыкова новый казакин, а взамен отдал свой старый, весь перепачканный мукой.

-Что случится? Отравление? -Да, но особенное. Слабое по действительной опасности, заведомо не смертельное, но удивительно страшное по внешним признакам. Рвота, понос, жар и временная потеря зрения, и это уже через полчаса. Но самое интересное начинается потом. Сначала лицо у человека делается свекольного цвета. Представляешь? Затем такой становится кожа по всему телу.

Резкие визгливые трели вызвали переполох сразу в двух концах села. От кабака бросилось на звук до десятка мужиков, судя по крикам – крепко пьяных. Лыков запоздало вспомнил, что его револьвер остался в избе, драться же с этой ордой сил уже не было. Полицейский отряд ломился в темноте от овина по картофельным грядам и запаздывал. Бежать в дом?

Вдруг за спиной Благово повернулся в замке ключ, и кто-то попытался выскочить из загадочной комнаты наружу. Не тут-то было: помешал предусмотрительно поставленный диван. В щели мелькнуло лезвие топора, раздалось площадное ругательство. Павел Афанасьевич выхватил «трэнтор» и дважды выстрелил; человек за дверью со стоном рухнул на пол.

Помощник начальника Нижегородской сыскной полиции коллежский асессор Благово громко чертыхнулся. Опять разгромили квартиру! И опять с забелёнными окнами. Каждую весну в «Полицейских ведомостях» печатается предупреждение обывателям: не закрашивайте стёкла, когда переезжаете на дачу! Поставьте чехлы на мебель, повесьте плотные занавеси, если вам жалко обои, – но не белите окна. Всё напрасно.

На этом все закончится. На мне и на тебе. Все закончится на нас.

Мы с рождения полагаемся на родителей, думаем, что они будут достаточно любить нас и мы выживем. И если наши родители дают нам правильную любовь, мы становимся хорошими людьми.

Порой кажется, что легче просто двигаться по знакомому кругу, а не прыгнуть в сторону без гарантии приземлиться на ноги.

Записывай все, что хочешь запомнить. Ты удивишься, насколько быстро начинают исчезать воспоминания.

Не знаю почему, но печальные композиции заставляют чувствовать себя лучше. И чем надрывней мелодия, тем лучше я себя ощущаю. Есть что-то одурманивающее в душераздирающих нотах, сродни наркотикам, как мне кажется. По-настоящему вредные, но дающие возможность забыться.

Иногда нужно перестать спорить, чтобы победить.

Гуров не размахивал наручниками и не звал оперативников, чем немного удивил своего оппонента. Он ожидал показательного ареста, того, что его выведут из университета на глазах у студентов, а потом он вернется туда королем, потому что улик у следователя по-прежнему нет.

Конечно, ниточка шпионажа была очень заманчивой. Можно было бы притянуть за уши парочку других громких дел, покопаться в истории крупных компаний. Найти предполагаемых врагов, но на это нужно очень много времени и ресурсов. Ресурсы у Главка были. А вот времени, к сожалению, было мало.

– Возможно, что его кинули под поезд уже мертвым, чтобы замаскировать убийство, – машинально отметил Гуров. Фериде кивнула: – Да, скорее всего. Но на следующий день в Оружейную палату наведался следующий чиновник с очередным мандатом и реквизировал для продажи еще сто двадцать экспонатов.

Убитая была одета под стать украшениям: длинное светлое вязаное платье и такое же пальто. Аккуратный маникюр, кажется, что почти не накрашена, но благодаря Марии, своей жене, театральной актрисе, женщине с очень хорошим вкусом, Лев знал, насколько сложно накраситься так, чтобы кожа сияла чистотой и свежестью.

Украшения убитой притягивали взгляд. Крупные серьги каскадом и браслет. Их явно выставили напоказ, было видно, что они очень дорогие. Сделаны под старину, кажется, без лишнего пафоса, но с такой достойной роскошью, что даже тому, кто не сильно в этом разбирался, становилось понятно – дорого. Баснословно дорого.

Сильный химический запах мешал сосредоточиться. Несмотря на то, что вытяжка работала очень хорошо, казалось, что едкий кислотный запах оседал на коже и что-то напоминал следователю. Не только запах. Все вокруг было деталями очень знакомой мозаики.

Я присела рядом и осторожно взглянула на мальчишку, которого знала бесконечное количество дней. Кажется, вселенная вращалась только тогда, когда он смотрел на меня, брал за руку и дарил эту самую улыбку.

