Альберт склонился над трупом, втянул воздух. От девушки пахло свежим алкоголем, но не так, как если бы она выпила и выдыхала перегаром. И еще он уловил едва заметный аромат французских духов. Еще слабее пахло хлорированной водой, которая заглушала французский аромат.

Юрий Витальевич стоял посредине холла, а на полу, раскинув руки, лежала длинноволосая девушка в шелковом халате. Глаза открыты, голова слишком уж круто повернута, как будто шея скручена, рот приоткрыт, фарфоровые зубы в рассеянном свете тускло поблескивают.

На суде Ричард Рамирес предстал фигурой почти демонической. Он поднимал руку, демонстрируя фоторепортерам пентаграмму, нарисованную на ладони. Словно демон, прикладывал пальцы к виску. Не слишком удачное поведение для человека, который не признавал себя виновным, хотя и то, и другое было в значительной степени продиктовано тактикой защиты.

Вообще в детском поведении Эдмунда Кемпера было много тревожных симптомов, свидетельствующих о ненормальности развития. Он убил двух домашних кошек, причем одну — с помощью мачете, отрезал головы кукол, с которыми играли сестры.

Во время тюремного заключения Деннис Нильсен проявлял кое-какую активность, писал протесты, оспаривая свое право на доступ к гей-порнографии, а также выразил желание издать автобиографию. В 2002 году благодаря стараниям Нильсена (который к тому времени стал довольно известным борцом за права заключенных) в Великобритании приняли закон, разрешающий зекам получать по почте эротические материалы...

Интересный факт: находясь в тюрьме, Кролл изыскивал возможность хирургическим путем избавиться от половых влечений. Как и в случае со многими маньяками, пристрастие к убийствам, по сути, было в нем «запрограммировано».

Приговоренный к тому, чтобы провести остаток жизни в тюремной камере, Риджуэй позже изменил некоторые показания: рассказал, что убил намного больше женщин (в общей сложности подтвердилось 49 убийств). На одном из допросов он признался, что убил 65 женщин, на другом — что 71. Скорее всего, он и сам не мог толком вспомнить точное число своих жертв...

Интервью Теда Банди — страшное напоминание о том, как в одном человеке неизлечимая психическая болезнь может сочетаться с внешней «нормальностью». Банди наконец признался в совершении огромного количества убийств и рассказал, что юношеское увлечение порнографией способствовало острому желанию еще более «жестких» половых ощущений, выразившихся в зверином насилии над будущими жертвами.

С самого рождения… Его сердце пылает. У меня самой маны не слишком много. Но как только приходит зима, кажется, словно мое сердце покрывается инеем.

Твое лицо прекрасно. Неважно, плачешь ты или смеешься.

Мы встретились легко, и поэтому можем легко расстаться. Как же ухватить тот шанс, что вот-вот покинет меня?

Слишком хороший, чтобы его ненавидеть… Но слишком опасный, чтобы его любить.

Увидев их глаза, полные страха и гнева, я понял, что случится нечто ужасное, если я пожелаю чего-то еще. Я всего лишь хотел любви…

Буду любить его, пока он не встретит главную героиню!

«…женился почти сорок лет назад просто так, на авось (мама говорила: «наобум лазаря»), а выиграл жизнь и судьбу. Свое персональное, очень жаркое солнце выиграл»

«Вся жизнь раскатилась перед ним, как раскатывают красную дорожку: прямую единственную дорогу без вариантов, да и к чему они, эти варианты, я вас умоляю, когда и так все понятно?»

«Гуревич, дамский угодник, оставался галантным даже когда его сильно тошнило»

«…твоя безудержная идиотская эмпатия источает неуловимый запах, вроде ладана, и потому страждущие – как в храме – рвутся к исповеди…»

«Сумасшедший дом был пристанищем людей необыкновенных. Папа называл их больными, но Сеня приглядывался к каждому, подмечая крошечные… ну совсем чуть-чутные признаки притворства…»

«Семья была врачебная, и это определяло всё – от детских игр до трагической невозможности нащелкать градусник до тридцати восьми…»

Перекидывались молчаливыми взглядами; поэт «конца века» судил поэта «начала века» и обратно; оба друг друга, видимо, презирали.

