Качинский, Быков и Жилина… Что же их всех объединяло, если не считать профессии? И почему все трое были убиты в течение двух дней? И, что самое главное, - стоит ли ожидать продолжения этого скорбного списка?

Голова женщины откинулась назад, рот был слегка приоткрыт, губы искривлены судорогой – все, что с ней сделала смерть, превратив живое тело в холодную статую и отняв то, чем при жизни она могла привлекать, радовать и дарить радость.

«Покойный лежит в нескольких метрах от полуразрушенной стены, лицом вниз. Вокруг бутылочные осколки и большая лужа крови. На шее, в области артерии и на лице множественные порезы. Смерть наступила в результате потери крови».

Большинство статистов, ещё не понимая, что случилось, бросились к тому самому месту, где только что в кресле сидел Качинский. Режиссёра охватили кольцом, спустя мгновение очень громкий женский голос закричал: — Врача! Скорее позовите врача!

Теперь казалось, что все плохое осталось позади. Как у Бродского. Нет проблем, всех печалей, троек в зачетке, неразделенной большой любви.

– И сколько лет мы с тобой в итоге продружили? Года четыре? – Шесть лет, – опять поправила я, – Долгих, ты нарочно меня злишь? Думала у тебя проблемы только с русским языком, а ты и считать не умеешь. Сколько пальцев показываю? – продемонстрировала я Пашке не самый приличный жест.

Засмотриваюсь в родные зеленые глаза, и мир на мгновение застывает. Я часто борюсь с желанием подойти к Нему, крепко обнять и, уткнувшись носом в шею, негромко во всем признаться.

Если безответная любовь, то да... Очень бодрит. Как внезапный сильный град. Холодно и твердыми льдинками больно бьет. А главное – к такому не подготовишься. Ты же не знаешь, где и когда град тебя застанет?

И счастье – оно так близко. В студенческом кафе за одним столом можно было вытянуть руку и потрогать свое счастье за нос.

Уинифред оглянулась на окно. Тьма была непроглядной, казалось, что наступила самая темная ночь в мире. Но уже через несколько часов горизонт окрасится в нежные цвета утра, и все будет кончено. Раньше ей и в голову не приходило, что самые страшные преступления могут совершаться при свете солнца.

– Вижу, ты расположился с удобством. Удивительно, что ты до сих пор не попросил принести тебе карт, – надменно проговорила она. Стеллан нахмурился, по-видимому, не расслышав ни слова – рот Уинифред до сих пор прикрывала платком. – Я скучал по твоему лицу, – пробормотал он, пропуская ее замечание мимо ушей. – Знаешь, у тебя вечно такое выражение, будто ты стискиваешь за спиной нож. Очаровательное.

Она снова шагнула вперед. На этот раз Парсон вздрогнул, расширив глаза. Но она всего лишь протянула ему руку, не снимая перчатки. – Я согласна на сделку. Только помните, что обманывать меня опаснее, чем Холбрука. Он может вас убить, а я могу сделать так, что вам самому захочется умереть.

– Вы ведь знаете, что я могу убить вас прямо сейчас? – ровным тоном поинтересовалась Уинифред. – Знаю. И, признаюсь, несколько опасаюсь этого. Но если вы убьете меня, то мистера Акли найдете не так быстро, как могли бы с моей помощью. Возможно, к тому времени он тоже будет мертв.

Ее окутало тяжелое, сонное умиротворение, все тревоги отступили на задний план. Здесь, в Хэзервуде, подобное настроение накатывало на нее часто. Спокойствие, подобное штилю. Затишье перед бурей.

Кровь прилила к лицу, и Уинифред присела на корточки перед плитой, обняв руками колени. Теперь в разгоряченном лице можно будет винить огонь, а не собственный страх. Ее вдруг потянуло коснуться горячей дверцы голыми руками, чтобы унять душевные волнения болью.

С тобой мне очень трудно не поддаваться надежде.

