Где-то в повседневной жизни женщины таилось то, что привлекло убийцу. Реакция жертвы на нападение тоже значительно влияла на его психику. Некоторые убийцы становились более жестокими, если жертва вела себя покорно, а другие убивали, только когда встречали сопротивление. В общем, если знаешь, какой была жертва, ты на полпути к пониманию преступника.

Обычно Зои легко могла вообразить возможные сценарии, а сейчас разрозненные детали не желали выстраиваться в стройный ряд. Что-то явно ускользало из виду.

Итак, многое зависит от того, каково устроение человека в данный момент. Но это не зачеркивает роль образов, символов и слов. Нет ничего унизительного в том, что весть о духовной тайне часто доходит до нас с помощью человеческих средств. Не надо презирать слово «человеческое». Человек сам есть чудо и тайна, он несет в себе отблеск Бога.

Дорога христианина подобна дороге древних израильтян в пустыне. Нужно сохранять верность Богу и среди испытаний, благодарить Его за чудесную помощь, но оставаться твердым даже тогда, когда эта помощь, казалось бы, медлит. Именно такой безответной верности ждет от нас Спаситель. В ней наша сила.

Христос — это Откровение Бога, данное человеку самым интимным образом, потому что мы с вами люди и можем познать Вечное только тогда, когда Оно преломляется в конечном, и прежде всего в человеческой личности.

Есть некая единая модель человеческого бытия, человеческого существа, которая определяет одинаковое развитие религиозных, культурных фаз в разных концах земли, не связанных между собой; в общем сходство этики, например, в исламе и христианстве.

Разве нам важно знать, был ли милосердный самарянин на самом деле? Был ли блудный сын, и как его звали, и действительно ли он однажды ушел от своего отца? Это не имеет значения. Нам важна суть того, что до нас донесено.

Если завтра опять умрет тот, кто уже умер сегодня, я даже с места не сдвинусь.

Если наши воспоминания принадлежат не нам, то и мы себе не принадлежим.

Тому, кто может воскрешать мертвых, и убить не проблема.

...когда у тебя в руках молоток, все проблемы превращаются в гвозди

Доносчиков, как серийных убийц, совершенно невозможно распознать в толпе — с виду нормальные, даже, может, приятные люди; а на деле — носят в душе неизбывную тягу к причинению вреда.

...зараженный войной человек неизбежно начинает воевать — с собой, с семьей, с городом, с улицей, с чем угодно.

Если смотреть на мертвецов слишком долго, они заговорят с тобой.

Если ты не смотришь на мертвеца, будь уверена – мертвец смотрит на тебя.

На фигуриста было жалко смотреть. Весь его блеск, весь апломб куда-то исчезли. Теперь Лещинский представлял собой жалкое зрелище. Он рыдал, скованными руками размазывая по лицу слезы и сопли, просил простить его, пощадить, учесть его большие заслуги перед советским спортом…

Она много еще чего кричала, пока ее сажали в машину, и даже там не могла успокоиться: все угрожала, ругалась, визжала. Наконец Храпченко усадил ее в машину, и юную фигуристку в сопровождении двух оперативников повезли в МУР.

У входа в ресторан капитан стал свидетелем безобразной сцены. Какой-то хорошо одетый мужчина приставал к девушке. И не просто приставал, а грубо тащил ее в машину, а девушка отбивалась. Естественно, что капитан вмешался: защитил девушку, урезонил хулигана и доставил обоих в ближайший опорный пункт милиции.

Когда Светлана повисла у своего приятеля на шее, Егоров невольно должен был признать, что это просто идеальная пара. «Это все одна только маска, – убеждал себя капитан. – Маска, за которой он прячет свою сущность убийцы».

Не слушая ответа этого жулика, Егоров положил трубку. Теперь капитану многое стало ясно. У него появилась наводка на человека, который, возможно, продал Виолетте Леонидовой старинное ожерелье – ту вещь, из-за которой ее, может быть, и убили.

«Ожерелье! – мелькнула мысль. – Он хочет забрать мое ожерелье! Нет, не отдам!» Она хотела крикнуть «Нет!», но из горла вырвался лишь слабый хрип. Правая рука неизвестного резко наклонила голову жертвы вперед, хрустнули, ломаясь, шейные позвонки, и тело Виолетты Игоревны мягко упало на дорогой персидский ковер.

— Ой, у нас была куча концовок, — сказала Кира. — Одни говорили, что его сбросили в карьер, чтобы задобрить богов тундры, другие — что ученые забрали его на Большую землю для экспериментов. Но мне всегда нравилась концовка с шаманом. В больницу пришел шаман и долго разговаривал с мальчиком и показал ему, как сбрасывать рога. Для этого нужно было научиться забывать.