Вы не умеете вспоминать, не умеете радоваться, не умеете жить.

Пленник мой бедный, заставляешь себя думать о «свободе других», а сам-то?

Буду нуль. Не желаю быть нулем. Провались лучше тогда все и вся.

Или я чего-то не вижу, не понимаю, или везде все люди одинаковы.

Заиграла Россия, запила, — горе веревочкой завила, дрался народ, кружился, — в канаву завалился, да и посейчас там.

– А что мы можем поделать, если свидетелей нет? Они или убиты, или запуганы и молчат. Рано или поздно стервецы попадают в клетку. Но до этого успевают пролить кровь ведрами. У Коломбата, что сидит сейчас в Лукьяновской тюрьме, только доказанных жертв пятнадцать.

Лыков, конечно, слышал. МВД много лет получало из Минфина сверхсметные кредиты на содержание специальных отрядов, стоящих на границе Персии с Афганистаном. Якобы эти силы служили санитарно-эпидемиологическим кордоном, не допускавшим проникновения чумы в дружественную нам Персию.

В управлении поднялся переполох. Случай был из ряда вон: фартовый проник в ряды полиции и семь месяцев получал сведения обо всех секретных операциях. Люди Андреева рассердились не на шутку. Уже через сутки они отыскали Гаврилу в Подгорно-Жилкинском селении.

Лыков кое-что уже знал про «святого старца» и тоже полагал, что таких людей при Дворе быть не должно. Разговоры подобно этому ходили по Петербургу не первый год. Но от Филиппова он слышал такие слова впервые.

Первое нападение случилось 3 июня, когда Лыков еще состоял под судом и ждал оправдания. Восемь человек ворвались в лавку на Большой Белозерской улице под вечер, когда сиделец подсчитывал выручку. Дали рукоядкой нагана по голове, выхватили кассу и ушли вразвалку. Потерпевший никаких примет вспомнить не смог.

Лыков третью неделю как восстановился на службе. В начале 1912 года он угодил по ложному обвинению в Литовский тюремный замок. Друзья сумели доказать его невиновность лишь к лету. Ошельмованный сыщик вернул себе дворянство, чин и ордена, а вот прежнее место ему пришлось отвоевывать.

Гуров сбросил скорость чисто на автомате, потому что водитель начала оттеснять его к обочине, достаточно грамотно заставляя его еще сильнее снижать скорость. Именно в этот момент полковник почувствовал, как руль очень характерно повело вправо и, если бы он был на большой скорости…

Лев пожал плечами: такое странное покушение даже больше озадачило его, чем напугало или разозлило. Да, конечно, пару швов наложить пришлось, но в его жизни случались и действительно опасные покушения. И много раз жизнь сыщика висела буквально на волоске. А тут… Что это вообще было? Чья-то глупая шутка?

Женщина с длинными растрепанными волосами вцепилась в рукав Гурова, размахивая перед его лицом бумагами. Правда, Лев успел заметить, что это была не повестка, а отчего-то газета, когда он почувствовал жжение в правом боку. Потом кто-то закричал: «Кровь!»

Романенко уверен, что Кубинца убили. Он слышал, что Кубинец не хотел с кем-то встречаться, долго отнекивался по телефону и пытался перенести встречу. По словам фсбшника, в последнее время Кубинец был напряженным, иногда начинал нервничать, казалось бы, на пустом месте. Опасался находиться в людных местах.

- Согласно вскрытию, он погиб от разрыва аневризмы, стенки сосудов истончились, и произошло критическое кровоизлияние. Смерть была мгновенной, так что, когда он упал на рельсы, то был уже мертв.

Жертва — молодой мужчина, иностранец, с кожей кофейного цвета и тонкими чертами лица. Одет был в классический светло-серый костюм, вещей при нем не было. Эксперт-криминалист Дарья подала Гурову прозрачную папку, куда сложили все, что было в карманах. В том числе и удостоверение с работы.