Она не знает, что слишком хороша для меня, и я решил надеть на неё кольцо, пока она не опомнилась.

Я хочу, чтобы ты мне доверяла. Поэтому должен сам довериться тебе.

Я сержусь только на тех, на кого мне не наплевать.

Я просто люблю тебя, и все. Не задумываюсь о том, кто чего заслуживает.

— Трэв, влюбиться в кого-то — не грех.

Мы все разразились смехом. Хейзел промокнула слезы под глазами. Как только мы успокоились, я поймала на себе взгляд Трентона. Когда он так смотрел на меня, я забывала о благоразумии. Мне просто захотелось насладиться молодостью и перестать слишком много думать.

— Я тебя не понимаю, черт побери. Но мне это, пожалуй, даже нравится.

Трентон действовал на меня самым худшим лучшим образом. Будто все, кем я являлась — и не являлась —, было для него желанным. Без каких-либо усилий с моей стороны. Он слепо уважал все, что знал обо мне, и это, конечно же, восхищало. Я поняла, что хочу большего, но не знала, что мне действительно нравится — то, какие чувства он вызывал во мне, или же его внимание.

— Я подумал, что сейчас самый подходящий момент признаться — ты само совершенство, и я буду совсем не против, если в ближайшее время ты безумно влюбишься в меня.

Мою комнату составляли необычные, случайные вещи, как, впрочем, и мою личность.

Принц бросает взгляд на двери вагона. – Вообще-то, я ему солгал. Человек в черных очках и с чемоданом позади нас, а я сказал тому, который ищет чемодан, что он в вагоне перед нами. – И чего ты пытаешься этим добиться? – Это всего лишь догадка, но я уверен, что в чемодане спрятано что-то ценное. Я имею в виду, если кто-то делает все, чтобы что-то найти, очевидно, что это что-то чего-то стоит.

– Забавным? В пистолетах нет ничего забавного. Даже если налепить на пистолет наклейку с Томасом, он все равно не станет забавным. «Томас и его друзья» – это для детей. Так что забавные игрушки и пистолеты – это совершенно разные вещи.

– Дедуля, когда был в деле, скольких людей ты убил? Налитые кровью глаза Кимуры сверкают. «Он хоть и связан, а все равно готов наброситься на меня в любой момент». – Я убивал людей, – говорит ему Принц. – В первый раз убил, когда мне было десять. Одного. В последующие три года – еще девятерых. Всего десять. Твой счет больше моего? Или меньше?

– Это был вопрос жизни и смерти: или он, или я… А как насчет той совсем простой работы, когда я должен был прийти в фастфуд, попробовать их новое блюдо и устроить там целое шоу напоказ – мол, аах, как вкусно, как потрясающе вкусно, просто слов нет, да это же настоящий взрыв вкуса! – Ты что, хочешь сказать, что невкусно было? – Очень даже вкусно было, ага. Только в том фастфуде реально был взрыв!

– Ты мне говорил положить чемодан с деньгами на багажную полку, помнишь? – Ну, говорил. – Мне эта твоя идея понравилась, так что я пошел в багажное отделение, чтобы взять его. Ну, в отсек для хранения багажа – в другом конце вагона. – Прекрасная идея. И что? – Его нет.

– Твой папочка был очень точен относительно деталей, – бубнит Лимон, загибая пальцы один за другим. – Спасите моего сына. Верните выкуп. Убейте всех похитителей. Так что все его мечты исполнены. Старший Минэгиси четко расставил приоритеты. Главное – спасти жизнь его сына, потом деньги, потом – смерть похитителей.

– Приведи мою дочь сюда, и я скажу ей это лично. Ярдли долго молча смотрела на него, недоумевая, как она могла любить вот такое? – Эдди, уясни вот что: я скорее умру, чем позволю ей встретиться с тобой. – Возможно, ты все равно умрешь, – усмехнулся он.

