— Ничего я тогда не понимал! Надо было судить не по словам, а по делам. Она дарила мне свой аромат, озаряла мою жизнь. Я не должен был бежать. За этими жалкими хитростями и уловками я должен был угадать нежность. Цветы так непоследовательны! Но я был слишком молод, я еще не умел любить.

— Я буду плакать о тебе, — вздохнул Лис.
— Ты сам виноват, — сказал Маленький принц. — Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно; ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил...
— Да, конечно, — сказал Лис.
— Но ты будешь плакать!
— Да, конечно.
— Значит, тебе от этого плохо.
— Нет, — возразил Лис, — мне хорошо.

– Ведьма – существо редкое, законом охраняемое, и так вид вымирающий.

– Что? – прошипел.
– Качественно ты вытер их… – но сковородку держу крепко.
– В смысле? – прошипел Демон.
– В смысле качественно ты вытер свои… яйца, – пояснила я.
Ага, и дальше каждый понимает в меру своей испорченности. Да, я очень испорченная. Демон тоже, так как даже покраснел. Сковородка коварно задрожала, я поняла, что действительно пришла ржака.

Мы всегда, всю жизнь жили в слишком тесном кругу. И мы… мы все слишком друг друга любили. Есть столько семей, где все друг дружку смертельно ненавидят. Это ужасно, но не менее ужасно, когда все полюбовно завязаны в один клубок сложных противоречивых отношений. Я, помнится, имела в виду именно это, когда сказала тебе, что мы живем в скрюченном домишке. Не какую-то бесчестность, а то, что нам трудно было вырасти независимыми, стоять на собственных ногах. Мы все какие-то крученые-верченые, как вьюнки.

Ребенок, тот переводит желание в действие без угрызений совести. Ребенок рассердился на котенка и, сказав: «Я тебя убью», – ударяет его по голове молотком, а потом безутешно рыдает из-за того, что котенок больше не прыгает! Как часто дети пытаются вынуть младенца из коляски и утопить его, потому что младенец узурпировал внимание взрослых или мешает им. Они достаточно рано узнают, что убивать «нехорошо», то есть их за это накажут. По мере взросления они уже начинают чувствовать, что это нехорошо. Но некоторые люди на всю жизнь остаются морально незрелыми. Они хотя и знают, что убивать нехорошо, но этого не чувствуют.

Меня всегда интересовали – как любителя, конечно, – наиболее эффектные случаи, попадавшие в Отдел уголовного розыска. Но, как сказал отец, я интересовался этим как сторонний наблюдатель, глядя, так сказать, через стекло витрины. Но теперь – о чем гораздо раньше меня догадалась София – убийство стало для меня доминирующим фактором моей жизни.

Бестия – да, но не мошенник. Закона никогда не нарушал. Но ухитрялся придумать тысячи уловок, чтобы закон обойти. Он урвал большой куш даже во время войны, а уж на что был стар. Никогда ничего противозаконного, но уж если он за что-то взялся – значит, сочиняй скорей новый закон. Но пока вы сочиняли новый закон, он успевал затеять следующий бизнес.

– Тихо! Не смейте произносить такое вслух. Я же говорю, человека нужно тянуть в Царство Небесное медленно. Очень медленно! Он и так время от времени рвет веревку и с наслаждением плюхается в грязь…

– Время – это единственное, чего у меня завались.

Вы-то, наверное, помните, как вас зовут, откуда вы родом, да и вернуться можете в любой момент!

Жизнь - это игра, в которой каждый уровень сложнее предыдущего. Едва ты приноровился, правила усложнились.

В запросах нужно быть скромнее, и тогда нет-нет, глядишь, до чего-нибудь доковыряешься.

Таня отметила, что имя Медузия Склепова особенно не уродовала. И очень дальновидно. Щенок, даже самый отважный, всегда должен знать, на какую собаку тявкать можно, а где лучше взять смысловую паузу.

Время… дать нам достаточно времени — и все наши самые твердые решения покажутся шаткими, а убеждения — случайными.

Паспорта для того и устроены, чтобы мешать честным людям и помогать мошенникам.

Человек боится вечно не того, чего ему следует бояться. Например, всю жизнь уверен, что умрет от болезни сердца, бережется, дважды в неделю бегает на кардиограмму, жрет тонны лекарств, достает родственников, а на семьдесят втором году жизни по дороге на очередное обследование его тупо размазывает троллейбусом по припаркованному впереди грузовику. Разве не глупо?