Севастьян уже разделся, но в воду не входил. В состоянии тихого бешенства Пасечник запросто мог подстрелить его. Да и не хотелось ему плыть за Харитоновым. Вдруг задержит его, а он возьмет и выкрутится. К тому же у Харитонова нож, что-то не было желания умирать ради того, чтобы самому оказаться за решеткой.

Милованов считал его сумасшедшим. Может, это он и убил Горохову. И чтобы убедить себя в обратном, нужно будет отработать все машины, водители которых могли видеть, как он менял запаску. Но начнет Севастьян с Канареева. Кто-то же должен подтвердить, что до двадцати минут четвертого Севастьян просто не мог находиться в городе.

Крюков склонился над трупом, осторожно взял за плечо, повернул тело на бок. Голова осталась в прежнем положении, а шея открылась, на ней и синяки от руки, и явный след от удавки. Похоже, преступник сначала душил жертву предплечьем, а потом пустил в ход удавку. Возможно, из шелковой косынки, которую Лиза носила вместо шарфа. Косынки нет, и сережек тоже.

Но чем преступник ударил жертву, пока не ясно. Может, кулаком по голове. Севастьян ощупал затылок, а ведь прощупывается шишка. И набухнуть она успела, потому что Лиза еще жила какое-то время после удара.

Женщина лежала на полу, на животе, голова набок, правое ухо вверх, мочка разорвана, сережки нет. Глаза открыты, на лице застыла гримаса ужаса, рот приоткрыт как у рыбы, выброшенной на берег. Голова не покрыта, волосы разметаны, знакомый плащ распахнут настежь, полы откинуты.

Крюков неторопливо повернулся к нему, и морально, и физически готовый к драке. Все-таки в момент удара к опасности лучше находиться лицом, а не боком. Пропустить ударную руку мимо себя, поймать ее в захват, взять на прием, Крюков это умел, и точно знал, что не оплошает.

Тем не менее егерское движение дало важнейший результат. Когда в 1917 году царь отрекся от престола, Финляндия начала дрейфовать прочь от Российской империи. Процесс был небыстрым, но кончился победой народа, который давно хотел независимости. Свобода далась дорого: в молодой стране началась гражданская война между «белыми» и «красными». И вот тут егеря сказали свое веское слово.

Первого августа 1914 года в 18 часов по берлинскому времени Германия объявила войну России. Это был ответ на всеобщую мобилизацию, которую Россия начала после того, как 28 июля Австро-Венгрия напала на Сербию. Затем последовало множество других взаимных афронтов – два блока сцепились. Началась небывалая прежде по масштабам Мировая война.

– От имени купца первой гильдии Смирнова награждаю вас за содействие в возвращении ему похищенных средств. Расписка не нужна. – И сколько тут? – желчно поинтересовался генеральный комиссар, держа руки в карманах. – У тебя две тысячи рублей, у Вихтори тысяча. На лодку хватит и еще останется на обмыть. Нотариус, недолго думая, принял деньги и вежливо поблагодарил.

Но долго раздумывать было некогда. Дверь притона открылась, и наружу полезли разбойники. Коскинен выстрелил в воздух и что-то крикнул на финском – видимо, предложил сдаться. В ответ ребята одарили его целым залпом и скрылись обратно в доме. Лыков полез за браунингом: – Глупая голова, ты не оставил мне выбора. Нешто я брошу полицейского в опасности? – Тогда поддержите меня огнем, – обрадовался финн

- Триста тысяч не иголка в стоге сена. Если ихние сыскари возьмутся за дело всерьез, они их найдут. Так что главная твоя задача – заставить работать их. Один ты в Финляндии ничего не сделаешь, какая бы ни была у тебя репутация. – Это да… – помрачнел Лыков. – Они там даже по-русски не говорят. Или по-шведски, или по-фински. Ни тот, ни другой выучить невозможно.

В середине августа в столице произошло необычное преступление. Старший кассир Русского для внешней торговли банка Хейкки Раутапяя придумал и успешно реализовал сложную аферу. Как потом выяснило дознание, он послал сам себе из разных почтово-телеграфных контор Петербурга и Гатчины двенадцать телеграмм.