Ты не можешь ни есть, ни спать, постоянно думаешь о нем и жадно ловишь каждый его взгляд.

Почему нам так сложно найти друзей, а вот врагов – пожалуйста, запросто.

Счастье должно быть именно таким – простым.

Почему любовь может причинять столько боли? Разве это не трепетное и сильное чувство, которое должно тебя делать только лучше?

И он попал. Граната взлетела над перевернутой вагонеткой и мешками с песком, ударилась о металлический край вагонетки, но не отлетела в сторону, а скатилась под ноги пулеметчику. Когда тот понял, что произошло, отведенные секунды уже минули, и грохнул взрыв.

Человек в форме лейтенанта выхватил из машины автомат и дал длинную очередь по другим солдатам. Потом подскочил к домику охраны и бросил туда гранату, упав рядом на землю. Из окна домика вырвалось пламя, полетели обломки, струей ударил серый дым.

Пленные бросились на немцев. Автоматные очереди ударили навстречу толпе, вырвавшейся из небольшого отгороженного пространства, куда их до этого собрали. Первые ряды начали валиться, но это не только не остановило восставших, наоборот, придало им новые силы.

На Когана удивленно уставился человек в немецкой форме. Возникшая секундная заминка решила судьбу опешившего немца. Реакция Когана была мгновенной – он дал короткую очередь, немец с пронзительным криком исчез. Но не успел Борис сделать шаг на следующую скобу, как в люк влетела граната на длинной ручке.

- Хорошо, - мужчина в кожаной куртке без предупреждения вскинул руку и нажал на курок. Сосновский вскрикнул вполголоса и зажал рану рукой, чувствуя, как рукав форменного армейского кителя наполняется кровью.

Мужчины бросились к машине, вытащили убитого лейтенанта на обочину и положили его лицом вниз, поправив пистолет в его руке так, чтобы была видимость, что немец отстреливался до последнего. Они завели машину и направили ее на толстой дуб у самого края дороги.

Неизвестно, сколько спецназовских пуль попало в цель, да и попали ли они в цель вообще. Стрелять вслепую, да еще когда твои товарищи барахтаются в рукопашной схватке, а ты при всем желании не можешь им помочь, – дело непростое. Конечно, всякий спецназовец КГБ прекрасно умеет стрелять, ориентируясь на звук, но все же, все же…

Все происходило стремительно, так что даже различить было сложно, кто кого в данный момент одолевает. В конце концов, Сольдо оказался внизу и попытался вцепиться зубами в горло Богданову. И почти уже достал, но Богданову удалось локтем ударить Сольдо по зубам, Сольдо захлебнулся кровью и откинул голову назад.

Рукопашная схватка, между тем, была в полном разгаре. Так бывает всегда, когда сходятся противники, равные по силе, ловкости и опыту друг другу. Выстрелов не было – ни советские спецназовцы, ни диверсанты не позволяли друг другу дотянуться до огнестрельного оружия. Да и не в интересах советских спецназовцев было убивать своих противников.

Долго искать Маккензи не пришлось – он лежал в десяти метрах от лагеря. Он был без сознания, но дышал, из чего следовало, что он жив. Его тотчас же привели в чувство и спросили, в чем дело. – Понятия не имею! – сказал Маккензи, тряся головой. – Мне надо вспомнить…

Бросок был стремительный, а «муравей» находился от Георгия на расстоянии шага. Георгий сшиб противника с ног, навалился на него, одной рукой зажал ему рот, а другой нанес разящий удар. Хватило одного удара, чтобы противник обмяк, потеряв сознание.

Здесь, на территории ГДР, «муравьев» ждали люди из западногерманской разведки. Разведка ФРГ, по договоренности с американской разведкой, принимала самое активное участие в осуществлении операции «Замена». Люди из западногерманской разведки должны были доставить американских спецназовцев к городу Ганзее.

«Танцевать» на языке спецназа КГБ означало идти навстречу предполагаемым выстрелам противника. Но идти не прогулочным шагом, а совершать специальные движения, которые и назывались «танцем». Вправо-влево, вперед-назад, присел-поднялся, бегом-медленным шагом – словом, как продиктует ситуация.

Собачий лай у себя за спиной диверсанты услышали ближе к вечеру, когда до Нижней Туры оставалось каких-то пять-шесть километров. Вначале они не придали этому значения, но лай становился все громче, он постоянно слышался не где-то сбоку или в стороне, а – за спиной. Поневоле создавалось впечатление, что кто-то идет по следу.

Александр опять долго молчал, а потом сказал такие слова, от которых Лопухов чуть не свалился под стол. Александр назвал сумму. Это была умопомрачительная. Это была такая сумма, которую Лопухов так вот запросто и вообразить не мог – ни в пьяном, ни в трезвом виде.

