– Выходит, убийца исполнил задуманное. – Голос Стэнтона вырвал Нину из забытья. – Он понял, что до агента ФБР ему не добраться, поэтому нашел жертву взамен. Завершил начатое. – Я уже встречал подобную зацикленность, – профайлер покачал головой. – Он не просто хотел кого-то убить. Он – одержимый. Взглянув Нине в глаза, Уэйд прибавил: – Боюсь, это только начало.

Монстр снова доказал, что в любой момент может выбить почву у нее из-под ног. На грязном тротуаре, возле головы жертвы – там, где разметались спутанные волосы – блестела ромбовидная подвеска. От нее тянулась длинная цепочка, охватывавшая тонкую девичью шею. Этот кулон из разноцветных пластиковых бусин был на Нине в день похищения. Она вгляделась в узор из ромбов. Сомнений не осталось.

Пытаясь справиться с волнением, она спросила начальников: – Как вы догадались, что в послании речь обо мне? Там ведь нет имени. Только намек. – Ваше имя всплыло благодаря третьему подразделению ОПА. Нина молча обдумала эти сведения. В отделе поведенческого анализа, или ОПА, работали лучшие профайлеры ФБР. «Охотники за разумом». А третье подразделение расследовало преступления против детей.

– А почему «Геррера»? – полюбопытствовал судья. – Guerrero – по-испански «воин», «боец». А guerrera – с буквой «a» на конце – то же самое, только про женщину. Мгновение судья обдумывал ее слова. В его глазах сверкнуло понимание. – Воительница, значит? Нина качнула головой в знак согласия. – Надежду я оставила в прошлом, – тихо сказала она и, вздернув подбородок, добавила: – Отныне я сражаюсь.

Бой был скоротечным. Сосновский и Пряхин короткими очередями добили тех немцев, которые пытались уйти на нижнюю тропу, спасаясь от огня. Через пару минут все стихло. Остались только распростертые на камнях трупы, да притихшие румыны, которые так и не поняли, что произошло.

Если бы Шелестов со своими ребятами вышел из пещеры на десять минут раньше, все они попали бы под плотный огонь. Спрятаться здесь негде, отступать некуда. Назад в пещеру, так немцы сразу забросают ее гранатами. Спина похолодела.

Михаил повернул голову и похолодел. Подскакивая на камнях к его ногам прикатилась немецкая граната на длинной ручке. Он знал, что у немецких «колотушек» запал горит дольше, чем у советских, до шести секунд. Но если гранату бросил опытный солдат, он мог ее и придержать.

Михаил приподнялся над камнями и дал три короткие прицельные очереди. Один немец опрокинулся на спину, пуля угодила ему точно в лоб, второй свалился на бок и замер в нелепой позе. Третий юркнул за камни и пополз в сторону.

Сухой треск автоматной очереди заставил Буторина и Когана остановиться. Они оглянулись и, не увидев Сосновского, поняли, что произошло. Вторая очередь и тут же в ответ - целый хор очередей «шмайсеров». Сквозь треск выстрелов был слышен злобный лай собак.

Мария обернулась, не глядя, дважды выстрелила в сторону Кирхнера и бросилась назад, по тому пути, по которому пришла. Но, увидев немцев на тропе, остановилась как вкопанная, крутя головой. Ситуация была безвыходной.

Я услышал, как кто-то поднимается вверх по лестнице на второй этаж. Мама! Наверное, она пришла сказать, что завтра отведет меня в полицию. Я вышел из комнаты ей навстречу. Только вот… В руках у мамы, стоявшей на верхней ступеньке, был большой кухонный нож.

Слабые люди всегда выбирают жертвой тех, кто еще слабее них. Жертвам только и остается, что искать спасения у смерти. Но это не так. Мир, в котором ты живешь, велик и обширен. Если тебе невыносимо жить здесь и сейчас, то отправься на поиски безопасного места, где сможешь быть счастлив и спокоен. В бегстве нет ничего стыдного.

– Давай лучше пойдем в полицию. – В полицию? Да, они должны арестовать Моригути! – Нет, пусть арестуют меня. – О чем ты? С чего им тебя арестовывать? – Потому что я – убийца.

На теле матери было обнаружено одно ножевое ранение в области живота, на голове – гематома на затылке от удара об пол. Следователь заключил, что ее ударили ножом, а потом столкнули с лестницы. Все это до сих пор кажется мне нереальным. Даже после того как я увидела тело мамы в морге, я не могла поверить, что ее больше нет. Еще тяжелее было поверить, что убийцей был мой брат…

Его сестра рассказала мне, что, когда его спросили, зачем он убил свою мать, он ответил: – Хотел, чтобы меня поскорее арестовали. Сэнсэй, можно я задам вам свой вопрос? Как думаете, вам удалось отомстить двум мальчишкам?

