– То, что вы делаете, – террористический акт, – заявил он. – Вы напали на нашу страну и угрожаете убийством наших людей. – Вы меня неправильно поняли. Я не угрожаю убить наших людей. Я даю вам слово, что убью наших людей еще до полудня. И вы ничем не сможете мне помешать. Так что попрошу присесть, дабы мы могли обсудить, что будет дальше.

Джек резко повернул голову, вперившись в свою команду взглядом, вопрошающим объяснений. – Кто его подключил? – Я сам подключился, – отозвался Хакер. – Уж если я способен хакнуть восемь автомобилей навскидку и транслировать их вживую на обозрение всему свету, неужто вы думаете, что я не найду способ пробраться в ваш гадюшник, так ведь?

– Для зрителей, только что присоединившихся к нам, сообщаем, что мы еще пытаемся проверить достоверность этой прямой трансляции. Но если то, что нам сообщили, соответствует действительности, то, судя по всему, четыре беспилотных автомобиля больше не подчиняются своим Пассажирам. Мы всё еще ждем официального заявления, но, похоже, автомобили, которые вы видите, были взломаны хакерами.

Он пробежался по списку альтернативных фраз в надежде, что одна из них может сработать. Наконец произнес: – Обход системы; остановить на обочине; передача управления водителю; открыть руководство владельца. Авто не отреагировало ни на одну из команд. – Машина, делай на хрен, что я сказал! – гаркнул он в сердцах. После паузы ОС отреагировала. – Нет.

Я была уверена: у него есть свои причины, какая-нибудь психологическая травма, превратившая его в бесчувственного робота. Судя по крупицам, рассказанным Джошем, детство Алекса было еще хуже нашего, хотя деталей из брата мне вытянуть не удалось.

Под ледяной оболочкой он был человеком, как и все остальные, и его разбитое сердце разбивало мое во сто крат сильнее.

Не нужно лезть из кожи вон, чтобы тебя любили, Ава.

Я жаждал ледяного, безразличного оцепенения, но боялся, что это и есть моя кара — гореть в пламени собственной агонии до конца вечности.

Ты — все, в чем я нуждалась, сама этого не зная, и с тобой я чувствую себя безопаснее, чем с любым другим человеком на планете.

Ненависть — самое похожее на любовь чувство, которое только можно выжать из недостижимого.

Любить кого-то — все равно что добровольно признать, что этот человек в силах тебя уничтожить.

Любовь существует в разных формах и проявлениях, и она не всегда полна радужных эмоций, которые вы себе представляете.

Некоторые люди возвышают тебя, а некоторые тянут вниз. А Рори? Она тянет меня в разные стороны и рвет на части.

Жизнь слишком коротка, чтобы не целовать того, кого хочешь.

Его дарование, обаяние и красота — оружие, и в эту секунду оно направлено против меня.

Если ты берешь на себя роль не по силам, то играешь ее плохо; а ту, которую мог бы исполнить, бросаешь.

Пусть смерть, изгнание и все вещи, которые кажутся ужасными, ежедневно будут перед твоими глазами, особливо смерть; и ты никогда не подумаешь ничего иного, никогда не пожелаешь чего‑либо слишком сильно.

Когда ему сообщили, что все его добро на корабле поглотило море, Зенон ответствовал: «Так удача предлагает мне посвятить себя философии».

Но одержимые своей идеей наши «ястребы» не остановились. Они решили переместиться в Китай. Дескать, там и так случаются разные утечки и, если что, это будет китайская проблема… Если бы они были настоящими вирусологами, то понимали бы, что никто не застрахован от разного рода ошибок, которые в конечном счете могут повлиять на весь мир.

Сложность работы разведчика-нелегала состоит не только и не столько в том, чтобы тонко вести двойную жизнь, а в том, чтобы эффективно вести разведывательную работу с конкретным результатом. Информацию, которая способствует принятию своевременных решений со стороны руководства страны, часто приходится добывать в самых необычных условиях.

Музей Джона Кеннеди, радиостанция Маркони и детский музей были осмотрены семьей в первые годы посещения, и теперь Рокфорды предпочитали велосипедные прогулки, время на пляжах, либо просто чтение на веранде коттеджа. Вода в заливе даже в разгар лета была очень холодной, поэтому купание не доставляло особого удовольствия.