Любовь была моим лекарством. Пусть и оказалась в итоге отравленной стрелой. Хотя сейчас я уже не понимаю до конца, была ли та стрела отравленной и не отравила ли я ее сама.

Но тут вдруг Рита повернулась и замерла. Глаза расширились, в них промелькнуло что-то до боли знакомое, давно забытое и очень печальное. Наверное, так выглядят потухшие звезды, когда превращаются в пыль.

Ее аромат скользнул в легкие, напомнив детство и ту проклятую любовь, подобную которой я не встречал больше никогда в жизни.

Рита умела каким-то магическим способом сглаживать напряженные ситуации. И неважно, возникали они от ревности или по другим причинам. Наверное, поэтому каждый раз я искал встречи с ней, ждал ее поддержки, этого самого взгляда, согревающего в любую непогоду.

— Страшно однажды потерять человека, которого считал своим другом. Интересно, почему так происходит? — Кто знает, — пожал плечами Витя. — Но я рад, что у меня есть ты. Иначе я бы точно свихнулся.

25 октября 1917 года под лозунгами «Землю — крестьянам», «Фабрики — рабочим» и «Грабь награбленное» власть взяли большевики. Претворять их в жизнь они, впрочем, не собирались, но идейка «грабь награбленное» быстро овладела «революционными» массами — по Петрограду прокатились волны массовых погромов, самочинных обысков с конфискацией имущества, «арестов» лиц с целью получения выкупа и т. д.

Банд на Петербургской стороне было четыре: «Гайда», «Роща», «колтовские» и «дворянские». Территория части была строго поделена между ними. Вся, кроме Александровского парка. Там могли орудовать все: бить и даже резать посетителей, нагло приставать к девицам, пришедшим в Народный дом на представление или танцы. Украденное и отнятое хулиганы сдавали скупщикам.

Если карманник наметил кого-нибудь своей жертвой, то он сначала старается определить, где данный субъект держит свой кошелек, бумажник, часы и другие драгоценности. Он для этого осторожно ощупывает его или наблюдает за ним, например, через витрину магазина… Он вытягивает указательный и средний палец и защемляет между ними предмет, остальные же три пальца прижимает к ладони и ...

Сенной рынок был крупнейшим продовольственным оптово-розничным рынком столицы. А в пешей доступности от него располагались другие крупные рынки: Апраксин и Щучий, Толкучий, Мариинский, Никольский. И на всех этих рынках работало множество людей: грузчики, посыльные, приказчики, сидельцы… Также на рынках «трудились» воришки и мошенники, попрошайничали нищие.

Едва Рогалев поднимается на свою вышку и открывает фотографию, как начинается работа. Друг за другом приводятся оттуда снизу мужчины, женщины, иногда дети в сопровождении городового с препроводительным листком. Иногда в ателье собирается трое-четверо. Вот сразу привели из разных мест четырёх женщин в арестантских платьях. Одну посадили и нацепили на грудь ей дощечку с её фамилией, нумером.

Тотчас начатое следствие обнаружило, что убийцы не могли войти в дом с парадного подъезда, так как его запер за собой принц. Ясно было, что они или спрятались гораздо раньше на лестнице, или прошли в ворота на черный выход квартиры, который большей частью не запирался. Дверь своей спальни принц также никогда не запирал.

Ничтожна страсть, к которой есть мерила

Чем больше в жизни синяков на лбу, Тем больше презираем мы судьбу.

Лучше опасаться Без меры, чем без меры доверять.

Совсем не знак бездушья молчаливость. Гремит лишь то, что пусто изнутри.

Кто начал злом, для прочности итога Все снова призывает зло в подмогу.

Чуть жизни ты подашь пример кровавый, Она тебе такой же даст урок.

Мозг – престранная штука, он способен вмещать противоречивые мнения и отлично чувствовать себя при этом. Это утомляет. В одном я уверен: нам с Белл Уайльд лучше держаться на расстоянии.

Прошлой ночью мне приснилась Белл Уайльд – это был не подростковый сон, а такой, в котором ее было много, и она была моей девушкой. Мы с ней что-то искали, что именно, где и смысл всего этого я не помню. Что-то связанное с мишурой, цыплятами, капкейками, но ощущение было такое, что все хорошо, потому что мы были вместе.