И вот уже почти месяц длится вся эта кутерьма, и никто ничего в ней понять не может. С одной стороны – вроде бы два гранатомета должны быть в наличии, а с другой стороны – вроде бы их никогда и не было на складе. Вышестоящему командованию полковник Кашин до поры до времени ничего докладывать не стал.

Химик отворил окно и выглянул наружу. Окно выходило на внутренний гостиничный двор. Двор был освещен электрическими фонарями, но сам он был пуст. Дул довольно-таки сильный ветер, и это было как нельзя кстати. Когда дует ветер, то звук прыжков со второго этажа не так слышен.

Парни стали окружать Алексея. Двигались они медленно, неслышными шагами. В руках одного из них сверкнул нож. Парень не таил свой нож, а наоборот, он его держал так, чтобы Алексею было видно, что это – именно нож, и было понятно, что этот нож в любую секунду может вонзиться ему в бок.

В глазах того, у кого в душе весна, мир всегда утопает в цветах.

«Нельзя обманывать Творца Слез», — шептались по ночам дети. Они вели себя хорошо, чтоб он их с собой не уволок. И Ригель знал, все это знали: обмануть его — все равно что обмануть себя. Творцу Слез ведомо все: кажая эмоция, от которой тебя бросает в дрожь, каждый вздох, разъеденный чувством.

Как было бы здорово закупорить свои радостные ощущения в бутылку и сохранить их навсегда. Или спрятать их в наволочку и наблюдать в ночном сумраке, как они сияют, словно перламутр.

Когда живешь одними мечтами и фантазиями, учишься радоваться самым простым вещам: случайно найденному четырехлистнику, капле варенья на столе, мимолетному взгляду. А предпочтения… это непозволительная роскошь.

Любовь кроется в самых незаметных жестах.

Журавлёв торопливо подошёл к знакомому милиционеру. Наклонившись, осторожно повернул его голову и отшатнулся, увидев, что изверги сделали с его лицом: шея была полностью перерезана, обнажая розово-синюю трахею, а вместо серых, чуть насмешливых глаз, зияла пустота с застывшей в глазницах сукровицей.

Клим замер. Прижимая руку с пистолетом к груди, направил его стволом в предполагаемое место появления бандита. И тот не заставил себя долго ждать: неосторожно выбежал прямо на затаившегося оперативника. Клим выстрелил, затем быстро оттолкнул мёртвое тело от себя и побежал вокруг сарая, намереваясь зайти в тыл бандитам.

Ерёменко, старательно ступая по скрипучим половицам на цыпочках, первым подошёл к покойнику. Бросив ещё раз косой взгляд на его жену, он осторожно расстегнул пуговицы на груди старого Эхманса, завернул чистую белую рубаху. Рваное входное отверстие от пули находилось точно в том месте, где располагалось сердце.

Орлов увидел на двухстворчатых воротах, умело разрисованных масляными красками разными цветочками, распятого человека, одетого в исподнее: рубаху и кальсоны. Из пробитых крупными коваными гвоздями отверстий на руках и ногах, а также из разрезанной ножом груди капала кровь, образуя на земле приличную лужицу.

Прогремевший взрыв разорвал огромную металлическую ёмкость на острые осколки, один из которых и срезал, словно лезвием, шею коменданта. Голова с распахнутыми от удивления глазами, разбрПрогремевший взрыв разорвал огромную металлическую ёмкость на острые осколки, одинызгивая горячую кровь, мячиком покатилась по траве. Туловище, лишённое головы, сделало по инерции ещё несколько шагов и упало ничком.

Когда первая пчела больно ужалила его в толстое мясистое лицо, он озверел, сорвал с плеча автомат и длинной очередью выстрелил старику в грудь: пули мгновенно вырвали из белой ещё час назад, а теперь алой от крови рубахи, рваные клочки, и кровь фонтанчиками упруго брызнула наружу.

И в этот момент на немецких солдат обрушилось что-то тяжелое и, обняв обоих за шеи, повалило на землю. Одному из немцев Глеб сразу же перерезал горло, но второй – тот, которого насторожило кукование в неурочный час – оказался шустрее и, извернувшись, навалился на Глеба. Еще мгновение – и капитан почувствовал, как ему по ребрам полоснули чем-то острым, и бок сразу же зажгло.

Со всех сторон на бегущих собак и автоматчиков, стоявших на открытом пространстве двора, обрушился огненный шквал. Через несколько секунд фашисты и их псы уже лежали на земле – кто убитый, а кто тяжелораненый. Одна из собак скулила и пыталась подняться на ноги, чтобы снова бежать и бросаться на спрятавшегося за сараем врага, но ее кто-то добил короткой очередью.