Разведчица отработанным жестом стряхнула пепел с тарелки в бумажную салфетку и тут же смыла все в унитазе. После того, как шпионские аксессуары были вновь спрятаны в тайнике, можно было снять перчатки. В случае непредвиденных событий и вопросов, Стелла могла утверждать, что все вещи, включая радиоприёмник, остались от прежних жильцов, а она не имеет к ним ни малейшего отношения.

Американец присел на свободный стул и положил папку себе на колени. Стелла пристальнее всех разглядывала присоединившегося к ним коллегу. Её смутила русское звучание фамилии нового знакомого — Орлофф, это то же самое, что фамилия Орлов. Имеет ли он отношение к России, если да, то какое? Говорит ли он по-русски или он всего-навсего потомок давно переехавших в Америку иммигрантов.

Собеседники перешли через дорогу и подошли к неприметному входу, обозначенному витиеватым иероглифом, который напоминал стилизованного белого жучка. В полупустом в это время суток холле станции метро было комфортнее, чем на улице — пронизывающий зимний ветер сюда не проникал.

На плечи гида или руководителя выпадает крайне ответственная задача: максимально правильно оценить ситуацию с погодой, состоянием участников, и попытаться, на основе своего накопленного предыдущего опыта и даже некой приобретенной горной интуиции правильно спрогнозировать шансы на успех или поражение. Причем на принятие решения у тебя есть всего несколько минут. А то и меньше...

Умберто нравилось слово «покой» — многозначный итальянский термин, гибко вписывающийся в «миротворчество», «умиротворенность» и даже обладающий переносным значением: так говорят и о потере либидо.

Сабрина долго смотрела на это неуместное, нежелаемое ci tengo, слушая порывы первой осенней грозы, вспоминая Венецию и те магические, желающие защитить объятия, которые порой становятся оковами.

— Время — не наше, время — Бога! В наших руках — лишь текущий момент, но он — не время, он проходит. Мы можем стать его хозяевами, мы можем использовать его на благо себе и другим, но у времени лишь один господин, Господь.

— Вы не представляете, он ведь все одеяло тянет на себя, руки-ноги разбрасывает, я просыпаюсь на самом краешке кровати, потому что замерзаю во сне, — воспользовавшись моментом, тихим шепотом затараторила Линда. — Ну вы посмотрите, это же просто классика жанра: он отворачивается, она шушукается за его спиной!

Старинная пословица запрещает итальянцам жениться, начинать путешествия и любые новые дела, тем более те, что требуют креативности, по вторникам и пятницам — дням Марса и Венеры. Короткая неделя была придумана в этой стране задолго до получения полных гражданских прав.

Женщинам еще очень многое предстоит изменить. Ни один эксперимент с демократией, ни одна революция, ни одно требование равенства пока что не привели к равенству полов. В неформальных структурах лю- бого общества имеются непроговариваемые, почти неосознанные коды взаимодействия, определяющие, кто господствует, а кто подчиняется — и везде, повсюду они в конечном счете ставят женщин ниже мужчин.

Сильный пол? В сексе женщина цветет, а мужчина чахнет. Член входит в вагину огромным, твердым, на высоте своей силы и мощи, а выходит опавшим, выдоенным, поникшим. Женщины же, напротив, не отдают, а воспринимают и впитывают мужскую силу, Таким образом, вагина — центр и источник неиссякаемой, постоянно возобновляемой энерги, в то время как энергия пениса недолговечна и непрочна.

В раннем христианстве женщины боролись с мужским господством: выбирая стать невестой Христовой, женщина неизбежно показывала фигу земным женихам. Тысячи молодых женщин своим телом, кровью и костями помогали строить церковь Бога, в то время как разъяренные отцы, мужья и женихи предпочитали увидеть их на костре или в зубах диких зверей, чем позволить избежать «женского предназначения».

Неспешно проходили века и тысячелетия, а женщины почти не появлялись на горизонте. В пестрой исторической череде войн, королей и пап женщины всплывали на поверхность лишь за отсутствием мужчин. Жанна д’Арк возглавила французов, потому что подходящих мужчин на эту роль не нашлось. Елизавета I правила Англией, потому что закончились мужчины-наследники престола...

– Что это такое? – Большие ямы, полные битума. Там есть музей. Древние животные погибли в этих ямах и хорошо сохранились. Это естественный асфальт, который выходит из земли. Но поверх него собиралась вода, грязь и листья. Животные, мучимые жаждой, шли напиться, увязали в битуме и медленно умирали. – Ох. – Иногда мне кажется, что весь Лос-Анджелес – большое битумное озеро.

