Горе политическому вождю, который проповедует новую доктрину спасения и по мягкосердечию своему предлагает панацею от всех социальных зол. Ему воистину уготован терновый венец.

Горе тому, кто отдает свое сердце иллюзии - этой единственной реальности на земле, но горе и тому кто этого не делает. Одного ждут разочарование и боль, другого - запоздалые сожаления.

Надо признаться, что никто так не кичится внешними проявлениями богатства, как тот, кто недавно это богатство приобрел.

Я беженка из прошлого и, как все беженцы, вспоминаю обычаи и привычки бытия, которое бросила или вынуждена была бросить, и все они отсюда мнятся причудливыми, а я - ими одержимой. Как белогвардеец в Париже, что пьет чай, заблудившись в двадцатом веке, я влекусь назад, тщусь вновь обрести старые тропы...

Сердцевина всего: метод постичь себя; если этого никогда с тобой не случалось, ни разу, ты был как мутант, как существо из космоса.
<...>
Мы верили в него, в это движение вниз - столь прекрасное, точно полет, и в то же время столь жуткое, исключительное, столь невероятное.

Даже в таких местах, даже при таких обстоятельствах бывают союзники. На это можно рассчитывать: всегда будут союзники, те или иные

Если у вас много вещей, говорила Тетка Лидия, вы слишком привязываетесь к этому материальному миру и забываете о духовных ценностях. Нужно воспитывать нищету духа. Блаженны кроткие.

Да ни к чему это мне, мужик не требуется, что от них толку, кроме десятисекундного полребенка? Мужчина - это просто женский метод делать других женщин.

Свобода бывает разная, говорила Тетка Лидия. Свобода для и свобода от.

Если бы, скажем, Дездемона страдала избыточным весом, кого бы огорчило, что Отелло её придушил?

Женщины очень часто совершают одну принципиально важную ошибку. Тратят уйму времени на объяснение собственных чувств, тащат на блюде эмоции и реакции, недостатки и потребности, и любовь, и гнев, и обиды. Как будто от разговоров может быть прок.

«Друзья мои, — говорил Адам Первый, — кое-кто утверждает, что Любовь — лишь химические процессы. Разумеется, это химические процессы: где были бы мы все без химии? Но Наука — лишь один из способов описывать мир. Другой способ описать его — это сказать: где были бы мы все без Любви?»

Наверное, ко мне беда пришла с самого рождения. Как говорится, родителей не выбирают, сэр, но сама бы я не выбрала по своей воле тех родителей, которых мне дал Господь.

Неверующий проповедник с хорошими манерами и приятным голосом обратит в свою веру намного больше людей, чем мягкотелый дурень с унылой физиономией, каким бы он ни был святошей.

Подумать – ещё не значит сделать. Если бы людей судили за мысли, то всех бы нас давно пора было повесить.

Если тебе хорошо живётся, начинаешь считать, что ты этого заслужил.

Вероятно, когда уже нельзя потерять доброе имя, появляется определенная свобода.

Если бы люди всегда слушались тех, кто жесток и несправедлив, злые так бы все и делали по-своему: они бы ничего не боялись и становились бы всё хуже и хуже.

... наш медовый месяц будет длиться до конца нашей жизни, и его счастье померкнет только над твоей или моей могилой.

Но некоторые не могут показать, где болит. Не могут успокоиться. Даже перестать выть не могут.

Слова. Так подбрасывают в воздух почтовых голубей, не зная, долетят ли. Но знаешь, может, посыл значим сам по себе, и он более значим, чем получение.

Если путешествие вас разочаровало, то значит, вы хотели уехать как можно дальше от себя и и понадеялись на дальние страны. <...> Вы ждали от путешествия омоложения, но не омолодились. Надеялись на ощущения, которые испытывали в детстве, на ту эмоциональную сосредоточенность, с какой ребенок вбирает в себя окружающий мир, но, повзрослев, вы закрылись и воспринимаете окружающее всего-навсего как зрелище. Вы откликаетесь на экзотику, а она враг истинного путешествия, потому что удивляет отличием чужого уклада от вашего собственного, а вечно новое мы постигаем, лишь вникнув в чуждое.

День отдается семейным ссорам, ночью же к человеку возвращается Любовь. Потому что Любовь сильнее этого словесного ветра. И человек садится у окна, под звездами, – он снова чувствует ответственность и за спящих детей, и за завтрашний хлеб, и за сон жены, такой хрупкой, нежной и недолговечной. Любовь – о ней не спорят. Она есть.

