– Это был вопрос жизни и смерти: или он, или я… А как насчет той совсем простой работы, когда я должен был прийти в фастфуд, попробовать их новое блюдо и устроить там целое шоу напоказ – мол, аах, как вкусно, как потрясающе вкусно, просто слов нет, да это же настоящий взрыв вкуса! – Ты что, хочешь сказать, что невкусно было? – Очень даже вкусно было, ага. Только в том фастфуде реально был взрыв!

– Ты мне говорил положить чемодан с деньгами на багажную полку, помнишь? – Ну, говорил. – Мне эта твоя идея понравилась, так что я пошел в багажное отделение, чтобы взять его. Ну, в отсек для хранения багажа – в другом конце вагона. – Прекрасная идея. И что? – Его нет.

– Твой папочка был очень точен относительно деталей, – бубнит Лимон, загибая пальцы один за другим. – Спасите моего сына. Верните выкуп. Убейте всех похитителей. Так что все его мечты исполнены. Старший Минэгиси четко расставил приоритеты. Главное – спасти жизнь его сына, потом деньги, потом – смерть похитителей.

Разъяренную женщину от дикого кабана отличает наличие серег в ушах.

Дашенька, мы поселимся у вас временно. Заработаем денег, найдем подходящий участок, построим дом и уедем. В благодарность за доброту я буду заниматься с вами фейслифтом. До сих пор мне не удалось продемонстрировать мою авторскую методику. Уберу вам бульдожьи щеки, опухшие веки, печать смерти над губой, рытвины носогубных складок, разглажу канаву между бровями. И ни копейки за это не возьму.

Любовь разная бывает. Одна похожа на торт, другая на цветок, моя – эпидемия чумы. Прекрасно осознаю: нам никогда не жить вместе, надо разрубить канат, которым меня к Мухину привязало. А не могу! Чума – болезнь смертельная!

Если хочешь поймать преступника, думай, как он. Превратись в того, за кем охотишься, суди обо всем с его позиции. Но когда, наконец, все выяснишь, сбрось чужую личину, сожги ее, как одежду со вшами. Некоторые талантливые, умные, успешные следователи заигрываются и переходят на другую сторону баррикады. Полицейский и преступник очень похожи психологически..

Александр Михайлович уверен: если что-то получилось удачно, то это его рук дело. А вот если он сейчас споткнется о корень дерева и шлепнется, то ответственность за падение несу я. Почему? А зачем я ему в спину смотрела, глазами в лопатки толкала, идти мешала?

Если я возьму в ипотеку десять миллионов, то потом придется двадцать пять лет отдавать деньги банку с большими процентами, а если украду десять миллионов, то меня посадят лет на шесть, и никаких процентов.

Даже из могилы он пытается контролировать меня. Нельзя отказать ему в упорстве. «Несомненно, я сделал распоряжения на такой случай. Письма – чтобы ты не забыла меня, чтобы мы были вместе. Наслаждайся тем, что считаешь свободой, потому что это лишь длинный поводок, на котором я позволяю тебе побегать. Скоро ты доберешься до его конца, и это будет резкий сильный рывок…»

Мы снова пожимаем руки, но он не уходит – просто стоит и смотрит на меня. Я не могу понять выражение его лица. Потом он произносит: – Я знаю, кто вы. «О господи». Я подбираюсь и отвечаю, стараясь сохранять нейтральный тон: – Лицензированный пилот? Вам лучше надеяться, что это так, если вы хотите, чтобы я вас учил. – Вы живете с женой серийного убийцы.

Второе тело, такое же холодное и тяжелое, ложится в мои объятия, и на этот раз я не могу удержать слезы. Онемевшими пальцами приглаживаю подсохшие волосы девочки. Да поможет бог тому, кто это сделал. Да поможет ему бог – потому что я намерена найти того, кто был на такое способен.