– Так! – пробормотал Поклеп, помахивая свитком, чтобы тот скорее высох. – С этими лысегорскими жуками, которые не отправили нам парковые скамейки, я разобрался!.. Теперь займемся стройматериалами! Из тысячи кирпичей триста пережженные, а пятьдесят треснутые. Ну прораб, обманчивый ты мой… в кого бы мне тебя превратить? Хотя, боюсь, тебя, жука, ничем не удивишь!

Всякое добро, всякий свет подаются только извне, в нас же самих их нет. Это видно хотя бы по тому, что в редкие минуты мы возвышаемся, просветляемся, ощущаем себя способными на что-то великое, а иногда даже и творим его. А потом и сами не можем дорасти до собственного уровня. Удивляемся: откуда в нас это приходило? Писатели и художники называют это «проблески». Но проблески чего, как не света, существующего извне?

– Танька! Ты хорошая девушка, но ужас какая занудная! А все от избытка образования! Смотри, как бы это тебе не повредило! Заметь, в сказках на мудрых тетеньках всегда дураки женятся!.. Ну и наоборот. Два ума на семью много. Кстати, ты в курсе, что если отпилить от тебя «Т», ты будешь «Анька»?

Что мы имеем в виду, когда говорим «не могу»? Нет, я отлично понимаю, что означает «не могу» буквально. Но что мы в него вкладываем на самом деле? «Боюсь»? «Не хочу»? «Не верю»?

Для него было настоящей пыткой, когда пришлось объяснять этой чистой девушке, незнакомой с людской подлостью, всю гнусность предательства, которым запятнал себя казнохранитель; рассказывать ей об утонченной жестокости королевской фаворитки, о ее коварстве, подсказанном ревностью.

– Любовь эта, – продолжал Челлини, – не дает ни радости, ни блаженства, а все же захватывает тебя всего, целиком. Это вампир, по каплям высасывающий всю твою кровь, медленно пожирающий твою душу. Любовь с непреодолимой силой держит тебя в своих когтях, и вырваться из них невозможно. Асканио, Асканио, бойся ее! Видишь, что она химера и что счастья не добиться, а все же ей отдаешься всей душой, почти с радостью жертвуешь всей своей жизнью.

Размышления – могучий пособник для людей, сильных духом или богато одаренных.

Ничто так не примиряет с опасностью, как время или расстояние, которое нас от нее отделяет.

— Не надо бросать — добро ведь.

Сознание как-то мгновенно смирилось с фантастичностью временного прыжка, после чего был сделан логичный вывод — вряд ли наверху продолжаются поиски убийцы.

Театр полон! Ложи блещут! Пушкин уже умер, и можно безопасно тырить у него фразы!

Не хочешь по-хорошему — придется выслушать правду.

– Не увлекайся чужой болтовней, правда обычно куда неприглядней.

– Не могу запомнить, у тебя еще ночь или уже день?
– Бестолочь, сколько раз повторять одно и то же? Запиши на листе бумаги и прицепи к монитору. К тому же ты можешь звонить мне в любое время. Я тебе всегда рада, а спать много вредно. Как дела?

Зло не столько зло, сколько отсутствие добра. Любая пустота, лишенная добра, неминуемо заполняется его противоположностью. Или немного иначе: зло – есть болезнь добра.

По всем статьям, забирать такого мальчишку, как Руди, — просто грабеж: столько жизни в нем, столько всего, ради чего стоит жить, — и все же я почему-то уверен, что ему понравились бы этот битый камень и разбухшее небо в ту ночь, когда он скончался. Он бы заплакал, обернулся и улыбнулся — если бы только увидел книжную воришку на четвереньках рядом со своим уничтоженным телом. Он бы обрадовался, что Лизель Мемингер целует его запыленные губы, убитые бомбой.
Да, я это знаю.
Во тьме моего бьющегося тьмой сердца — знаю. Еще как бы ему это понравилось.
Видите?
Сердце есть даже у смерти.

...людям нравится немного полюбоваться разрушением. Песочные замки, карточные домики — с этого и начинают.

...его личность давит мое самолюбие и стесняет мою свободу. В одни сутки я могу даже лучшего человека возненавидеть: одного за то, что он долго ест за обедом, другого за то, что у него насморк и он беспрерывно сморкается. Я, говорит, становлюсь врагом людей, чуть-чуть лишь те ко мне прикоснутся. Зато всегда так происходило, что чем более я ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к человечеству вообще.

...я видел это много раз, дважды после моего появления здесь и несколько раз в прежней жизни. От этого места у меня такое ощущение, что произошедшее со мной во времени — лишь случайность, не более значимая, чем десять секунд без сознания, проведенных боксером в легком нокауте. Здесь прошло сто пятьдесят лет, но изменения невозможно заметить.

