Игорь Прокопенко: «Работая над книгой, я прошел разные стадии восприятия Сталина: восхищался и ненавидел, боялся, жалел, понимал. ...Изучая документы, я честно старался не свалиться ни в одну крайность, ни в другую, потому что искренне хотел понять, почему он ТАК поступал? И еще хотел, чтобы о Сталине мне рассказал сам Сталин…»

Он вполне мог пойти в другую сторону и не встретиться с ней. Однако судьбе было угодно, чтобы он направился прямо к ней.

— Выходит, что, если Изводящая Тень и правда произошла от какого-то божества, — рассуждала Кас вслух, — скорее всего, это либо среднее, либо одно из высших божеств, потому что иначе цветы, наполненные магией Призмы, смогли бы исцелить болезнь.

Язык, на котором был написан текст, оказался ей незнаком, однако встретилось несколько выделенных жирным шрифтом имен, которые она прекрасно знала. Это были имена пятнадцати самых могущественных богов и богинь их мира, которые, по ее сведениям, одинаково произносились на всех человеческих языках.

Не дождавшись ответа, она закатила глаза, подумав про себя: «Неужели он возомнил себя настолько могущественным, что считает себя помехой для моего побега?»

— Вы отсюда родом? — Я родом отовсюду и ниоткуда! — Таков был ее обычный уклончивый ответ на этот вопрос.

Не заставляй меня влюбляться в тебя еще больше.

Я не бегаю за женщинами. Я – вечный холостяк. Меня это устраивает. Если я впущу людей в свою жизнь, то они могут увидеть то, что им не понравится. Делайла уже видела все мои пороки. И все равно рядом.

Гордость – странная штука. Мы склонны думать, что действуем себе во благо, не желая зависеть от других. Было ли дело в гордости или в эго, которое заставило меня прогнать Делайлу, когда та пыталась помочь? Зудящий, тугой ком в животе заставляет задуматься, что, может, истинная гордость – это способность с достоинством принимать ситуацию такой, какая она есть.

Спорить с ним – все равно что примерять узкие джинсы, которые вы достали из шкафа спустя несколько лет и которые все еще подходят, хоть и сидят плотно.

Знаю ли я Делайлу? Да, знаю, хотя ей это бы не понравилось. И она знает меня. От этого в груди странное чувство – отчасти волнение, отчасти отвращение, – словно меня против собственной воли раздевают догола, и я не понимаю, нравится мне это или нет.

Холодный и зачастую молчаливый Мейкон нередко смотрел на меня так, словно не мог понять, почему мы дышим одним воздухом. Пожалуй, это было единственное, в чем мы сошлись. Потому что в остальном мы сходились так же, как снег и соль.

Ты будешь либо концом, либо вечностью. Богини бросили для тебя камень. Найди пятый элемент.

Может быть, именно поэтому небо продолжало сводить нас вместе. Может быть, именно поэтому они ненавидели нас обоих.

Его голос был низким и глубоким. Покорным и дерзким. Я смотрела на него и видела короля и шута одновременно. Звезды, ночь и солнце. Каким‑то образом все они объединились, чтобы создать его.

Единственное, что было знакомо мне в новом мире, — это небо. В то время как все менялось, даже я менялась со временем, только небо оставалось неизменным, куда бы я ни пошла. Небо было единственной веткой, за которую я держалась.

Мой дед часто посмеивался надо мной, утверждая, что я нашла убежище в небесах, потому что боюсь моря. Я не могла отрицать этого, но каждый раз, когда поднимала голову вверх, слышала там музыку, как будто получала приглашение от облаков.

Самой величайшей страстью, связывающей меня с этим миром, было небо. Я никогда не могла оторваться от магии звезд и таящейся в них великой тайны. Для меня настоящей магией было само небо.

Я не хочу, чтобы мной пользовались и бросали меня, будто я какая-то ненужная вещь.

Мне нравится, как ты меня ненавидишь. Вспышка молнии осветила комнату, выхватывая из темноты зеленые глаза, подведенные черной сажей, и порочные губы.

В темноте прозвучал хриплый смешок, убаюкивая меня своим теплом. Я даже не заметила, как провалилась в сон.

Эйвин не раз говорила, что мой острый язык меня до добра не доведет. Только вот я даже представить не могла, что в итоге окажусь непонятно где со сломанным экипажем, а проводник бросит меня незадолго до наступления темноты.

Нет проклятия хуже, чем любовь.