Но прежде чем успеваю доехать до полицейского участка, дабы поднять информацию по Шерил Лэнсдаун и Томми Джарретту, я получаю еще один звонок. Из морга. – Привет, это Уинстон, – говорит коронер. – Я подготовил ваших девочек. Вы придете?

Как и все в этом доме, мы оба носим в себе надлом. Он – брат жертвы маньяка. Я была женой маньяка. Наши травмы столкнулись лоб в лоб в тот день, когда пьяный водитель врезался в дом, где я жила вместе с Мэлвином Ройялом. Этот несчастный случай явил миру не только труп сестры Сэма, но и целый след ужасов, протянувшийся на годы в прошлое и в будущее.

Здесь, на дне ночи, воняло стоялой водой и гнилью. Это не был запах чистой воды, как бывает у озера. Здесь было полным-полно старых, застоявшихся прудов, поросших ряской. И у людей были причины держаться подальше отсюда.

На столе в подсобке лежал, прижатый пустым стаканом, листок со списком имен, подписанный «Поминание», причем последние имена, перед которыми было проставлено «отр.», «млад.» были обведены особо и сбоку аккуратно было выведено: «Убиенных».

Колька, распахнув дверь, щелкнул выключателем, и, пока не опомнились, деловито ввязался в драку! Не скоро все опомнились, но как только малы́е негодяи ощутили на своих задах первые начальственные пинки, кто-то взвизгнул тонко: «Шуба!», и все бросились врассыпную.

Капитан, скользнув вдоль стены, дождался, пока из арки в зал пройдет эта фигура, и взял на мушку эту темную массу: – Ручки вверх попрошу.

Сам корпус замка, покрытый коростой и ржавчиной, выглядел так, как будто его лет сто не беспокоили. Но стоило присмотреться – и стало ясно, что вокруг того края дужки, что входит в корпус замка, идет колечком полоса более светлого металла. Стало быть, открывали. И не раз, и регулярно, и даже недавно.

Главное – не наследить, а за этим дело не станет, главное – тщательно распределить по топке жаркие угольки, аккуратно раздробить крупные частицы, перемешать кусочки, проследить за тем, чтобы ничего не выпало на всеобщее обозрение.

Потянулись страшные, сумеречные дни – он кричал на любой свет. Мать уже забыла, когда спала. Последнюю дорогую вещь – обручальное кольцо, – продала за копейки, пригласила некого местного чудо-доктора. Тот пришел, послушал, поправил очки, никаких надежд не дал. Ждите, мол, кризиса. Как должен был выглядеть этот кризис?

У Майкла хватало времени, чтобы подумать. Пастухи часто шли в мафию в качестве убийц и исполнителей; для них это был чуть ли не единственный способ заработать. Майкл размышлял об организации своего отца. Если она продолжит процветать, то станет такой же раковой опухолью, как здесь, и уничтожит страну. Сицилия уже стала землей призраков.

– Кем бы мы были, если б не могли мыслить здраво? Дикарями из джунглей! Но мы можем мыслить, можем договориться друг с другом и сами с собой. Зачем мне вновь устраивать переполох, насилие и хаос? Да, мой сын мертв, и это прискорбно, но я должен достойно нести свое горе, а не заставлять всех вокруг страдать. И потому клянусь честью, что не стану искать возмездия за то, что давно уже в прошлом.

Это был Санни Корлеоне. Его широкое лицо искажала уродливая гримаса ярости. В мгновение ока он взлетел на крыльцо и, схватив Карло Рицци за горло, попытался вытащить его на проезжую часть. Тот вцепился мускулистыми руками в железные перила и весь сжался, втягивая голову в плечи и пряча лицо. Затрещал разрываемый по шву воротник рубашки.

Вито позволил Фануччи спуститься по лестнице и выйти из здания. На улице было полно свидетелей, которые подтвердят, что от Корлеоне бандит вышел живым. Вито наблюдал за Фануччи из окна: тот повернул на Одиннадцатую авеню – значит, направляется домой, возможно, чтобы спрятать деньги. Или выложить пистолет. Вито Корлеоне вышел из квартиры и побежал на крышу.