— Какая есть альтернатива лечению?
— Бойкот. Что означает — вас доставят к воротам резервации для индивидуумов, противящихся принятым нормам сосуществования, а ваш кредит будет конвертирован в любую недвижимость по вашему выбору. Или же, если предпочитаете такой вариант, вы можете эмигрировать в любую страну, которая согласится вас принять.

— Хотите сказать, за тридцать лет было убито более трети миллиарда человек?
— Не выстрелами или ядами. От голода умерло больше людей, чем в сражениях. Массовую гибель вызвало не смертельное оружие, но развал экономической системы. Люди редко осознают в полной мере, насколько мы зависимы друг от друга. Военные действия уничтожили средства связи. Поставки нарушились. Кредитная система раздулась и взорвалась, и людям осталось уповать лишь на бартер. Бартер для столь крупной экономической структуры — все равно, что весла для боевого крейсера. Правительства прибегали к ангарии и экспроприации, чтобы обеспечивать свои войска, но заканчивалось все опустошением, и люди это знали.

– ЯГУН!

– Так вот, оказывается, как меня зовут! Приятно познакомиться! Я – гунн! Я – скиф! Я дикарь!

– Держи подарок! – сказал Жикин и принялся толкать Шурасику в руку свиток, перевязанный ленточкой.

– Что это?

– Магическая страховка мага Болбея Бостонского! Слышал о такой? С человеком, который застраховался, обязательно случаются все описанные в полисе страховые события… Если страховка от наводнения – то потоп, если страховка на аварию, то авария! Смотри, тут вписано твое имя! Прикольно, да? Я застраховал тебя от лысины в тридцать лет и от ожирения в сорок!

И Жикин уставился на Шурасика, явно надеясь смутить его и испортить настроение.

– Кто вписывал? Ты? – очень спокойно спросил Шурасик.

– Ну, я.

– Лично? Своей рукой?

– Да.

– А на руке у тебя, конечно, была перчатка из кожи молодого белого буйвола, убитого молнией?

– Нет. А что? – напрягся Жикин.

Шурасик кивнул.
– Да ничего. Просто в другой раз внимательно читай примечания к договору страхования.

– Ты хочешь сказать, что у тебя не будет лысины и ожирения? – с подозрением спросил Жикин.

– Будут-то будут, но не у меня… А за подарок спасибо, Жика! Ленточка действительно очень красивая! – сказал...

Есть неэгоисты. Есть эгоисты ситуативные, которые хотя бы пытаются с собой бороться. Бывают эгоисты торгующиеся, любящие честный паритет (ты мне - я тебе). И, наконец, существуют эгоисты до такой степени, что вообще не понимают своего эгоизма.

— Призраки очень хитрые ребята.

– Как вы легко бросаетесь словами! Преступления! Да, я признаю, что допускал ошибки. Как миллионы моих соотечественников, я работал, и я ошибался. Мы работали, и мы ошибались, но страна шла вперед.

А еще он заставил их возвратить ему дикую герань. Во время ареста солдаты не разрешили ему взять с собой цветок. Но кто же не знал, что Стойо Петканов, верный духу своего народа, спит с горшком дикой герани под кроватью? Это знал каждый. И они капитулировали на третьи сутки. Он подрезал побеги маникюрными ножницами, чтобы растение могло уместиться под низкой арестантской койкой, и спал с этого дня гораздо лучше.

— Люди забыли эту истину,— сказал Лис,— но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил.

– Так там это… белки…
Мне стало как-то лучше.
– Белки? – переспросил Стужев.
Из тьмы так же заикаясь ответили:
– Б-б-белки… И это… они говорят, что ведьма ихняя вся совсем. И… отдать требуют.
Почему-то после этого и Князь, и Кощей разом на меня посмотрели. Пристально так, а я:
– Белки так любят орешки…

– Марго, у тебя есть два варианта – или ты открываешь дверь сама, или я вхожу!
Дэн отлетел от меня как ошпаренный. Демон подавился и закашлялся. Я разозлилась окончательно и даже возмутилась:
– Да что это такое! Лезут и лезут маньяки фэнтезийные, как тараканы какие-то! Вам еще не надоело?!

Сковородка тем временем явно придала мне уверенности в себе.
– А теперь вон из моего дома, Гудини глюченое! – прошипела я. – И на твоем месте я бы напрочь сюда дорогу забыла!

— Большинство людей в основном добрые или в основном злые, но ты наделена обеими силами.

Лучший способ не ошибиться в выводах - не спешить с ними.