Существует пять языков любви: подарки, помощь, время, слова и прикосновения. У каждого человека есть свой язык любви.

Я рано поняла, что в жизни нет настоящих злодеев, есть только люди, которые пострадали так сильно, что забыли, каково быть хорошими.

Я так долго был один, ожидая, что однажды одиночество перестанет казаться мне чем-то печальным. Этого не случилось. Каждую ночь я лежу в постели, и одиночество целиком меня поглощает.

Если хочешь достичь успеха — не прекращай пытаться.

Я верю, что любовь — это взрыв, пожар в душе. И когда она становится настолько сильной, что пронзает тебя насквозь, тебе неизбежно приходится выразить ее словами.

Если в моей жизни и было что-то постоянное, так это любовь моей матери. Мне никогда не приходилось в ней сомневаться — так же, как и моему отцу. Она была живым воплощением «любви до гроба» — верной до конца.

Но если он сражался и видел, как убивали его товарищей, видел, как улицы окрашивались в багровый цвет невинной кровью, то его дух невозможно сломить. Он достоин восхищения за одно лишь мужество.

Она была человеком, никем, и так будет всегда. Им нельзя появляться вместе. Она никогда не сможет рассказать друзьям об их знакомстве, да и о нем самом. Никто не поймет, и никто не одобрит их союз.

Рядом с ним ее ждала бы размеренная, безопасная и, без сомнения, по большей части счастливая жизнь. Возможно, именно это ее и пугало.

— Последний раз, Фейт. И спасибо тебе, правда. Ты храбрее всех, кого я знаю, — сказал Феррис, положив руку ей на плечо.

— Ты очень много для меня значишь, Фейт. И я никому не позволю причинить тебе боль, — произнес он так тихо, что у нее сжалось сердце.

Он выглядел счастливым. Таким, каким она никогда прежде его не видела. И в душе зажегся маленький лучик надежды среди прочих тяжелых переживаний. Осознание того, что она может сделать его счастливым — возможно, в этом и кроется ее спасение.

Он должен был быть важен для тебя, чтобы ты захотела прийти сюда. Ты должна была быть важна для него, чтобы он дал тебе выбор. Мне и судьбе этого хватило.

Чтобы снять проклятие, нужны были верность, сострадание и добрые намерения. И, если подумать, я поставила бы на то, что хаос черпал силу именно от добрых намерений. У тех, кто желал другим зла, тоже получалось его использовать, но истинная мощь крылась в искренней добродетели.

Все истории чем-то заканчиваются, вот я и написала конец, самый простой: зверь найдет любовь и будет освобожден.

Пожалею ли я, что доверилась ему, когда узнаю? Возможно, но вся беда была в том, что я действительно доверяла ему. Он был мне дорог. Очень. Он спас меня от моих демонов и придал уверенности и сил. Он показал мне, какой может быть истинная страсть и истинная любовь.

Во всех книгах писали о том, как любовь сводила с ума даже самых рассудительных. Любви было более чем достаточно, чтобы начать войну с кем угодно.

Поворачиваешься спиной, и тебе вонзают в нее нож. Можешь мне поверить, никто не сражается честно.

— Я не сдамся без боя, — сказал я. — Но я должен знать, что, когда умру и превращусь в прах, кто-то все же попытается остановить его. Попытается посадить Уилла на трон.

Каждая фракция магических созданий захочет обладать этой силой. А если не смогут забрать ее себе? Они позаботятся о том, чтобы никто другой не сумел.

— Вы не понимаете, о чем говорите. Я могу быть достаточно сильной, но вы не знаете, будут ли так же сильны и все остальные. Вы не представляете, что принесет буря, когда обрушится на всех нас.

Я — ключ к чему-то… ключом к чему быть не хотела.

Оракул сказала, что я — их спасение, но мои сны говорят, что я — их погибель.

Преврати свое горе в нечто могущественное.

Я бы не видела призраков, если бы сначала спасла родных. Если бы защитила их. Теперь Драконьи острова буду разорены. Враги возьмут все: драгоценности, рабов и бог знает что еще. А все потому, что меня там нет. Я не в состоянии им помочь.

Жена Аррика являлась важным ключом, и все это знали. Она — ключ к победе повстанцев, ключ к объединению Драконьих островов. Ключ к свержению Сорена и к успешному восхождению Аррика на верлантийский трон. Она все изменит. Они все изменят.

Имей в виду, принцесса: игра с огнем приведет к тому, что ты обожжешься.