Мне всегда была ненавистна роль наблюдателя. Что же я такое, если я не принимаю участия? Чтобы быть, я должен участвовать.

Война была такой же далекой и абстрактной, как две мухи, сражающиеся насмерть под сводами огромного безмолвного собора. И такой же нелепой.

Из года в год, из года в год, каждую ночь, сама не зная зачем, женщина выходит из лачуги и, вскинув руки, долго смотрит на небо, на зеленое пламя Земли, не понимая, зачем она это делает; потом возвращается в дом и подкидывает щепку в огонь, а ветер крепчает, и мертвое море продолжает оставаться мертвым.

Тогда мы принялись сокрушать религию. И отлично преуспели. Лишились веры и стали ломать себе голову над смыслом жизни. Если искусство - всего лишь выражение неудовлетворенных страстей, если религия - самообман, то для чего мы живем? Вера на все находила ответ. Но с приходом Дарвина и Фрейда она вылетела в трубу.

Любовь не застрахована от инфляции.

Пожалуйста, будь правдив, но так же будь великодушен, пожалуйста

Это и есть любовь, — думала она, — не так ли? Когда, заметив чье-то отсутствие, ты ненавидишь его больше всего на свете? Даже больше, чем любишь его присутствие.

Когда-нибудь и ты станешь делать для меня вещи, которые ненавидишь. Это потому, что мы семья.

Надеюсь, что когда-нибудь и тебе доведется узнать, как приятно сделать для любимого то, чего сам не понимаешь.

Я думаю, и думаю, и думаю, мои мысли миллион раз уводили меня прочь от радости, но ни разу к ней не приблизили.

...а вместо того чтобы петь под душем, я писал слова своих любимых песен, от чернил вода становилась синей, или красной, или зеленой, музыка стекала у меня по ногам...

Тяжело прощаться с домом, в котором жил. Ничуть не легче, чем с человеком.

Она попросила отца, моего прадеда, твоего прапрапрадеда, купить ей голубку. А он купил ей косынку. Тогда она представила, что косынка — это голубка. Она даже убедила себя, что косынка умеет летать, но не летает, чтобы никто не узнал, кто она на самом деле. Вот как она любила своего отца.

-«А почему тебе грустно от красивых песен?» — «В них все неправда.»

Ужасно. Мы столько всего не смогли друг другу сказать. Комната пропиталась нашим неразговором

Того, кто не хочет верить, ничто не убедит.

Все мы знаем, что страдание существует, но точно выразить в словах, что это такое, невероятно трудно. В детстве мы узнаем значение слова «страдание», взаимодействуя с другими существами — как с людьми, особенно с членами семьи, так и с животными. В слове страдание кроется скорбный общественный опыт, драма, разделенная с другими.

Люди сосредоточены на последнем предсмертном миге. А мне бы хотелось, что бы они подумали обо всей жизни животного.

– Если мы подадим сигнал светом или еще чем-нибудь, кто-нибудь может нас заметить.
– Великолепно. В таком оживленном месте, как церковный шпиль, наверняка полно народу, ожидающего наших световых сигналов.

Чем крепче забор, тем лучше соседи.

Миф №9. Протестанты используют технику зомбирования людей.

... наперекор родителям, которые считали театр и кино делом не только мирским, но и греховным, изредка бывал в этих запретных местах где-нибудь на галерке.

Семья эта представляла собой одну из психических и социальных аномалий, - в ее побуждениях и поступках мог бы разобраться только самый искусный психолог, да и то лишь при помощи химика и физиолога...

Если мы хотим, чтобы люди уважали закон, мы не должны менять основанные на нем решения, не имея на то законных же оснований.

- Счас­тье при­хо­дит к тому, кто умеет ждать.
- Да, конеч­но, толь­ко смот­ри, не про­сиди всю жизнь в зале ожи­да­ния.

Юджин забыл, а может быть, ничего и не ззнал о метафизической стороне успеха и неудачи. Он не отдавал себе отчета в том, что «каким человек мыслит себя, таков он и есть», и таким мыслит его весь мир, ибо важнее не то, каков он на самом деле, а каким он себе представляется. Почему это так, мы не знаем, но что это чувство передается другим — неоспоримы факт.

Прошлого не воротишь. Нельзя разбитую чашку сделать целой. Можно только склеить её и назвать целой, но целой она от этого не станет.