– Да, я пыталась. Умоляла. Кричала. Когда я слышала, как открывают люк, чтобы положить еду, я подбегала и пыталась с ними заговорить. Но они не отвечают. И если я держала люк открытым с этой стороны, не получала еды вообще. – Но они тебя кормят. Значит, хотят, чтобы мы были живы. Так что, может быть, если перестанем есть… – Хочешь объявить голодовку?

– Не знаю, почему он их собирал. Я сказал «забавно», потому что больше у него почти ничего не было. Мало одежды. Пара обуви. Компьютер. Телефон, который он в основном ставил на режим «в самолете» и использовал только для фотографий. Но он любил карты. У меня в Вашингтоне есть племянник, он аутист и любит карты. Нет, я не говорю, что Марти аутист. Черт, да он – полная противоположность аутиста.

– Тиф, где Гэри? – Я не хотела приводить его в первый раз. – Приведешь в следующий? Тиф пожимает плечами. – Да ладно, Тиф, не надо так. Мальчик должен видеть отца. – Я много раз общалась с отцом через стекло. Не уверена, что мне это что-то дало. – Но и не знаешь, отняло ли. Ты ведь выросла хорошей девочкой. – По-прежнему общающейся через стекло…

Она спит. Затем просыпается. Потом засыпает и снова просыпается. Спит все дольше. Кажется, годы. Но даже когда просыпается, все остается черным. Она слышит громкие ритмы хип-хопа. И думает, что это, наверное, бьется ее сердце. Она начинает думать, что умерла. А потом больше не думает.

Некий Чарли Деннис, бухгалтер из Пасадены, однажды исчез. В один прекрасный день не пришел на работу. Это попало в прессу, устроили большое расследование по делу о пропавшем без вести. Полгода спустя он вдруг появился и заявил, что заплутал в одном доме и все это время искал выход. Я пыталась взять у него интервью, но он уже два года находится в закрытой психиатрической лечебнице в Санта-Барбаре.

Девушка, очень юная, девочка – младше Оливера, но ненамного, – прикрывавшая наготу дрожащими окровавленными руками. Ноги ее также были в крови – ободранные, вероятно, когда она залезала в разбитое окно. Спутанные светлые волосы обрамляли лицо подобно мокрой занавеске, но не скрывали того, что было на – скорее, в – щеке. Там было вырезано число. Затянувшееся коростой, но достаточно свежее. Число 37

О’Нил беследно ищщез. 14 июня 1907 года труп Лиама О’Нила был обнаружен у пласта Пайперсвил штрек номер 7 с отверстием от бура во лбу и переломаной грудиной и от еденой ногой. На стене над ним кто-то вырубил KA REISLIA SAPNUOTI PASAULIO PABAIGA

Книга напомнила ему о том, что он уже близко, очень близко. Сообщила, что это девяносто девятый, и возбужденно потребовала не облажаться. Все зависит от этого. Он проделал такой путь, столь многого добился, и потерпеть неудачу теперь... – Я сделаю все как нужно, – сказал Джейк, обращаясь к книге. – Я познакомился с мальчишкой. Он слаб. «Однако его семья сильна», – с гневом ответила книга.

– Я была в лесу, – перебила его Мэдди. – У меня работала бензопила. Я ничего не слышала. – Ложь. По крайней мере, частичная. Но что еще она могла сказать? «Извини, дорогой, я вырубилась нахрен, а скульптура, которую я вырезала, ожила и улетела».

«Мне привиделось, что Зверь из Тоннеля пришел ко мне и написал это число у меня на руке, и посему туда я и отправился, к камням, в Тоннель, – и там обрел свою миссию. Отец был прав. Все вещи являются числами. Истинные Числа. Истинный Язык. У него было восемь пуговиц на куртке, когда я его убил». Из 37-го дневника серийного убийцы Эдмунда Уокера Риза

У каждого человека боль своя, особенная: у одних – маленький сгусток, у других – хаотический огонь. У одних похожа на приливную волну, а у других напоминает яд, разливающийся по жилам, или растущий синяк, или тени на воде. Оливер не понимал, что это значит, чем объясняется, и, главное, почему он проклят такой способностью, – но, сколько он себя помнил, боль была видна ему всегда.