— Самое страшное произошло с теми, кого ранили. Той же ночью в больницу и в морг пришли люди, «одетые не по погоде», — Титов махнул рукой в сторону поликлиники. — Один из выживших, Дмитрий Игнатьевич Шорохов, на площади получил пулю в плечо и пришел в больницу. Ему повезло, ночью его растолкала медсестра и сказала, чтобы лез через окно, — о нем уже спрашивали чужаки.

— Рабочие собрались на этой самой площади и стали звать «на разговор» главу администрации, Сенникова. Им сообщили, что Сенников в Мурманске и приедет завтра. Мне неизвестно, правда ли это, или администрация просто пыталась выиграть время. Через сутки в город въехали два грузовика с военными и несколько черных машин. Появились люди в коричневых плащах, явно неместные.

Карьер для всех здесь был главным местом паломничества. Дети приходили сюда слушать песни тритонов или играть — в прятки, в войну, подростки — «забивать сваи», взрослые — в основном выпивать или напиваться. Огромный, овальный, похожий на кричащий от боли рот, карьер был единственным местом в округе, где можно было ощутить масштаб и грандиозность мира.

Еще будучи ребенком, глядя на карту, она задавалась вопросом: кто мог додуматься до такого – назвать почти все улицы в центре в честь танковых бригад? Есть вероятность, конечно, что в год основания Сулима – 1956-й – танковые бригады были в моде; или, возможно, сами градостроители были большими поклонниками танковых бригад и лично К.Е. Ворошилова.

А вдруг в мастерскую заглянул бы кто-то из девчонок? Тогда бы весь план рухнул. По твоей теории, ему надо было дождаться, пока у двойника вырастет борода, да еще учить его рисовать. – А рисовать-то зачем? – А как же? Ведь Хэйкити художник. Странно, если человек слоняется по мастерской, не беря в руки ни кисть, ни карандаш. Или станет рисовать огурец, а получится тыква… Ужас!

– Э-э… это замечательно, – произнес я с запинкой. Митараи почувствовал неладное. – Нет, это действительно большое дело, – продолжил я. – Чтобы за один вечер так продвинуться вперед… Надо иметь исключительные способности. – Так вот оно что… – Что? – Ты хочешь сказать, что я не первый? Кто-то додумался до этого раньше меня?

Когда речь идет о предумышленных убийствах, у преступника обязательно есть четкий мотив. Если мотив удается определить, дело, как правило, рано или поздно раскрывают. Но с убийствами в семействе Умэдзава проблема как раз и заключается в мотивах, вернее, в их отсутствии. В «убийствах Азот» мотива нет ни у кого, кроме Хэйкити Умэдзавы, которого самого убили.

– А если предположить, что ваза не была орудием убийства? – Это невозможно. Конфигурация раны на голове Кадзуэ полностью соответствует форме вазы. Нет никаких сомнений. – А что если убийца – женщина? Она могла инстинктивно протереть вазу и поставить на место. Для женщин такое вполне возможно.

Одна из главных причин, запутывающих дело Умэдзавы – я имею в виду не только убийство Хэйкити, но и то, что произошло с его семьей, – состоит в том, что Ёсио и Хэйкити были похожи друг на друга, как близнецы. Это раз. И второе: у убитого Хэйкити кто-то отрезал бороду.

– Но как преступник умудрился убить Хэйкити в запертой комнате? – А-а… ты про это… – страдальчески скривившись, протянул Митараи. – Трудно определить, кто это сделал… – Я сейчас не о преступнике. Меня интересует способ. Как можно убить человека в помещении, запертом изнутри на замок? – Ну, с этим-то как раз все просто. Достаточно подвесить кровать под потолком.

У Майкла хватало времени, чтобы подумать. Пастухи часто шли в мафию в качестве убийц и исполнителей; для них это был чуть ли не единственный способ заработать. Майкл размышлял об организации своего отца. Если она продолжит процветать, то станет такой же раковой опухолью, как здесь, и уничтожит страну. Сицилия уже стала землей призраков.

– Кем бы мы были, если б не могли мыслить здраво? Дикарями из джунглей! Но мы можем мыслить, можем договориться друг с другом и сами с собой. Зачем мне вновь устраивать переполох, насилие и хаос? Да, мой сын мертв, и это прискорбно, но я должен достойно нести свое горе, а не заставлять всех вокруг страдать. И потому клянусь честью, что не стану искать возмездия за то, что давно уже в прошлом.

Это был Санни Корлеоне. Его широкое лицо искажала уродливая гримаса ярости. В мгновение ока он взлетел на крыльцо и, схватив Карло Рицци за горло, попытался вытащить его на проезжую часть. Тот вцепился мускулистыми руками в железные перила и весь сжался, втягивая голову в плечи и пряча лицо. Затрещал разрываемый по шву воротник рубашки.