Прошла всего секунда, а Майкл уже навел пистолет на Маккласки. Капитан полиции с отрешенным любопытством смотрел на мертвого Солоццо, как будто впервые его видел. Никакой угрозы для себя он не чувствовал. С поднятой вилкой в руке повернулся к Майклу, и на его лице застыло такое праведное возмущение, как будто Корлеоне должен был немедленно сдаться или сбежать.

Эти двое были в черных пальто и черных же широкополых шляпах, низко надвинутых, чтобы возможные свидетели не разглядели лиц. Но убийцы не ожидали, что дон Корлеоне среагирует так быстро. Он бросил пакет и с неожиданным для человека его комплекции проворством кинулся к машине, крича «Фредо, Фредо!» Только тогда убийцы достали оружие и открыли пальбу.

Наблюдать, как он соблазняет другую женщину, видимо, было моим наказанием за то, что я разрушила нашу любовь.

Мне стало интересно, каково это — испытывать такую сильную любовь и получать не меньшие чувства в ответ. Однажды я ощутила вкус подобной любви с Блейком. Какое-то время мы летали — пока не рухнули камнем вниз.

В мире грез воспоминания обгоняли друг друга, словно даже собственный сон хотел надо мной поиздеваться и напомнить о том, что я разрушила.

И мудрецы тоже все взошли на небо и стали звездами Большой Медведицы — созвездием Семи мудрецов.

Из разума Пуруши возник месяц, из ока — солнце, огонь родился из его рта, а из дыхания — ветер. Воздух произошел из его пупа, из его головы произошло небо, а из ушей создались страны света, ноги же его стали землею.

Когда творец засыпает и наступает ночь Брахмы, вселенная гибнет. Ночь Брахмы длится столько же времени, сколько его день; когда она минует и настает новый день, Брахма творит вселенную заново.

Воспитанный человек никогда не станет кричать на вас в минуту злости. Он сначала успокоится, подумает, а потом тихим, вкрадчивым голосом скажет вам такие слова, что ему не придется топить вас в ванне. Вы сами в ней утопитесь.

Я прошмыгнула в прихожую. У нас все в порядке. Мужчины заняты делом, пытаются открыть ящик. Афина и Хуч с ними. Пуделиха Черри где-то спит, ворон комментирует происходящее. Никто меня не ищет, самое время сбежать из дома.

Я поняла, что мужики сейчас начнут вскрывать деревянный ящик. Прекрасно знаю, как будут развиваться события. Кто-то уронит кому-то на ногу молоток. Один из представителей сильного пола поранит палец о гвоздь, другой получит занозу... Лучше мне незаметно дезертировать в свою спальню и сделать вид, что я сладко похрапываю.

Я вздохнула. И что бы выяснил очередной следак? Такой умный и честный, как Дегтярев, который за деньги не отправил бы дело в архив. А вот все, что мы разузнали! Алла съела шоколадки с наркотиком, Клод и Марго решили, что она умерла, принесли ее тело в сумке к реке. Они хотели утопить труп.

Когда идешь в магазин за новым сервизом, то непременно увидишь замечательную сумку и купишь модные сапоги. – Ой, – засмеялась продавщица, глядя на молодую женщину, которая произнесла эту фразу, – и со мной так всегда. Отправлюсь мужу за свитером, гляжу, такая кофточка чудесная! Померяю ее и приобретаю юбку.

– Как думаешь, есть смысл спрашивать его о Тарпе? – спросил Бернард. Ханна пожала плечами. – Можно и… Остаток фразы потонул в грохоте выстрела. – Ложись, ложись, ложись! – заорал Бернард, прежде чем успел осознать происходящее, и толкнул Ханну на землю.