Микола увидел, что шальная пуля, угодив в спину, пробила женщине левое легкое немного ниже сердца. Он перевернул Ганну на спину, положил ее простоволосую голову себе на колени. Женщина была еще жива, но в темных глазах ее была такая тоскливо-мутная пелена, что Миколе стало понятно – недолго осталось ей жить.

Следом за ними выскочили из кустов еще пятеро человек, одетых в светлые рубахи и с немецкими автоматами наперевес. Увидев, что на поляне никого нет, они тоже попытались спрятаться, и бросились, было, обратно в кустарник, но поздно - по ним со всех сторон начали стрелять. Двое упали сразу, третий был ранен.

Через минуту самолет, войдя в штопор, врезался в зеленый массив деревьев где-то на нейтральной территории. Но за несколько секунд до этого над падающим самолетом вспыхнул белой звездочкой парашют. «Мессершмитты», сделав разворот и не обращая внимания на летящего к земле парашютиста, умчались восвояси.

То, что это была именно трагедия, сомневаться не приходилось. Три «мессершмитта», зажав «пешку» с трех сторон, пытались снизить ее скорость и не дать уйти на нашу территорию, где ей помогли бы спастись от преследования наши зенитчики.

Антон волновался. Теоретически он знал, что Морган, который вошел в программу «Хамелеона», должен был теперь ее контролировать и направлять. Но практически… Кто знает, как все повернется? Антон ведь не изучал подробно настройки ИИ «Хамелеона», и в точности не знал, как он работает, и что конкретно вложили в его память создатели.

Спецназовцы прильнули к окулярам биноклей. Танк мчался по плато, все дальше смещаясь в сторону от основных войск, ведущих наступление. За ним, раскидывая брызги камней, летел военный пикап, в котором в полный рост стоял Хендерсон и яростно махал пистолетом перед лицом испуганного шофера.

Программист резко повернулся и увидел, как он и предполагал, еще троих русских. Все они были в таких же балахонах, помогавших им сливаться с пустынным ландшафтом, как и на том человеке, который встретил их у замаскированной палатки. В руках одного из них, Хендерсон увидел чемоданчик с программой «Хамелеона» и внутри у него похолодело.

Разбудила его чья-то сильная и потная рука, которая властно легла на его рот и придавила голову к кровати. «Какого дьявола?» – успела мелькнуть в голове мысль. А потом ему к самому носу поднесли что-то резко пахнущее и дурманящее мозг, и он отключился.

Опасаясь ливийских и турецких шпионов и просто любопытных глаз, Хендерсон с самого своего появления на базе не расставался с секретным чемоданчиком. Он постоянно носил его с собой. Даже когда выходил из своей палатки в казарменную столовую, по нужде или прогуляться, он всегда пристегивал его к руке наручником.

Задумавшись, он наблюдал, как из огромного чрева «Локхида» выкатывают зачехленный «Хамелеон», как его цепляют тросами и устанавливают на подъехавшую вплотную к транспортному самолету автоплатформу. Зрелище завораживало Хендерсона не столько слаженностью работы солдат, занимающихся разгрузкой, сколько кажущейся ему нереалистичностью происходящего.

Убить человека, который не подозревает о том, что его хотят убить – дело самое простое. Это «Дельфин Бланко» знал – ему уже приходилось убивать таким образом. У него был при себе пистолет с глушителем, и это тоже было правильно. Неожиданное убийство – это неслышное убийство. К тому же, оно еще и безопасное.

Богданов и его бойцы искали долго, но до поры до времени ничего не находили. Не помогала даже специальная техника, которая обязательно отреагировала бы на любой взрывоопасный предмет, если бы такой находился поблизости. Но умная техника никак себя не проявляла. А ведь смертоносный презент должен был находиться где-то рядом!

Орудуя попеременно всеми этими предметами, Кузьмин вскоре извлек из-под обивки нечто похожее на пластиковую ампулу со вставленной в нее тонкой иглой. Причем игла была вделана не в край ампулы, а в ее середину. Больше того – ампула была расположена в подлокотнике таким образом, что иголка торчала вверх.

«Дельфин Бланко» не стал даже спрашивать, к чему такая срочность, с кем и о чем он будет говорить на встрече. У него и без того были ответы на эти вопросы. Прибыл Фидель Кастро, которого нужно ликвидировать. А, значит, встреча будет с людьми, которые присланы, чтобы исполнить дело. И разговор будет именно об этом.

Дело, конечно, предстоит непростое. Можно даже сказать – ювелирное тонкое. Никогда до сей поры спецназовцам не приходилось иметь дело с мафией. Со всевозможными военными – коллегами-спецназовцами из других стран – сколько угодно, с диверсантами и шпионами – тоже, а вот с мафией…