– Погодь! Извиняешься перед убийцей?! Ты чё, такая же? Зададим ей! – закричала Аяко, наверное, представившая себя Жанной Д’Арк, не меньше… хотя эта дура вряд ли знает, кто это такая. В ту же секунду мои руки заломили за спиной – это сделал один из одноклассников, но я не рассмотрела, кто именно. Больно. Страшно. Я хотела, чтобы кто-то мне помог. Помогите!

От грохота заложило уши. Зимин оторопел. Завизжала, схватившись за голову, Инга Ленц. Что-то прохрипела Дина, дернулась, куда-то понеслась. Андрей не уследил – повалился на кушетку, когда по ноге попало перевернувшимся стулом. Творился какой-то ад.

За спиной раздался страшный грохот, заскрежетало железо. Зимин обернулся и видел, как у дальнобойщика заносит хвост. Водитель отчаянно тормозил, перекрывая проезжую часть. А переломанный серый фургон буквально взмывает в небо, переворачивается и катится по полю…

Зимин бил в челюсть, не останавливаясь. противник почти не сопротивлялся, отпрянул, задрожали ноги, из губы потекла кровь. Завершающий удар едва не выбил дух. Противник упал в мусор, застонал, захлопал водянистыми глазами.

Неожиданно сзади что-то хрустнуло под подошвой. Он только начал оборачиваться, засек боковым зрением, как из ниши выскользнул некто. Удар обрушился на голову, и все поплыло. Подобные штуки в ходу у уголовного элемента – тканевый мешочек набивают песком, глушит надежно, следов на голове не оставляет. «Глушарь» - по фене…

Сара Морган прекрасно владела русским и при необходимости могла сойти за коренную москвичку. Беседа продолжалась минут десять, все это время Зимин сидел как на иголках, нервно курил, вздрагивал, когда кто-то проходил мимо. Госпожа Морган могла быть не одна.

Старик давно превратился в сморщенную мумию, почти не шевелился, запотели стекла очков. На губах Дины Борисовны заплясала презрительная усмешка. Давалось ей это непросто, к роли героической партизанки на допросе женщина явно не готовилась.

Шарк-шарк-шарк. Сначала звук был тихим, и от него было легко отмахнуться. Шарк-шарк-шарк. Царапанье стало громче. Настойчивее. Инстинктивно потянувшись за оружием, Мэйси услышала тихий женский шепот: – Помоги мне. Найди меня.

Он медленно сжимал пальцы. – Чтобы задушить человека, требуется шестьдесят секунд. Все, что я могу сделать, – не торопиться. Один, два, три… – Нет, – всхлипнула она под размеренный счет. – Восемь, девять, десять… Мы почти закончили, милая…

Вязаная маска царапала лицо. Входя в свою особую комнату, он всегда надевал маску. Сначала – в качестве меры предосторожности, потом – осознав, что это усиливает страх жертвы.

– Он готовился убивать. Травмы указывают, что с каждым разом его агрессия усиливалась. – Думаю, вы правы, – согласилась Брук, указав на фотографию Ребекки Кеннеди. – Последнюю жертву он душил, пока она не потеряла сознание. Более того, мисс Кеннеди заявила: когда она отключилась, насильник привел ее в чувство. Сказал, что время умирать еще не пришло. – Он эволюционировал, – заметила Мэйси.

Ее приемная мать однажды сказала, что у Мэйси дурная кровь. Когда она училась в третьем классе, ее одноклассницу украли и убили. Все дети были напуганы – кроме Мэйси, которую очаровали копы, собаки-ищейки и синие мундиры полицейских, наводнивших район. «Никто, кроме нее, не осмеливается подходить к тому переулку, – шепотом сказала мать отцу. – Это ненормально».

В самом начале у него не хватало духу убить. Он ограничивался слежкой. Боялся. Трусил. Но со временем почувствовал, что может справиться со своей слабостью. Прошло совсем немного времени, и просто смотреть стало недостаточно. Он должен был сделать что-то. Доказать самому себе, что способен достигнуть совершенства во всем.

Тяжелая ваза из толстого узорчатого стекла, стоящая на подоконнике, с глухим звуком обрушилась на его голову. Комната растворилась в ярком, ослепляющем свете. Ноги Токаря подогнулись. Он рухнул на пол.

Прежде, чем Винстон успел нажать на курок, Токарь налетел на него с такой чудовищной силой, что тот впечатался в стену, опрокинув стол и пару стульев. От удара палец его дрогнул. Прогремел выстрел.

