Эта тайна была дырой в моем сердце, в которую проваливалась любая радость

«Я двадцать четыре года не выходил из квартиры!»

Я хотела ребенка.
Что это значит — хотеть ребенка?
Я проснулась однажды утром и поняла пустоту внутри себя.
Я поняла, что могу пренебречь своей жизнью, но не жизнью, кото-рая будет после меня. Я не могла это объяснить.
Потребность возникла раньше, чем объяснение.

Сколько раз сотни тысяч пальцев должны прикоснуться друг к другу, чтобы получилась любовь?

Хотела, чтобы у него остались хорошие воспоминания. Может, из–за них он снова когда–нибудь вернётся. или хотя бы соскучится.

Надеюсь, что когда-нибудь и тебе доведется узнать, как приятно сделать для любимого то, чего сам не понимаешь

Сколько людей проходит через твою жизнь! Сотни тысяч людей! Надо держать дверь открытой, чтобы они могли войти! Но это значит, что они могут в любую минуту выйти!

Говорим ли мы о рыбах, свиньях или о других съеденных животных, неужели их мучения самая важная в мире вещь? Конечно нет. Но вопрос не в этом. Вопрос вот в чем: важнее ли это суши, бекона или куриных наггетсов?

Ничто - ни разговор, ни рукопожатие, ни даже объятие - не упрочивает дружеских отношений так, как совместная трапеза. Может быть, это дань культуре. Может быть, эхо общинных пиров наших предков.

В конечном итоге жизнь - не гонка по кратчайшей к цели, а неудержимый бег в логический вакуум, и жизнь была суматошной, хаотичной и полной случайностей

– Объяснение?! Выходкам Генри Уилта??? И не надейтесь! Можете сами придумать хоть тысячу, хоть десять тысяч объяснений, а он вам в конце концов преподнесет такое, что вам и в страшном сне не снилось. Уилт почти то же самое, что «Эрни».
– Эрни? – удивился Мистерсон. – Это еще кто такой?
– Это такой дурацкий компьютер для определения номеров выигрышных облигаций. Из целого моря чисел выбирает случайные. И Уилт такой же. Надеюсь, понимаете?

Покажи мне хоть одного примерного «мальчика», и я тебе приведу верблюда с четырьмя горбами.

Жизнь била в ней ключом. Она попросту любила все вокруг, наслаждалась жизнью такой, как она есть, и поэтому, в отличие от сестры, неудержимо привлекала к себе всех.

Анджеле пришло на ум выражение из той оперетты, которую она смотрела вместе с Юджином. «Разлука — это темная комната, в которой не видно даже любви».

Жизнь требует, чтобы мы постоянно приспосабливались к новым обстоятельствам.

Не всякий ум измеряется каким-нибудь одним безрассудным поступком; не всякого можно судить по одной какой-нибудь страсти.

Но разве человек может быть по-настоящему благороден? Была ли на свете хоть одна бесспорно благородная душа? Трудно поверить. Люди живут убийством, все без исключения. И предаются похоти, чтобы воспроизводить себе подобных. Подлинная история человечества - это, в сущности, войны, корыстолюбие, тщеславие, жестокость, алчность, похоть, убийства, и только слабые придумывают себе какого-то бога, спасителя, к которому они взывают о помощи. А сильные пользуются этой верой в бога, чтобы порабощать слабых.

Жизнь и в лучшем-то случае — жестокая, бесчеловечная, холодная и безжалостная борьба, и одно из орудий этой борьбы — буква закона.

Миссис Каупервуд более его не удовлетворяла ни физически, ни духовно, и это служило достаточным оправданием его увлечения Эйлин.

Этика, в представлении Каупервуда, видоизменялась в зависимости от обстоятельств, чуть ли не в зависимости от климата.

Никто не сумел бы убедить его, что этим бренным миром движет добродетель. Он знал слишком многое и знал себя.

Неизмеримы глубины низости, до которых может пасть глупец.

Самое безнадежное дело на свете - пытаться точно определить характер человека. Каждая личность - это клубок противоречий, а тем более личность одаренная.

Жизнь по-настоящему красива лишь тогда, когда в ней заложена трагедия.

У сильных натур влечение к женщине обычно не угасает, а подчас лишь подавляется стоической воздержанностью.

Человеческая природа вне зависимости от климата и всех прочих условий везде одинакова.

Подводя итог, что же нам сказать о жизни? «Покоя, покоя, отдохновения…»? решим ли мы упорно бороться за то равновесие, которое, как мы знаем, должно наступить и – будем мы бороться за него или нет – все равно наступит, чтобы сильный не мог стать слишком сильным и слабый слишком слабым? Или, быть может, пресытившись тусклой обыденщиной, скажем: «Хватит. Мы хотим достичь или умереть!» И умрем? Или будем жить?
Каждый действует согласно своему темпераменту, которым он не сам себя наделил и потому не всегда умеет им управлять и которым не всегда умеют за него управлять другие. Кто указывает нам путь, то вознося нас к ослепительным вершинам славы и почестей, то ломая, калеча, наделяя темной, отталкивающей, противоречивой или трагической судьбой? Душа, что внутри нас? А чье же она порождение? Бога?