Вито позволил Фануччи спуститься по лестнице и выйти из здания. На улице было полно свидетелей, которые подтвердят, что от Корлеоне бандит вышел живым. Вито наблюдал за Фануччи из окна: тот повернул на Одиннадцатую авеню – значит, направляется домой, возможно, чтобы спрятать деньги. Или выложить пистолет. Вито Корлеоне вышел из квартиры и побежал на крышу.

Прошла всего секунда, а Майкл уже навел пистолет на Маккласки. Капитан полиции с отрешенным любопытством смотрел на мертвого Солоццо, как будто впервые его видел. Никакой угрозы для себя он не чувствовал. С поднятой вилкой в руке повернулся к Майклу, и на его лице застыло такое праведное возмущение, как будто Корлеоне должен был немедленно сдаться или сбежать.

Эти двое были в черных пальто и черных же широкополых шляпах, низко надвинутых, чтобы возможные свидетели не разглядели лиц. Но убийцы не ожидали, что дон Корлеоне среагирует так быстро. Он бросил пакет и с неожиданным для человека его комплекции проворством кинулся к машине, крича «Фредо, Фредо!» Только тогда убийцы достали оружие и открыли пальбу.

Бросок, а потом грохнул взрыв, взметнувший в воздух землю вперемешку с травой и старой хвоей. И сразу же Будан вскочил на ноги и, прикрываясь деревом, стал расстреливать поляков с фланга. Крики и ответная стрельба огласили лес.

Мотыль тут же сдвинул в сторону флажок предохранителя, обхватил ствол пистолета зимней шапкой-ушанкой, которую припас заранее и нажал на спусковой крючок. Сухой щелчок бойка прозвучал тихо и безнадежно. Мотыль так побледнел, что это стало заметно даже в темноте.

Мотыль стоял босиком и в исподних штанах. Одной рукой он придерживал дверь, вторую держал за спиной. Сосновский подумал, что там мог быть пистолет, но потом увидел конец топорища.

Осмотревшись во временном лагере «окруженцев», Сосновский понял, что они тут делали и зачем разжигали костер. В кустах валялись жерди самодельных носилок и окровавленная простыня. А еще на краю поляны виднелся холмик свежей могилы.

Мужчина держал в руках немецкий «шмайсер» и тут же вскинул его, увидев человека в советской военной форме. Оперативник опередил своего противника и короткой очередью свалил его.

Николай, вскрикнув и схватившись за бедро, рухнул на землю и прокатился по траве. Буторин упал с ним рядом, прикрывая собой и стреляя короткими очередями. - Зацепило, - простонал партизан. – Вот сволочи! Нога…

У Майкла хватало времени, чтобы подумать. Пастухи часто шли в мафию в качестве убийц и исполнителей; для них это был чуть ли не единственный способ заработать. Майкл размышлял об организации своего отца. Если она продолжит процветать, то станет такой же раковой опухолью, как здесь, и уничтожит страну. Сицилия уже стала землей призраков.

– Кем бы мы были, если б не могли мыслить здраво? Дикарями из джунглей! Но мы можем мыслить, можем договориться друг с другом и сами с собой. Зачем мне вновь устраивать переполох, насилие и хаос? Да, мой сын мертв, и это прискорбно, но я должен достойно нести свое горе, а не заставлять всех вокруг страдать. И потому клянусь честью, что не стану искать возмездия за то, что давно уже в прошлом.

Это был Санни Корлеоне. Его широкое лицо искажала уродливая гримаса ярости. В мгновение ока он взлетел на крыльцо и, схватив Карло Рицци за горло, попытался вытащить его на проезжую часть. Тот вцепился мускулистыми руками в железные перила и весь сжался, втягивая голову в плечи и пряча лицо. Затрещал разрываемый по шву воротник рубашки.

Вито позволил Фануччи спуститься по лестнице и выйти из здания. На улице было полно свидетелей, которые подтвердят, что от Корлеоне бандит вышел живым. Вито наблюдал за Фануччи из окна: тот повернул на Одиннадцатую авеню – значит, направляется домой, возможно, чтобы спрятать деньги. Или выложить пистолет. Вито Корлеоне вышел из квартиры и побежал на крышу.

Прошла всего секунда, а Майкл уже навел пистолет на Маккласки. Капитан полиции с отрешенным любопытством смотрел на мертвого Солоццо, как будто впервые его видел. Никакой угрозы для себя он не чувствовал. С поднятой вилкой в руке повернулся к Майклу, и на его лице застыло такое праведное возмущение, как будто Корлеоне должен был немедленно сдаться или сбежать.

Эти двое были в черных пальто и черных же широкополых шляпах, низко надвинутых, чтобы возможные свидетели не разглядели лиц. Но убийцы не ожидали, что дон Корлеоне среагирует так быстро. Он бросил пакет и с неожиданным для человека его комплекции проворством кинулся к машине, крича «Фредо, Фредо!» Только тогда убийцы достали оружие и открыли пальбу.