Нина — тряпичная кукла. Она позволяла делать с собой всё и, кажется, хотела большего. Выпустив грудь, Токарь ладонями сдавил её лицо. Нина вскрикнула.

Шесть лет назад Токарь по пьяни завалил какого-то дерзкого патлатого байкера. Бросил его труп в кусты, за гаражи. Мотоцикл в тот же вечер скинул знакомому перекупу. Потом закутил у каких-то шалав и через два дня вернулся домой.

Свой первый срок он отмотал ещё до того, как попробовал героин. На «малолетке». С тех пор тюрьма стала для него домом, который Токарь покидал лишь на короткое время.

Забыв о своём случайном маленьком развлечении, Токарь, а вместе с ним и все остальные, восхищенно смотрел на свою спутницу. Три дня — слишком короткий срок, чтобы привыкнуть к её красоте.

Когда грохнул выстрел, спугнув с веток стаю птиц, Буторин вздрогнул. Мгновенно сознание определило направление выстрела и точку, откуда он был произведен. Справа, метрах в пятидесяти.

Если полоса поплывет будущим летом, то толку от запасного аэродрома в Хандыге не будет никакого. А значит не сядут самолеты, значит, могут погибнуть люди и дорогостоящие машины.

Весь день охотники пытались выломать куски обшивки, чтобы освободить тело погибшего летчика. Хорошо, что погода стояла подходящая: сухая и еще не морозная. Тело начало портиться, появился запах.

Пограничник Волков сидел, прислонившись спиной к стволу дерева и сжимал рукой рану на плече. Парень был бледен, но держался хорошо.

Пулемет замолчал в тот самый момент, когда на мушке было трое нарушителей. Старшина выругался, перекатился в сторону и сжал цевье карабина.

Два выстрела раздались сверху. Это из своего карабина стрелял Волков. И ведь попал на второй раз! Пули ударили в камни возле головы старшины, срезали ветки, подняли столбики пыли, зарываясь в рыхлую землю.

Неизвестный принялся осматривать мертвеца, привычно, как заправский прозектор. Второй же также умело переселял содержимое из Акимовских карманов на стол, и чем больше их становилось, тем с меньшим энтузиазмом он работал.

Акимов, плохо соображая, полез было за удостоверением, и остановился, увидев уставленное в живот дуло. «Чего-то подобного и следовало ожидать», - философски подумал он, и, стараясь, чтобы голос звучал одновременно благонадежно и растерянно, произнес - Я лейтенант милиции.

На него глянул широко открытый темный глаз, который смотрел прямо, другой, под бровью со шрамом, застыл, кося в сторону. Блестели в оскале зубы, лицо белело, как брюхо снулой рыбы, нос большой, заострившись, казался еще больше. Что ж, инженера Ливанова задерживать уже не надо, он точно никуда не денется до второго пришествия.

И все-таки… куда, черт возьми, делся портфель? Он был, были и бумаги, что из него рассыпались. А когда Колька вернулся после того как догонял машину - ничегошеньки не было на мостовой, а ведь мокрая бумага должна была остаться. Значит, что - кто-то же бумаги собрал и унес, и если бы это был случайный прохожий…

Сорокин сходил в кабинет и лично передал телефонограмму в управление ОРУДа: под любыми предлогами задерживать автомобили марки «победа» и ГАЗ М-1, серые, синие или серебристые (если таковые найдутся), с номерами черного цвета, окончания «87» или «81».

Автомобиль налетел на отца, он ударился о капот, скатился на асфальт, замер вниз лицом. В сторону отлетели кепка, портфель, раскрылся блестящий замок, из портфеля вывалились какие-то бумаги, которые немедленно подхватил и погнал ветер.

Бросок, а потом грохнул взрыв, взметнувший в воздух землю вперемешку с травой и старой хвоей. И сразу же Будан вскочил на ноги и, прикрываясь деревом, стал расстреливать поляков с фланга. Крики и ответная стрельба огласили лес.

Мотыль тут же сдвинул в сторону флажок предохранителя, обхватил ствол пистолета зимней шапкой-ушанкой, которую припас заранее и нажал на спусковой крючок. Сухой щелчок бойка прозвучал тихо и безнадежно. Мотыль так побледнел, что это стало заметно даже в темноте.

Мотыль стоял босиком и в исподних штанах. Одной рукой он придерживал дверь, вторую держал за спиной. Сосновский подумал, что там мог быть пистолет, но потом увидел конец топорища.

Осмотревшись во временном лагере «окруженцев», Сосновский понял, что они тут делали и зачем разжигали костер. В кустах валялись жерди самодельных носилок и окровавленная простыня. А еще на краю поляны виднелся холмик свежей могилы.