Какое-то мгновение Ярдли молча смотрела на дочь. – Да, мы его обязательно найдем. – Если он действительно подражает Эдди, для него высшей наградой, возможно, будет расправиться с нами, – спокойным тоном произнесла Тэра, уставившись себе под ноги. – Убить семью Эдди Кэла.

– Тут существует один-единственный путь. Эдди Кэла должны казнить. Он предпочтет умереть, но не выдать информацию задаром, поэтому вы можете отмахнуться от него, посчитав, что он говорит неправду, или… – Или? – Или дать ему то, что он хочет. – А что он хочет? – Вас.

Ярдли остановилась перед дверью в спальню. Двустворчатая дверь с бронзовой фурнитурой. Она мысленно представила себе, как Айзек утром распахнул обе створки… и увидел то, что увидел. Взявшись за обе ручки, она толкнула двери, как это сделал бы ребенок. Казалось, комната встретила ее безмолвным криком.

Ее бывшая начальница, вышедшая в пятьдесят лет на пенсию и открывшая ресторан, как-то посоветовала ей: «Покажешь свои чувства – и ты просто эмоциональная женщина, которой нельзя доверять. Будешь держать их в себе – и ты холодная сука, которой нельзя доверять. Выбирай, что тебе больше нравится».

Эдди Кэл. По профессии он был художником и скульптором. Из тех, кто всегда ходит в джинсах и футболке, заляпанных разными красками. Ярдли очень любила это в нем – полное безразличие к мнению окружающих. Она находила это неотразимым. Лишь потом, когда всплыли совершенные им убийства, Джессика поняла, что у него это получалось бессознательно.

– Линус, я не понимаю, о чем ты говоришь. Но если ты не имел отношения к делу Кристине Хартунг, еще не поздно заявить об этом. И тогда мы наверняка сможем помочь тебе и направить твое дело в суд на пересмотр. – Но я не нуждаюсь в помощи. Если мы всё еще живем в правовом обществе, я вернусь домой не позднее Рождества. Или, в крайнем случае, когда Каштановый человек закончит свою жатву.

Обогреватель начинает гудеть, и в слабом красноватом свете его индикатора на стуле, где совсем недавно сидел полицейский, Йесси вдруг замечает маленькую фигурку. Она не сразу понимает, что это каштановый человечек с воздетыми кверху ручками-спичками. И хотя вид у него совершенно обычен, ее охватывает дикий ужас.

За пластиковой пленкой на мостках лесов прямо напротив окон ее квартиры ей чудится некий силуэт. Но если это человек, то смотрит он точно на нее…

Тулин изо всех сил жмет на кнопку сирены, находит зазор в пробке и бьет по газам. Хесс же, сидящий рядом с ней, в это время читает эсэмэску на дисплее своего телефона. Каштановый человечек, входи, входи. Каштановый человечек, входи, входи. Есть у тебя каштаны сегодня для меня? Спасибо, спасибо, спасибо…

Два темно-коричневых плода каштана насажены друг на друга. Верхний совсем маленький, нижний – чуть побольше. На верхнем еще прорезаны два отверстия в качестве глаз. А в нижний воткнуты спички, обозначающие руки и ноги. – Каштановый человечек… Может, его допросить?

Страшнее всего оказаться заложником своего сердца.

Любовь далека от прогнозов и поведенческих признаков. Когда она нагрянет, контролировать ее невозможно.

Иногда все намного глубже, чем то, что ты видишь на поверхности.

Когда жаждешь сбежать, подойдет любая дверь.

Самые лучшие и важные моменты нашей жизни происходят неожиданно.

Можно любить человека и в то же время не стремиться быть с ним. Также, как и хотеть кого-то до того, как полюбишь.

– Хотелось бы выяснить, – профайлер взглянул на Нину, – знал ли он о вашем детстве? Уэйд задал вопрос с беспристрастностью бывалого детектива, однако его слова ударили Нину наотмашь. По его мнению, убийца оставил кошмарную пародию на ее прошлое – а значит, откуда-то узнал, что младенцем ее оставили в мусорном баке!