– Где вы были прошлой ночью? – спросил Бернард. – Какая разница? Не дома. – Фрэнк Джульепе был найден мертвым в своей квартире прошлой ночью. Тарп вытаращил глаза, а потом расхохотался безумным смехом, полным злобы и удовлетворения. – Правда? Сдох, значит?! Отличные новости! Мир стал лучше! Он мучился? Надеюсь, что да!

– Вы знаете, что у осьминога на вашей шее всего шесть ног? – спросил Митчелл, убирая фото в карман. – Ага, – ответил бармен. – У осьминогов восемь ног. Губы бармена дрогнули. Не глядя на Лонни, он ответил: – У этого – шесть.

Джейкоб совершенно не помнил, как арестовывал Блейза за кражу со взломом и писал рапорт. Скорее всего, это было не особо интересное дело… Получите, распишитесь – тюремный срок. К тому же с тех пор прошло больше пяти лет. Выслушав это пояснение, Митчелл поинтересовался, не забывает ли Джейкоб принимать таблетки от Альцгеймера. Уязвленный, тот лишь сухо усмехнулся.

– Любил, значит, повеселиться… – протянула Ханна. – Ага. Ящик оказался набит секс-игрушками. Здесь были фаллоимитаторы, вибраторы, наряды для ролевых игр, включая несколько пар наручников, тюбики смазки, мужские мастурбаторы… Презервативов Ханна насчитала пачек восемь. То ли Фрэнк Джульепе был оптимист, то ли правда вел очень активную половую жизнь.

– Почему вы упорно зовете меня Дэвином? – Потому что это твое имя. – Меня зовут Майки! – Не заливай! Мы прекрасно знаем, что ты – Дэвин Деркинс. – Дэвин Деркинс? – удивленно переспросил арестант. – Это ж мой приятель! Так вы думаете, что я – Дэвин? Ха! Вы не того взяли! У Дэвина грипп, вот он и попросил меня помочь. Я не ваш клиент! Отпустите меня!

Как мне удается не злиться на людей? Почему не пасую перед трудностями? Я давно понял: радуйся, если судьба постоянно отпускает тебе оплеухи, громоздит баррикады из трудностей. Это означает, что вас пытаются чему-то научить. Что же касается рода человеческого, то в этом случае мне помогают слова древнегреческого философа Сократа: «Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но всякий человек тебе учит

Никогда не говори «никогда». Многие мои «никогда» из прошлого сейчас растворились. Я тогда и я сейчас – разные я. Но базовые ценности остались. А что же ушло? Я отвернулся к окну. Наверное, все то, что мешало мне стать счастливым.

– Такое чувство, что мне мозг тряпкой вытерли. Вообще ничего не помню. Стакан воды! Помню, что он был. Но как в моей руке очутился? Понятия не имею. Сам собой возник. Опустошила его, потому что услышала приказ: «Пей!» Кто сказал? Кто велел? Не помню! Вообще! Потом врач в клинике расспрашивал, не знала, что ответить. Я пила воду из стакана? Вроде, да. А может, нет!

Через пять минут я оказался в закутке. Перегородка закрывала меня по шею, голова торчала наружу. – Первый лук сейчас подам, секундос, пожалуйста. – И Валя впихнулась в закуток. Женщина держала вешалку, на ней висело... я прищурился, но так и не понял, что притащила помощница Эдуарда. – Круто, да? – улыбнулась та. – Прямо, …., слов нет! Курица живая! …! – Курица? – переспросил я.

– Да уж, – вздохнул я. – История странная, запутанная. Попробуем разобраться. И... Раздался звонок домофона, батлер глянул на экран. – Пришла ваша матушка, с ней какой-то мужчина. – Очень хочется прикинуться дохлым голубем, – пробормотал я, – но номер не пройдет.

Частный детектив живет по принципу «сколько натопал, столько и слопал». Есть у меня работа? Следовательно, в моем кошельке шуршат купюры. Никому не нужен? Сиди, господин Подушкин, голодным. Правда, до полной нищеты я пока не доходил, потому что всегда откладываю энную сумму на черный день.