Зачем женщина покупала столько разной одежды. Чтобы облапошить мужчину, чтобы он поверил, будто она – несколько разных женщин. Каждый день новая.

На все - свой контекст; или свой срок?

Миг предательства хуже всего, миг, когда понимаешь без тени сомнения, что тебя предали: что некий человек настолько желает тебе зла.

На редкость ограниченная публика эти англичане. Нация лавочников.

— Болезнь — это дефект дизайна, — ответил мальчик. — Его можно поправить.
— Значит, если бы ты делал мир, ты бы сделал его лучше? — спросила я.
Я имела в виду — лучше, чем Бог. Меня вдруг охватило праведное негодование. Как на Бернис. Как на вертоградарей.
— Да, — ответил он. — Именно так.

Адам Первый утверждал, что падение человека многогранно в своих проявлениях. Древние предки, приматы, спустились с деревьев и таким образом опустились до земли; затем отпали от вегетарианства и впали в мясоядение. Затем отпали от инстинкта и впали в разум, а затем в технологию; от простых сигналов — к сложной грамматике; от неимения огня — к огню, а от него к оружию; от сезонного спаривания к постоянному сексуальному зуду. Затем они перестали радостно жить моментом и погрузились в беспокойное созерцание исчезнувшего прошлого и неосязаемого будущего.

Падение было растянуто во времени, но его траектория неизменно вела все ниже. Когда тебя втягивает в колодец познания, у тебя нет иного выхода, как падать, узнавая все больше и больше, но не становясь ничуточки счастливее.

По количеству книг можно судить, что у него водятся деньги.

Всегда сперва постучи, — учила меня Мэри Уитни, — и жди, пока не разрешат войти. Неизвестно, чем они там занимаются, им ведь не хочется, чтобы ты все это видела. Они могут ковыряться пальцем в носу или в другом каком месте, ведь даже леди неймется почесать где зудит. И если увидишь пятки, торчащие из-под кровати, лучше не обращай внимания. Днем-то они все в шелках, а ночью у них отрастают поросячьи уши.

… В Раю было только одно дерево, а Плод Жизни и Плод Добра и Зла – это одно и то же. Если вкусишь от него, то умрёшь, но, если не вкусишь – тоже умрёшь. Хотя если всё-таки вкусишь, то к тому времени как придёт твой черёд помирать, будешь уже не такой бестолковой.

Если я буду вести себя хорошо и смирно, возможно, меня выпустят. Но вести себя смирно и хорошо не так-то просто — все равно что висеть на краю моста, с которого ты уже упала.

Напрасно утверждают, что человек должен довольствоваться спокойной жизнью: ему необходима жизнь деятельная; и он создает ее, если она не дана ему судьбой. Миллионы людей обречены на еще более однообразное существование, чем то, которое выпало на мою долю, - и миллионы безмолвно против него бунтуют. Никто не знает, сколько мятежей – помимо политических – зреет в недрах обыденной жизни.

Жалость некоторых людей,...это гнусное оскорбление, которое следует швырнуть в лицо тем, от кого она исходит.

Иногда одно слово может прозвучать теплее, чем множество слов.

Почти никакой косметики, и лицо обнажено. Глядя на губы, понимаешь, что видишь плоть.
Хорошенькая, даже красивая, трогательно нетронутая. Как на рекламе мыла – только натуральные ингредиенты. Пустое лицо; отрешенно, наигранно непроницаемое, как у всех тогдашних воспитанных девочек. Чистая страница, что не хочет писать, но ждет, чтобы писали на ней.

Сначала сниму чулки. Они рвутся от одного твоего взгляда.

Я все больше ощущаю себя письмом: отправлено здесь – получено там. Только адресата нет.

Для кого пишут дети, выводя на снегу свои имена?

Печальная хорошенькая девушка вызывает желание ее утешить, а вот печальная старая клюшка - нет.

Она была красивой, как человек, которого тебе не суждено встретить, но которого ты всегда мечтаешь встретить, как человек, который слишком хорош для тебя.

Дедушка не плохой человек, Джонатан. Все исполняют плохие поступки. Я исполняю. Отец исполняет. Даже ты. Плохой человек - это тот, кто в них не раскаивается. Дедушка теперь умирает из-за своих. Я умаляю тебя простить нас и сделать нас лучше, чем мы есть. Сделай нас хорошими.

Каждая вдова просыпается однажды утром после многих лет чистой и неизбывной скорби и понимает, что хорошо выспалась, и с удовольствием завтракает, и слышит голос своего покойного мужа уже не все время, а лишь время от времени. Скорбь сменяется благотворной печалью. Каждый родитель, потерявший ребенка, когда-нибудь вновь находит повод засмеяться. Тембр теряет пронзительность. Острота притупляется. Боль стихает. Как резцом, мы все высекаем свою любовь из утраты. Я. Ты. Твои пра-пра-пра-правнуки. И мы учимся жить в этой любви.

Я такой молодой, а он такой состарившийся, и оба эти факта должны были бы сделать каждого из нас заслуживающим своей мечты, но это невозможно.

Они никогда не смотрели друг на друга издалека. Им неведома была та высочайшая степень интимности, та близость, которая возможна только на расстоянии.